- Пейте. Я с вами посижу, но пить не буду, - Вероника подсела к столу.

- Ну, еще бы, - обиженно-высокомерно протянул Балакин. - Ты же водку не пьешь. Ты коньяк пьешь. Ну, на нуле мы.

- Ну и сиди дома.

Балакин вновь пошел на кухню. Запахло горелым маслом. Донеслись обрывки бормотания: "несбывшаяся мечта... потому что недоступная..." Вернулся в комнату, в одной руке чадящая сковорода, в другой - газета вместо подставки, сказал с порога:

- Я Нинке говорил, какой ты меня солянкой кормила. А она что готовит?

Вероника и хмуриться перестала, засмеялась: она редко готовила, все у нее в доме бутерброды, да изредка картошку отварит. А тогда она потеряла ключи от квартиры и не знала, что ей делать. Зашла в мастерскую к Балакину. Тот работал и был еще трезв. Он позвонил Нине, предупредил, что не заберет младшего из сада, и поехал с Вероникой.

Был пик зимы, мороз за тридцать и шторм. Пока они шли через пустырь к дому, ветер сквозь новое добротное зимнее пальто обжигал тело Вероники, словно она была обнаженная, и она все думала, какого сейчас Балакину в его демисезонном пальтишке.

Трезвый Балакин долго выламывал дверь, потом еще дольше ее ремонтировал.

Пока он возился с дверью, Вероника готовила ужин. Она думала, что Балакин бросил все дела и поехал с ней через весь город. Второй час он возится с ее дверью. И сейчас ему снова на улицу, в шторм. А этот городской транспорт - он прождет автобус минут сорок, потом хорошо, если втиснется. Дома раньше десяти вечера не будет, а к ней приехал прямо с работы. И чем Вероника могла отблагодарить его, кроме "спасибо"? Не могла же она дать Балакину трешку.

В холодильнике, что редко бывало, оказались квашеная капуста да кусочек свинины, нашлись и ягоды можжевельника, и Вероника приготовила солянку. Солянка и солянка, ничего особенного.

Вероника знала: Нина не ревнует к ней Балакина. Они все были дружны с первого курса; даже раньше, когда в одной группе сдавали вступительные экзамены, уже тогда сблизились, а первый же совхоз, где они провели первый месяц первого курса, объединил их, кажется, навеки. К тому же, Нина помнит, как Вероника любила Смолина. Наверное, не верит, что та любовь могла исчезнуть. А может быть, уже не думает, что ее Балакиным еще можно прельститься. Или устала ревновать. Или - кто знает? - была бы рада от него избавиться.

Как-то, случайно встретив Веронику на улице, Балакин сказал деловито:

- Если Нинка что спросит, учти: я три ночи у тебя ночевал. Замок сломался. Пока не поменяли. Ты боялась одна, - у него тогда был роман с манекенщицей из Дома моделей.

...Балакин небрежно, проливая на стол, наполнил рюмки водкой.

- Все, развожусь. Учти: тридцать три процента. Поедем со мной на Север.

- Балакин! Трое детей!

- Не твое дело!

Трезвый Балакин любит своих мальчишек, жалеет жену, вздыхая, жалуется за нее Веронике: "Ну, каково ей, когда я гонорар пропью? Или пьяную толпу приволоку ночью в дом?" и возится с ребятишками, и ремонтирует квартиру... но когда он бывает трезвый?

Пьяный, он вспоминает былые успехи и лавры, что пророчили ему учителя, и ненавидит свою мазню по колхозным стенам и не думает, что талант его утонул в водке, а, как и все его собутыльники, считает, что пьет он от непонимания и трагедии своей жизни и винит в своих бедах жену, эту тощую лохматую ведьму, которую не интересует в жизни ничего, кроме денег. Вот была бы у него жена статная, со стройными длинными ногами, с красивой шеей, с гордо вскинутой головой, вон, как Вероника. Он видит, как мужики смотрят ей вслед! Вот с такой бы он вознесся.

А Вероника глянет на первую красавицу их курса, хохотушку и заводилу Нину, морщинистую, с запавшими глазами, всегда неприбранную, которая когда-то пойми теперь: зачем? - отлично училась и которой даже дети дают не внутренний свет, а одну лишь тревогу: как прожить, на что купить..., и ужаснется: вот такой была бы сегодня она, если бы семь лет назад гордость ее не вскипела и она бы не закрыла дверь перед пьяным Смолиным, а вышла за него замуж.

Балакин вновь зачем-то отправляется на кухню, опять гремит чем-то, опять бурчит, но отчетливо слышно лишь одно: "развожусь".

- Как же ты допек Нину, если с тремя детьми она хочет от тебя избавиться? - негромко думает вслух Вероника, а Балакин, выглянув в дверь, огрызается: "Из-за тебя!"

- Причем здесь я?! По-моему, ко мне тебя даже не ревнуют.

- Да она знает, что ты не женщина. Что к тебе ревновать?

- А может, это тебя уже не приревнуешь? Как говорит Смолин: "Рожденный пить любить не может"?

Забыв зачем отправлялся на кухню, Балакин, потрясая пустыми руками, врывается в комнату:

- Я думал: ты - интеллектуал. А тебе грузчика надо!

- Грузчика мне не надо, - рассудительным тоном отвечает Вероника. - Мне надо плотника и маляра: повесить новую дверь и отремонтировать квартиру.

Балакин снова разливает водку:

- Смолин на три месяца в Ленинград улетел.

- А я завтра в Москву лечу.

- Как?! - Балакин подпрыгивает, потом, сообразив, что Вероника улетает не навечно, опускается на стул: - А, в отпуск. Сходи на его выставку, - и кивает на своего приятеля. Приятеля он так и не представил, Вероника интересоваться не стала и теперь была тому рада: зачем лишние разочарования? Возможно, ей нравятся его полотна.

- Да, я только затем и лечу за семь тысяч верст, чтобы познакомиться в столице с творениями местного гения, - тоном полного согласия отвечает Вероника, вздыхает и поднимается со стула:

- Ну ладно, мальчики. Водка выпита, пора вам отсюда убираться. Сейчас уйдет последний автобус. Денег на такси у вас, конечно, нет. Уматывайте.

- Я тебя, дуру, люблю, - взмахивает руками Балакин. - А ты!

- Полюбишь в другое время.

- Я тебя семнадцать лет люблю, а ты - что ты понимаешь?

- Балакин! Мне в восемь утра надо быть в аэропорту. А после вас квартиру всю ночь мыть. Ложитесь или убирайтесь.

- Я все равно разведусь. Я у тебя остаюсь. Навсегда.

- Зачем ты мне нужен? И с чего ты вдруг разводишься?

- Ты - моя несбывшаяся мечта! - с пафосом произносит Балакин.

Не в тон ему, буднично, Вероника спрашивает:

- Так ты разводишься из-за того, что я с тобой за эти годы не переспала ни разу?