Группа прибыла к воротам, и в крепость сообщили, что Ирод допросил Осужденного и не увидел в Его деяниях никаких преступлений против Галилеи. Вскоре появился Пилат со своей свитой и снова уселся в курульное кресло на Лифостротоне. Когда участники этих событий занимали свои места, он едва заметно улыбнулся, полагая, что уже победил. Он уже не признал за Иисусом никакой вины. Ирод пришел к такому же заключению.

Толпа затихла. Пилат собрался говорить, и тут он увидел Иисуса в красной накидке. Он сразу понял, что Ирод, насмехаясь над Пленником, сделал из Христа шутовского царя.

"Вы привели этого Человека на мой суд, - громко возвестил Пилат, обвиняя Его в подстрекательстве народа к мятежу. И вот результат: я лично провел слушание в вашем присутствии, но не нашел никакой вины из тех обвинений, которые вы предпочли выдвинуть против Него". Народ внимал, но в толпе слышался тихий ропот. "Не нашел вины и Ирод! - крикнул прокуратор и добавил спокойнее: - И потому передал дело обратно нам. Посему приговор: Он не сотворил ничего, чтобы заслужить смертную кару". И тут по сигналу священников толпа взревела, требуя возмездия. "И поэтому, - старался перекричать толпу Пилат, - я проучу Его, а затем отпущу".

Возгласив второй вердикт, Пилат встал. Но злоба толпы была столь ощутимой, что на какой-то миг Пилат потерял самообладание и повернулся, чтобы взглянуть на людей. И в этот миг в его глазах был испуг. Из общего рева толпы Пилат различал обрывки слов и фраз, из которых понял, что некоторые требуют пасхального помилования осужденному по имени Варрава.

Существовал обычай ежегодно, накануне пасхального праздника, миловать одного преступника. Пилат забыл об этом. Те, кто требовал освобождения Варравы, не были людьми священников. Это были единомышленники томящегося в темнице Антонии бунтаря, призывавшего к мятежу и в последовавшей затем драке убившего человека. Он подлежал казни вместе с двумя ворами.

Пилат решил воспользоваться пасхальным помилованием, чтобы покончить с делом Иисуса. Он даст народу возможность выбрать Варраву или Иисуса, и сравнивая отъявленного убийцу с явно достойным человеком, Пилат был уверен, что люди предпочтут освободить Иисуса.

Все это утро прокуратор совершал ошибку за ошибкой. Сначала он признал осужденного невиновным, сидя в этом курульном кресле, это делало заявление официальным, а затем, поддавшись возмущению священников и народа, он отправил Иисуса к иудейскому царю. Это по сути отменяло первый приговор, по крайней мере, ставило его под сомнение. Узнав, что царь Ирод отпустил Иисуса как недостойного внимания шута, Понтий Пилат был готов повторить свое решение и, делая уступку членам Синедриона, как-то наказать Иисуса. Толпа требовала освобождения Варравы, но прокуратор предложил им выбор.

Призвав к вниманию, римлянин обратился к народу с плохо продуманным вопросом: "Кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варраву или Иисуса, называемого Христом?" Толпа состояла из тех, кто служил в храме и входил в заговор против Иисуса, и тех, кто прибыл сюда в последний час, чтобы добиться освобождения Варравы. К тому же Пилат назвал Иисуса Христом, а это еще более озлобило людей храма.

"Варраву!" - закричала толпа. В этот раз священникам не надо было и подсказывать.

Пилат был потрясен. "Что я сделаю Иисусу, называемому Христом?" спросил он упавшим голосом.

"Распни Его!" - ревела толпа.

"Какое же зло сделал Он?" - не сдавался Пилат.

Но они еще неистовее кричали: "Распни Его!"

Каиафа не мог скрыть удовольствия. Они еще раз проучили упрямого язычника и проучили основательно. Пилат должным образом оценил настроение толпы, выходящей из-под контроля. Не хватало еще мятежа у самых ворот Антонии, причиной которого мог оказаться он сам! Стараясь не терять своего достоинства, он приказал центуриону немедленно освободить Варраву и приступать к бичеванию Иисуса.

Все это время Галилеянин стоял перед прокуратором в смешном одеянии, спиной к толпе. Один из солдат взял Его под руку и провел через Лифостротон в прилегающей закрытый двор. На стенах висели орудия пыток, а посреди двора стояли три невысокие каменные тумбы, в которые были вмурованы большие железные кольца. Иисуса подвели к ближайшей тумбе и, сняв с Него одежду, привязали руки к кольцам. По периметру двора расположилась когорта дежурных солдат, человек четыреста.

