- Ах ты, бедняжка, - обняла внучку Надежда Васильевна. - И чего вам на месте не сидится? Только было обжились и вот тебе на!

- А я вот завидую! - сказал Алексей. И помрачнел. Люся попыталась перевести разговор на другую тему:

- У вас уже купаются?

Алексей криво усмехнулся и буркнул:

- Кто же в июне купается? Это тебе не Черное море. Эх, мне бы хоть и на Черное...

К счастью, они уже подъехали к дому, и разговор прекратился.

Но Алексей снова возобновил его, когда все уже ушли в дом, а Люся вернулась за чемоданом.

- Подожди, посиди со мной, - попросил он. И, когда Люся села, прямо спросил: - Думаешь, не пал ли Курбатов духом? Только честно признайся: подумала, когда я сказал, что завидую?

- Подумала.

Он внимательно посмотрел на нее, помолчал. Потом тихо сказал:

- Знаешь, как-то непроизвольно вырвалось. Нет, ты не права, я не унываю и в общем-то доволен, что мне удалось остаться на службе, с морем, хотя я и понимаю, что я инвалид. Но я не буду обузой ни для кого... Я знаю, что толк от меня еще есть, я еще и такой пока нужен... Но иногда невольно думаю, что я мог сделать, будучи здоровым. И, что скрывать, завидую здоровым людям! И если что меня бесит, так это не моя инвалидность, а инфантильность здоровых. Они не замечают того, что у них есть, не видят своих возможностей. Вот говорят, что человек по-настоящему ценит лишь то, что теряет. Может быть, это так...

Он опять помолчал, потом решительно сказал:

- А в общем-то жизнь хороша! И если ты подумала, что я скис, то ошиблась.

- Я рада, что ошиблась. И понимаю тебя.

- Ну вот и хорошо. Будем считать разговор исчерпанным. Иди домой, и пусть наш бог морской надежно оградит тебя от нытиков и трусов! - закончил он в своей обычной манере.

Вечером пришла Ариадна с мужем. Она еще больше похорошела, красота ее стала спокойной, прочной и уверенной. И держалась Ариадна тоже уверенно, с сознанием своей неотразимости, муж не успевал выполнять ее распоряжения.

- Костик, подай стул!.. Костик, сними мичманку, ты не на палубе! Ну куда ты ее суешь, вон же вешалка!..

Костик, белобрысый, щупленышй старший лейтенант, растерянно озирался и делал все невпопад, смущаясь от этого еще более. Наконец напросился помогать Надежде Васильевне на кухне и, кажется, был доволен, что избавился от опеки жены.

- Затюкала ты парня, - сказал Ариадне Курбатов. - Мало его начальство дергает, так и ты туда же.

Оказывается, Костик служит адъютантом у командующего. Люся подумала, что Ариадна, наверное, только поэтому и вышла за него замуж - все на виду у начальства. На нее это похоже. Она и на заводе секретаршей директора работала именно потому, чтобы быть на виду. Правда, потом все-таки пошла в цех. Но сколько она там проработала? Кажется, месяца полтора или два. А как вышла замуж, так и не работает. "Странно, что Сима до сих пор с ней дружит". Впрочем, и сама Люся почему-то прощала Ариадне то, что другим не простила бы.

"Наверное, потому что она такая красивая", - решила Люся, любуясь Ариадной.

Все-таки это редко бывает, чтобы женщина любовалась красотой другой женщины. Даже признавая себя менее красивой, любая женщина постарается найти в себе столько других достоинств, что они с лихвой компенсируют ее внешнее несовершенство.

Пока они помогают Надежде Васильевне накрыть стол, разговор идет о том о сем.

- И как такой бульон у вас получается, Надежда Васильевна? - спрашивает Ариадна. - Цвет просто янтарный!

- Все зависит от мяса. Если оно мороженое, то нельзя его класть сразу в кастрюлю, надо чтобы оттаяло. И еще хорошо, если косточка мозговая...

- А я покупаю бульонные кубики. Быстро и, в общем-то, сносно.

- Не знаю, может быть, где-нибудь в турпоходе и удобно, но дома лучше приготовить самой.

