В толпе раздались рукоплескания.

- И тогда, - продолжала Пьеретта, - вы скажете своим товарищам из следующей смены, чтобы они не ходили в цех.

Снова рукоплескания, еще более оглушительные, чем в первый раз.

- В одиннадцать часов, - продолжала Пьеретта, - ваши делегаты здесь же на площади дадут вам отчет о переговорах с дирекцией. И тогда мы все вместе решим, какой нам следует дать ответ.

Послышался одобрительный гул. Слово взяла Луиза Гюгонне.

- Профсоюз "Форс увриер", - начала она, - целиком присоединяется к ВКТ. Мы все вместе пойдем в дирекцию...

- Ты ведь еще ни с кем из нас не посоветовалась, - запротестовал другой делегат "ФУ", столяр, который, как говорили, состоял в наушниках у Нобле.

- У-у-у! - заулюлюкала толпа.

Столяр пожал плечами и направился к дверям цеха.

- Всем собраться здесь в одиннадцать часов, - крикнула Луиза Гюгонне. И вот вам мой совет, начинайте стачку немедленно.

Ее слова тоже были встречены взрывом аплодисментов.

Горбун куда-то исчез, и, лишь когда рабочие разошлись по цехам, он запер ворота. Было уже восемь часов тридцать минут.

Пьеретта обошла всю фабрику и только тогда заглянула в свой цех, "стальной" цех, где было принято единодушное решение - бросить работу. Когда она пробиралась между станками, работницы кричали ей вслед:

- Привет Пьеретте! Пьеретта, держись! Не сдавайся! Мы все тебя поддержим!

Затем делегаты отправились в контору. Теперь их было уже четырнадцать человек. И по каменной лестнице они поднялись твердым, уверенным шагом.

Инженер Таллагран и Гаспар Озэр, начальник отдела рекламы АПТО, приехавший в Клюзо в связи с торжественным открытием цеха "РО", сидели в кабинете Нобле. Нобле первый услышал топот ног поднимающихся по лестнице делегатов. Недаром он проработал в АПТО тридцать пять лет. Опытным ухом, только по шагам делегации, он безошибочно определял степень накала возмущения на фабрике.

- Ну, на сей раз, - обратился он к обоим инженерам, - придется туго. И, повернувшись к секретарше, приказал: - Немедленно впустите их.

Пьеретта положила на письменный стол Нобле пачку заказных писем.

- Рабочие отказываются принимать их в расчет, - твердо произнесла она.

Нобле пожал плечами.

- Я сам знаю не больше вашего, - проворчал он.

Он не скрывал, что не был извещен о предстоящем сокращении, и, вынув бумаги, которые были вручены ему лишь накануне, заявил, что готов присоединить их к письмам, принесенным делегацией. С семи часов утра, добавил Нобле, он пытается связаться по телефону с главной дирекцией, только что он застал господина Нортмера, который подтвердил приказ об увольнениях, но не пожелал ничего объяснить.

- Хорошенькую же вы затеяли операцию, нечего сказать, - заявила Луиза Гюгонне.

- Другого выхода нет, - живо перебил ее Таллагран. - Ведь фабрика в теперешних условиях работает в убыток. Все население Клюзо в конечном счете выиграет от этой реорганизации и т.д. и т.п.

- А пока что вы нам прикажете жрать? - спросил кто-то из делегатов.

- А что будет с нашими детьми? - подхватил делегат христианского профсоюза.

Остальные делегаты не вмешивались в беседу, ожидая, что скажет Пьеретта. Пьеретта сказала всего несколько слов:

- Мы не принимаем ни увольнений, ни сокращенной недели. И мы посоветуем нашим товарищам объявить стачку и не прекращать ее до тех пор, пока АПТО не откажется от своих решений.

Нобле бессильно махнул рукой.

- Не советую валять дурака, - проговорил инженер Таллагран, - только зря себе лоб разобьете.

- Прошу прощения, - перебил его Нобле, - но вести переговоры с рабочими - это моя прямая обязанность.

- А что думает по поводу действий АПТО директор по кадрам? - спросила Луиза Гюгонне.

- Он спит, - ответил Нобле.

Нобле уже посылал курьера за Филиппом, но тот даже не отпер дверь, ничего не стал слушать и крикнул сквозь закрытые ставни: "Оставьте меня в покое".

Пьеретта молча взглянула на делегатов, и они вышли из конторы.

Как только за делегацией захлопнулась дверь, Нобле заявил инженерам:

- Необходимо отложить открытие цеха "РО".

Таллагран горячо запротестовал, упрекнул Нобле в мягкотелости, в "попустительстве подстрекателям".

Не дослушав его, Нобле обратился к Гаспару Озэру:

- Увольнение рабочих за три дня до торжественного открытия нового цеха фактически является провокацией, в которой я не могу принимать участие. Если дирекция будет настаивать на своем, я не поручусь, что в четверг не начнется настоящая драка... Я-то, слава богу, знаю здешний народ.

Гаспар Озэр принял сторону Нобле. Он был даже склонен преувеличивать важность событий. Весь подготовленный им спектакль пойдет насмарку. Он ломал себе голову, зачем дирекции понадобилось вводить в его пьесу еще такой момент, как волнения рабочих. Вместе с Нобле они снова позвонили Нортмеру и объяснили ему положение дел: в десять часов утра большинство рабочих уже прекратило работу и так далее.

- Открытие состоится в назначенный день, - ответил Нортмер и повесил трубку.

Как только делегация вышла из конторы, Пьеретта вдруг сказала:

- Что-то есть хочется.

- Наконец-то! - обрадовалась Луиза Гюгонне.

Прежде чем пойти по цехам, они завернули в ресторанчик позавтракать и выпить по стакану красного.

- А тебя наш народ любит, - сказала Луиза.

"И правда любит", - подумала Пьеретта. Товарищи, которые еще вчера избегали оставаться с ней наедине, опасаясь вопросов, требующих прямого и точного ответа: "Что ты сделала, чтобы помешать "РО"? На какой день ты назначила собрание?" - те самые товарищи сегодня утром первые пришли к ней, сами попросили ее взять их судьбу в свои руки.

- Народ верит партии, - ответила Пьеретта.

- И тебе тоже, - добавила Луиза.

"И это верно", - подумала Пьеретта. Еще недостаточно быть дисциплинированным членом партии и повторять лозунги, чтобы увлечь за собой массу. Надо делом доказать, что ты тверд духом. И Пьеретта порадовалась, что всегда была тверда духом.

- Ребята тебе доверяют, - настаивала Луиза.

- Это верно, - согласилась Пьеретта.

Обе ели теперь в сосредоточенном молчании. Совсем неплохо передохнуть и набраться сил перед боем.