Палец киллера уже лег на спусковой крючок, когда я, рухнув на него сверху лезвием гильотины, вцепилась в его воротник и взмыла ввысь, унося собой тело, как коршун, когтящий цыпленка.
Киллер успел все-таки выстрелить, но пуля ушла вверх, и Голицына не задела. Бездыханное, сломленное шоком тело я оставила в зарослях в лесопарковой полосе. Даже если он и очухается, лучшим выходом для него станет суицид.
Но оставался еще заказчик в офисе на Рублёвском шоссе, и мне предстояло сыграть с ним в детскую игру "шпагоглотатель". Впрочем, об этом мне писать не хочется, тем более что пребывание моё в Москве сделалось достаточно...
* * *
На этом обрывались записки сумасшедшей охотницы.
По прочтении Голицын чувствовал себя так, словно на голову ему нахлобучили ледяной рыцарский шлем с острейшими шипами, направленными вовнутрь. Никаких безобразных всплесков интеллекта, абсолютная умственная импотенция. Между тем, нужно было осмыслить все прочитанное и хоть как-то определиться со своим к нему отношением. На самом ли деле это настоящий дневник, и в нем отражены какие-то реальные события, или так просто, художественное произведение, изысканно-болезненный пост-модернистский излом?
Но тут же Голицын вспомнил то весеннее утро, когда у него над головой по-собачьи завизжала пуля, срикошетив от бетонной стены. Вслед за этим прилетело и другое воспоминание - о загадочном исчезновении некоего большого босса, акулы бешеной, монстра черных PR-технологий... И офис точно, был на Рублёвке. Голицын несколько раз неприятно пересекался с этим типом по бизнесу, но не так чтобы уж фатально, до полного конфронте. Так ему казалось. Неправильно, значит, казалось...
Голицын попробовал прибегнуть к средствам традиционной медицины, проще говоря, отправился на кухню, вытащил из бара в холодильнике початую бутылку "Абсолюта" и накатил прямо из горлышка грамм триста без закуски. И что интересно - "Абсолют" не помог абсолютно! Никакого опьянения он не ощутил, была только сильнейшая злость, причем непонятно к чему или к кому относящаяся.
С некоторым брезгливым интересом разглядывал Голицын собственную физиономию в зеркале в прихожей. Восковая маска с черными дырками вместо глаз. Похоже на пулевые отверстия в белой стене... М-да. Знаменитая улыбка Дениса Давыдова...
Очень не хотелось шуршать пеплом прошедшего, но это необходимо было сделать. И Голицын набрал номер Сержика на мобиле.
После минуты ничего незначащих дежурных приветствий Сержик, наконец, допёр, кто ему звонит.
- Димон, ты что ли?! - заорал Сержик, как бегемот на случке. - Ну, причитается с тебя, брателло!
- Почему причитается?
- Я же тебя не узнал. Значит, богатым будешь.
- А-а... Слушай, у тебя нет желания встретиться в неслужебной обстановке? Поболтаем. Пивка накатим. Помнишь наше кафе?
- Э, ну ты вспомнил. В нашем кафе давно уже не наш суши-бар.
- Какая разница? Все равно посидеть можно.
- Не возражаю. Во сколько?
- Давай часам к девяти подъезжай. Тебе удобно будет?
- Никаких проблем.
Банальные подробности встречи а ля "бойцы вспоминают минувшие дни" можно опустить, тем более что главный разговор состоялся на скамейке в парке, на которой расположились Голицын и Сержик, дабы вкусить сладостного сигаретного дыма.
- Ну и как тебе в структурах? - осторожно расспрашивал Голицын
- Поначалу было сложно, потом ничего. Старшие товарищи быстро заморозили мне голову, разогрели сердце и вымыли руки... А ты? Все так же путаешь божий дар с пиаром?
- Нет. Это стало слишком опасным.
- Опасным? Почему?
- Потому что к штыку приравняли пиар... Ладно, все это вздор. У меня знаешь, какая мечта есть? Хочу всех наших собрать, все наше тайное братство невольных бетонщиков...
- О, ты не забыл! - умиленно изумился Сержик, и голос его завибрировал. Интересное зрелище, право: фээсбэшник, пускающий сопливые пузыри...
- Разве такое забывается? Так вот, я почти со всеми мосты навел, не смог только Вронскую найти.
