Конечно, это было не лучшее, на что стоило посмотреть перед отъездом в Германию.

Гамбург

В Гамбург я ехал через Оснабрюк и Бремен, и прибыл туда рано утром. До этого я практически не был в Гамбурге. Мы вместе с Кацем проезжали его на поезде по пути в Скандинавию, и стояли здесь полчаса, пока к составу прицепляли дополнительные вагоны. Это было поздней ночью, и мне запомнился только темный пустой вокзал. Но теперь, в шесть часов утра, здесь было светло и многолюдно.

Я пробился сквозь толпу к информационному окошку и, помня о трудностях, с которыми столкнулся в Амстердаме, радостно выложил кругленькую сумму, чтобы мне нашли жилье. Какова же была моя досада, когда оказалось, что гостиница, в которую направил меня любезный молодой человек, находится прямо напротив вокзала. Я и сам мог бы найти ее ровно за тридцать секунд, сохранив деньги на ночной клуб. Тем не менее отель «Попп» был удобным, имел ресторан и бар, и я не стал расстраиваться. Хотя мог бы: комната была маленькая и темная, с двадцативаттной лампочкой в настольной лампе, без ковра, без телевизора, а кровать по размерам и конструкции смахивала на гладильную доску. С другой стороны, такое название, как «отель Попп», невозможно было забыть, как это часто случалось со мной в чужих городах, из-за чего приходилось колесить на такси, пока я не узнавал свой отель «в лицо».

Перед ужином я вышел прогуляться. В переулках вокруг вокзала паслись несколько самых страхолюдных проституток из всех, что мне доводилось видеть, — женщины лет пятидесяти в мини-юбках и черных ажурных чулках, с кое-как намазанной помадой и сиськами, висящими до колен. Невозможно было понять, где они берут клиентов. Одна их них одарила меня взглядом типа «Привет, дорогуша!» — и я чуть не попал под автобус, попятившись от нее на дорогу. Но через пару кварталов картина стала меняться в лучшую сторону. Я забыл в отеле план города, так что не имел понятия, куда иду. Но мне было все равно: стоял теплый весенний вечер, город уютным пледом окутывали сумерки, и люди беззаботно гуляли по улицам, не спеша рассматривая товары в витринах. Мне было приятно оказаться среди них.

Я представлял себе Гамбург более мрачным — что-то вроде германского Ливерпуля, полного полуразрушенных эстакад и пустырей. В этом городе уровень безработицы превышает 12 процентов (самый высокий показатель в Германии), так что я ожидал худшего, однако не увидел в Гамбурге ни бедности, ни толп недовольных — по крайней мере, на первый взгляд. Магазины вдоль главной улицы были завалены великолепными товарами — намного лучшими, чем на Оксфорд-стрит, а прилегающие улочки сверкали огнями бистро и ресторанов, за стеклами которых я видел людей, ужинавших элегантно и со вкусом.

Я прошелся по большой ратушной площади, завернул за угол и увидел Иннер Алстер — меньшее из двух озер, вокруг которых расположился Гамбург. По картам я знал, что они здесь есть, но никак не мог ожидать, что это насколько прекрасно. Иннер Алстер — достаточно большой прямоугольный водоем посреди города, наполненный тишиной и темнотой. Я долго сидел на скамье, любуясь отражениями огней, мерцающими на поверхности озера и прислушиваясь к плеску воды, а потом дошел до моста через канал, где встречаются оба озера. Аутер Алстер, едва видимый в темноте, показался мне даже более красивым, но я отложил его посещение на следующий день.

К тому времени я здорово проголодался, и направился к приветливым огням отеля «Попп». Там я сытно и на редкость вкусно поужинал, набивая живот булочками и салатами, мясом и картошкой, заливая все это хорошим немецким пивом. Наконец, уже заполночь, с трудом выбрался из-за стола — к радости шести турецких официантов, которые уже несколько часов терпеливо дожидались, пока я уйду. Спустившись в крошечном, неторопливом лифте на четвертый этаж, я провел не менее получаса, пытаясь попасть ключом в замочную скважину, а когда ввалился в номер, то сразу завалился на кровать, немедленно погрузившись в глубокий и, должен признаться, далеко не бесшумный сон.

