Реальность допускала разгром крупных формирований противника с перекрытием основных коммуникаций, чтобы не шлялись совсем открыто, как в первую войну, разъезжая на боевой технике. Танковых армад не отмечалось и раньше, а толпы противника скрывались в тайных бункерах, грея лапы над костром и красуясь густыми бородами, только на лентах западных журналистов. Действительный враг тащил мимо бойцов тележку с пожитками, глазел на них из окон автобуса или от простреленных ворот, плелся в школу, открытую по случаю мирной жизни. Подрост сгоняли в один класс, от семи до восемнадцати, и во главе с учительницей все зубрили грамоту - за годы свободы выросло поколение, не умевшее читать. Как-то при независимости обходились.

Во все рытвины не посадишь солдат, к жителям поголовно не приставить сотрудника, лучше двух, чтобы пасли круглосуточно и неусыпно. Без того же выходила сущая ерунда, детские кошки-мышки. Операции в подчиненных районах носили формальный характер, участники активностью не отличались. Боевые в эту кампанию пока шли всем, но получить их тоже хотелось. Выехав, старались занять выгодную позицию и отстоять нужный срок под прикрытием брони, а если фартило, докладывали о результатах, не покидая расположений.

Пост на краю села обстреливался тем не менее регулярно. Из жилого сектора - никогда, но дистанции и скорость исчезновения не оставляли сомнений в том, откуда брались вьетконговцы. Тревожили ночью, вечная тактика от Гиндукуша до Балкан: днем тихий селянин ковыряется в огороде, с темнотой достает оружие и выходит на тропу войны. Заставляли их, платили, мстили сами за что-то или срывали злость - черт разберет. До второго пришествия империи простой люд жил хоть с крышей над головой, а что русских с прочими резали на глазах, было не в счет, у каждого хата с краю. За время самочинности и двух бойнь, особенно последней, все сильно озверели. Стоявшие недалеко от поста мотострелки иногда заезжали купить чего-нибудь на импровизированных лотках вдоль трассы, заглядывали на блок. Между наемников, как шутя звали служащих по контракту, встречались бомбившие с первых залпов еще в тот раз. От рассказов продирал мороз: пленных только при начальстве с корреспондентами отвозили на фильтрацию, в Чернокозовы, обычно взятых с бою рвали на части, кромсали штыками, протыкали зад арматурой, обливали солярой и жгли, называя "гриль". Схваченных по подозрению, а то и просто так давили броней, забивали в пасть гранаты, размочить прикладами или дать просто очередь считалось милостью, почти гуманизмом.

-- А что с нашими пацанами делали, знаешь? Так их и надо, уничтожить до последнего всех!

Что говорить о рядовых бойцах, как-то на пост заехал в качестве проверяющего худой дерганный майор (был и тут надзор, и рапорты-показатели, отчетность, даже смотр с песней собрались однажды устроить). Майор в берете, при двух рациях и куче оружия, оказался болтлив и нездоров на голову. С третьего слова начал рассказывать, не дождясь ответственного, про 89-й в Тбилиси, как из своей БМП расстрелял студенческое общежитие, откуда метнули бутылку с горючим. Правда, не попали, но он жал на спуск, пока не вышел запас, лишь тогда велел догонять колонну, а гусеницы уходящих машин секли и секли в темноте из брусчатки мостовой искры... Хотели судить, отстранили от должности, но подоспел Карабах, потом чурки вообще отделились. В первую войну командовал ротой спецназа, набирал в вертак бандитов, их пособников и допрашивал над землей: будешь говорить? Нет - пошел вниз, следующий! Если вопросы потом, так сами выбросились по дороге на базу, страшась бесед с комитетчиками и представителями ГРУ. Один раз доставил задержанных, начал колоть, получил информацию, а ему: почему вешали за руки на танковый ствол? Привязывали к ногам аккумулятор и совали в член провода? Бросил возить, за село и в ближайший ров, не было никого, точка. Но пришлось в итоге уйти из ВВ, достали, перекинулся по милицейской части. Ничего, обезьяны эти его запомнят надолго...

-- Слыхал? - обменивались впечатлениями бойцы. - Чертяка какой, войной ушибленный!

-- А че, - дымил желтой ростовской "Примой" с фильтром другой, нормалек. Если б все до конца так действовали, порядок давно бы был.

-- Какой тут порядок, сам посуди: захотели чичи своим племенем жить или тейпом, а им штырь в глотку по самое не хочу. Раз прибалты цивильные и без нефти, им позволили свалить, вся Эстония меньше этого района, у казахов-туркменов и то какая-то независимость, а ичкерам - жуй?

-- А людей кто воровал, машины по всей России, баксы фальшивые шлепали и по всему Кавказу беспредел разводили? Ты их защищаешь, а как бошки резали и снимали кино, видел?

-- Никого я не защищаю, хрена они мне, просто сколько наших в итоге погибло. А те, что жили тут раньше - дома оставили, превратились в бомжей... Стоит оно того? Всех дел было поставить настоящую границу, сами бы передохли, сгрызли друг друга и в конце концов запросились назад.

-- Раз такой умный, чего ехал сюда?

Чего ехали все; в сводный отряд записывали не просто добровольцев, а лучших из них на руководительский взгляд. Желающих оказалось так много, что вокруг командировки плели интриги, ссорились, едва не совали начальству взяток. Восемьсот рублей в день не снились даже тем, кто занимался делами, большинство же пробавлялось охранной халтурой да мелким грабительством. Хотелось и овеяться славой, побывать на войне, пусть все знали, что простая милиция в настоящих боевых действиях не участвовала, даже когда они шли. Стратегам наверху точно известно, как нужно и что: армия ломает организованное сопротивление, дальше приходит черед "внутренних органов", земля-то своя, просто взбунтовавшаяся. Главное - четко распределить функции и поставить задачи, добиваясь их выполнения бичем приказов и взысканий что на фронте, что при окрашивании листвы в образцово-проказательный цвет. На деле получалось не совсем так, молотил "Град" девственно-пустые ущелья, а колонны попадали в клещи боевиков далеко от передовых позиций, в неразберихе части сражались друг с другом, но за то генералы ответственности уже не несли.