- Ах, нынче вся паша жизнь - это сплошной турпоход, - как бы оправдывая Ариадну, говорит Сима. - Утром вскакиваю в половине шестого, кормлю своих мужичков, отправляю одного в школу, другого на службу, потом сломя голову бегу на завод. А вечером с работы бежишь в магазин, готовишь ужин, прибираешь в квартире и смотришь - уже двенадцать. А надо еще когда-то постирать, погладить, что-то заштопать, где-то подшить. И почитать хочется. Возьмешь книгу, а глаза уже слипаются. Я бы всем нашим женщинам первый разряд по бегу присваивала, а тем, кто работает да еще имеет детей - звание мастера спорта давала. А попробуйте-ка утром в автобус сесть! Бывает, пропустишь их четыре-пять, а потом всю дорогу висишь на подножке. Говорят, сейчас опять мода на длинные юбки пошла. Не знаю, ездят ли француженки в своих макси-юбках автобусами, но для нас это неприемлемо. В лучшем случае весь подол оттопчут, а то и вовсе без юбки на остановке вынесут из автобуса...

Заговорили о модах, о прическах, о толстом каблуке.

- Широкий носок и толстый каблук - это все-таки больше похоже на ортопедическую обувь, - неожиданно вставил Костик. - Мужчины этого не приемлют.

- Господи, ты-то что понимаешь! - отмахнулась Ариадна. Хотела еще что-то добавить, но тут появился Юзек.

Он привел Гаврилова. Правда, об этом Люся сама просила Юзека, и сейчас Гаврилов с благодарностью и гордостью говорил:

- А ведь не забыла, коза? Вспомнила старого гриба, душившего ее молодую пылкую фантазию? Ну, покажись, покажись.

Гаврилов был уже на пенсии, но, похоже, совсем не изменился. И пиджак на нем все такой же, и так же обсыпан пеплом. Только вот глаза слезятся, он вытирает их тыльной стороной ладони и подслеповато щурится.

Юзек совсем высох, нос его стал еще больше, им он еще чаще выклевывает слова:

- Вы-таки видели, что кривая температуры имеет тенденцию к параболоидному изменению... - Это они опять сцепились с Гавриловым.

- А ты все такой же, Юзек, - сказала Люся, взъерошив ему рыжие волосы. - Хоть бы женился, что ли.

- А зачем?

- Ну, все-таки. Тебе уже скоро тридцать, наверное.

- Ну и что?

- Пора бы остепениться.

- Нет уж, дудки! Мне моя независимость дороже всех ваших фигли-мигли, он подергал Ариадну за косу.

- Неужто даже на мне не женился бы? - спросила Ариадна, поводя плечом.

Юзек серьезно посмотрел на нее, вздохнул и тихо произнес:

- Упаси бог!

Он сказал это так искренне, что все рассмеялись. Ариадна обхватила его за длинную шею, притянула к себе и чмокнула:

- Лапушка ты моя, что же ты меня так боишься? Ну погляди, какая я красивая. Ведь красивая?

Юзек отстранился, поправил очки, внимательно посмотрел на нее и сказал:

- Вот поэтому и не женился бы. Слишком много конкурентов было бы. Да и в робота не хочу превращаться.

- Ведь я бы тебя, душечка, на руках носила, - дурачилась Ариадна.

- Ну, это нетрудно. Во мне живого веса - всего сорок килограммов, да и то в мокрых валенках.

Люсе было хорошо и от того, что опять все собрались вместе, и от того, что спорят Юзек с Гавриловым, и даже от того, что Ариадна все такая же. Она любила их всех. Там, на Севере, у них с Матвеем тоже были друзья, но эти были ближе. Может быть, потому что она сдружилась с ними в пору юности, когда все так неповторимо. Сейчас Люсе казалось, что она вовсе и не уезжала отсюда, что не было тех почти девяти лет скитаний по Заполярью. Только Иришка напоминала об этих годах, о семье, о Матвее.

"Как он теперь там? - подумала Люся. - Вот бы его сюда и больше ничего не надо". За столом шутили, смеялись, о чем-то говорили. Должно быть, она ответила невпопад, потому что Сима обняла ее и спросила:

- Ну что с тобой?

- Не знаю даже. Я подумала, что здесь не хватает только его, и стало грустно.

- Когда уезжаешь?

- Не знаю.

- Не торопись. Ему сейчас не до тебя. Да и пусть Иришка привыкнет к бабушке.

- Она-то, собственно, и не отвыкала. Боюсь, сама без нее не смогу. Тебе, наверное, странным кажется, что я бросаю дочь и еду к мужу?

- Что же тут странного? Я понимаю. А знаешь, я тоже немного завидую вам, - вздохнула Сима. И, спохватившись, испуганно посмотрела на Алексея, должно быть, опасаясь, как бы он не вернулся к тому, начатому еще в машине разговору. Но Алексей или не расслышал, или сделал вид, что не расслышал, этого невольно вырвавшегося у нее признания.