Иудеи называли бичевание "полусмертью", хотя оно было менее жестоким, чем у римлян. Наемный палач гибкой тростью ударял осужденного тридцать раз по каждой лопатке, а затем тридцать раз по бедрам. Несчастный оставался жив, и со временем шрамы исчезали, но стыд и унижение - никогда.

Бичевание у римлян было крайне жестоким. Для этого применялся бич из кожаных полос, к концам которых были пришиты осколки костей или звенья цепи.

Иисус стоял согбенным над тумбой, а в это время трибун докладывал когорте, что преступление этого Осужденного состояло в том, что Он считал Себя царем иудейским. Это вызвало смех, ибо солдаты-сирийцы знали, что царем иудейским был не кто иной, как Тиберий, и только глупец мог претендовать на этот пост. Обычно в таких наказаниях солдатам позволяли поглумиться над осужденным при условии, что он не умрет. Кому-то пришла в голову потешная мысль, и трибун разрешил ему отлучиться.

Свежий утренний ветер холодил спину Иисуса, и Его ноги непроизвольно подрагивали. Солдат, совершавший бичевание в иерусалимском гарнизоне, подошел к своей жертве и из любопытства заглянул ей в лицо, а затем отступил назад, широко расставив ноги. Бич взметнулся и со свистом впился в спину Христа, издав тупой барабанный звук. Кожаные ремни обвили правую часть груди, а от костяных и железных наконечников остались кровавые следы.

Из уст Иисуса вырвался стон, и Он едва не упал. Собрав силы, Он выпрямил согнувшиеся в коленях ноги. Солдаты одобрили начало, ибо видели многих, кто терял сознание еще в самом начале. Бич щелкнул снова, на этот раз ниже, оставив глубокий след. Губы Иисуса двигались как в молитве. Удары стали размеренными, и под этот размеренный ритм наблюдавшие острили по поводу слабости иудеев и неприглядного вида этого "царя". Трибун тоже видел это зрелище, но у него была своя задача. Он должен был остановить бичевание перед тем, как, по его мнению, виновный лишится чувств. Он подал знак палачу и подошел, чтобы осмотреть Иисуса.

Трибун не прикоснулся к Нему, а, наклонившись, посмотрел сколько сил еще оставалось в несчастном. Это трудно было увидеть по изуродованному и распухшему лицу, и трибуну не оставалось иного, как определить это по движению грудной клетки. Дыхание было учащенным и неглубоким, поэтому Он велел палачу прекратить бичевание.

Эта пытка продолжалась не более трех минут. Трибун послал двух солдат за одеждой Пленника и водой, а палач, испытывая не больше сострадания, чем священник к жертвенному агнцу, развязал веревки на Его запястьях, и Иисус тотчас же рухнул на землю. Он был без сознания.

Омовение Его тела вряд ли было актом милосердия, ибо оно вернуло Осужденному все мучения. Трибун приказал поднять Иисуса на ноги, но Он не мог стоять без поддержки. Его поддерживали с двух сторон до тех пор, пока силы частично не вернулись к Нему. После этого Христу позволили сесть на тумбу. Постепенно все Его тело захлестнула волна нарастающей боли, сначала пульсирующей тупо и вяло, а затем пронзительной и всесокрушающей.

К этому времени появилось еще несколько солдат. Они с ухмылками поглядывали на Иисуса. С собой они принесли старый шерстяной плащ красного цвета, тяжелую трость и терновый венец. Трибун, с улыбкой поглаживая подбородок, понял их замысел. Иисус претендовал на роль царя, и солдаты нарядят Его царем, шутовским царем. Что-то вроде Иродовой шутки. Пока они готовились, их Пленник в конвульсиях содрогался на камне, от нестерпимой боли у Него стучали даже зубы. Затем Иисусу стало легче, и Он посмотрел на солнце. Его снова охватила дрожь. Солдат накинул красный плащ на Его обнаженную спину, а затем поставил на ноги, чтобы надеть плащ как следует. А тот, кто нес венец, осматривал свои израненными шипами пальцы. Он искусно потрудился над этой "короной", благо материал для ее изготовления в избытке лежал у каждой подворотни - терновник использовали для разжигания огня.