- Стеллку-то? Да, без нее братство - не братство, а детский секс на лужайке... Постой, у вас вроде с ней был роман, или я парюсь?
- Был и что? Разбежались потом... А теперь не могу ее найти. Канула. Никаких следов. С квартиры съехала аж в восемьдесят шестом, и с тех пор о ней ничего не слышно. Может ты поможешь?
- Склоняешь меня к использованию служебного положения?
- А то. - Голицын усмехнулся нагло. - Зачем тогда тебе это положение, если им не пользоваться?
- Логично. Тебе как быстро это нужно?
- Насколько возможно. Я одиннадцатого ночью улетаю в Нью-Йорк на пару дней.
- Так это же завтра.
- О чем и речь. Постарайся все узнать до моего отлета.
- Постараюсь... Давай завтра в восемнадцать ноль-ноль здесь же.
- В смысле на этой скамейке?
- Да. Я никогда не встречаюсь с агентами в людных местах.
Весь следующий день Голицын посвятил сборам в дальние и теперь столь манящие края. Манящие, но и пугающие. "Все, все, что гибелью грозит, для сердца смертного таит..." Неизвестно почему ему вдруг очень ясно вспомнились слова Алисы, сказанные ею во время ночной погони в Праге:"Звездные карты, которые никогда не врут, предсказывают ближе к осени что-то не совсем ординарное... Слишком уж что-то жуткое, за сферой современных представлений". Любопытно было бы узнать, что она имела в виду?
Они очень скверно расстались тогда. Он укатил покорять Туманный Альбион, написал ей оттуда пару позорно-сентиментальных писем, она не ответила, и он приказал своим ментальным часовым поставить ее образ к стенке аорты и расстрелять по законам военного времени. "И взвод отлично выполнил приказ, но был один, который не стрелял..." Если в ее записках заключается правда, то можно себе представить, в каком запредельно больном и безнадежном состоянии он ее бросил... Лучше, впрочем, об этом не думать.
Вторая встреча с Сержиком по тональности весьма отличалась от первой. Старинный друг был сух, напряжен и даже как будто встревожен.
- Тухленькое дельце, - сообщил он сумрачно. - Я чуть реально не обделался...
Выяснил Сержик следующее: гражданка Вронская С. Н. в 86-ом году была ликвидирована. Приказ на ликвидацию отдал начальник отдела Г. генерал Х. Основания: неразборчиво... Исполнение: ликвидатор Н... Ликвидирован в 87-ом. Особые замечания: тело гражданки С. бесследно исчезло из спецморга отдела Г.
- Как исчезло? - тупо спросил Голицын.
- Я же сказал как: бесследно. Надело, блин, шапочку, и пошло погулять... Да, чтоб ты не дергался и не помышлял о мести: генерал Х. скончался на заслуженном отдыхе в 96-ом году.
- Ага.
- Это очень мудрое замечание, - саркастически сверкнул глазом Сержик и закурил. - Еще поручения будут?
- Да нет, спасибо... Я что-нибудь тебе должен?
- Какой старый друг может обойтись без оскорбления на прощанье? Ладно. Бывай. Звони, ежели.
Вернувшись домой, Голицын, повинуясь смутному чувству, включил телевизор и мгновенно намертво приварился к экрану. Прямая трансляция CNN на НТВ, War against America... За сферой представлений, плиз.
Часть последняя
Жизнь кончилась как-то сразу.
Офис Стеллы располагался на сотом этаже в Северной башне, а это значит, что у нее не было шансов на спасение. В свою "студию" на Манхэттене она не возвращалась, а ее "Хонда", очевидно, была погребена под тридцатиметровой горой из спрессованных обломков.
Настала действительно последняя осень. Золото слиняло, осталась лишь чернь, и пряная прана увядания уже не пьянила, а валила с ног.
Когда Голицына особенно доставала тоска ноющая, как нищий на вокзале, он отправлялся в маркет, закупал коробку "Абсолюта", палок пять-шесть "Салями", и переходил в режим "пьём-лежим".
Ник потерял к нему интерес, не звонил и никак себя не обозначал. Голицын впервые в жизни почувствовал себя абсолютно свободным. Оказалось, что это состояние ближе всего к смерти, если только не сама смерть.