Я проснулся в полосе солнечного света, слишком горячего и яркого, чтобы продолжать спать. Пришлось доплестись до окна, за которым обнаружилось такое роскошное утро, что его нельзя было потерять. Меня трясло с похмелья, но после двух чашек крепкого кофе, горсти аспирина, пары сигарет и приступа кашля, от которого я чуть не помер, самочувствие стало терпимым. Терпимым настолько, чтобы предпринять небольшую прогулку в порт, где были только краны, доки и широкое устье Эльбы. Я вспомнил некстати слова Конрада Аденауэра: «Когда вы доберетесь до Эльбы, то почувствуете запах Пруссии». Я же чувствовал только запах дохлой рыбы. По крайней мере, мне так показалось. Вполне возможно, это и был запах Пруссии.

Вот что интересно заметить: в 30-х годах здесь, в доках Гамбурга, трудилось 100 тысяч человек. Теперь их число составляет едва ли больше одной тысячи, хотя по количеству приходящих туда судов это второй порт в Европе (после Роттердама), с объемом торгового оборота примерно как у всей Австрии. Не запоздай я на пару недель, то мог бы наблюдать интересное зрелище — как грузовые суда выгружают зерно из кормовых трюмов, чтобы тут же пересыпать его в носовые трюмы. В чем смысл этого бессмысленного действия? Дело в том, что Европейский Союз, с его потрясающей способностью все просрать, долгое время выплачивал субсидии грузоотправителям за зерно, которое производилось в одной части Общего рынка, экспортировалось в другую, а потом реэкспортировалось за пределы ЕС. Перевозчики быстро сообразили, что если, доставляя партию груза, скажем, из Франции в Россию, они сделают короткую остановку в Гамбурге, то составят целое состояние на одних субсидиях. Эта маленькая хитрость обогатила перевозчиков ЕС на 42 миллиона фунта стерлингов, прежде чем чиновники поняли, что могли бы потратить деньги с гораздо большим успехом, — скажем, положить их в свои карманы, — и положили конец этой практике.

Я прошел вверх по Reeperbahn, этой знаменитой гамбургской обители греха, тянущейся на целую милю. Но, к моему удивлению, выглядела она до тоскливости пристойной. Конечно, злачные места средь бела дня всегда выглядят безобидно. Даже Лас-Вегас, когда сидишь где-нибудь средь бела дня за чашкой кофе и с пирожком, кажется трогательно мирным. Вспышки ночных реклам при свете солнца выцветают, делаются тусклыми и плоскими, как декорации фильма. Но даже с такой поправкой Reeperbahn выглядел скучным, особенно после Амстердама. В моем представлении эта узкая пешеходная улица должна была быть с обеих сторон усыпана барами, секс-шопами, пип-шоу, стрип-клубами и прочими вещами, которые нужны сошедшему на землю моряку. Но это была почти обычная городская магистраль, забитая городским транспортом, шумная и торопливая. Здесь иногда попадались притоны, но в основном были нормальные человеческие заведения — рестораны, кофейни, сувенирные лавки, магазины, и даже один мебельный салон, а также театр, показывающий неизбежных «Кошек». На то, что вы в районе сомнительной репутации, указывали лишь чуточку напряженные лица прохожих, какие бывают у посетителей ярмарки, славящейся воровством.

По-настоящему злачные заведения находились на боковых улицах, на одну из которых я повернул. И представьте, дошел до дома, где когда-то играли Битлы. Большинство других заведений вдоль улицы были отданы живым секс-шоу, причем фотографии дам в витринах были неразумно неприкрашены. Согласно моему скромному опыту в таких местах всегда выставляются снимки знаменитых красавиц: даже самый неопытный моряк сразу поймет, что внутри он найдет не то, но его воображение будет взбудоражено. На этих же фотографиях были женщины пугающе зрелых лет — с темно-бордовыми волосами и бедрами, напоминающими вылезшую из кастрюли квашню. Эти дамы наверняка были не первой молодости даже тогда, когда здесь играли юные Битлы.

Секс-шопы тоже не шли ни в какое сравнение с Амстердамом, хотя в них выставлялись симпатичные надувные куклы, которых я не видел нигде, кроме как в номерах Бенни Хилла. Меня особенно заинтересовала надувная особа по имени Афродита, которая продавалась за 129 марок. Фотография на коробке изображала восхитительную брюнетку в прозрачном неглиже.