- Нет, не уходи, - произнесла Глория во сне, но он и не думал, лишь шевельнул рукой, на которой покоилась ее голова. Утро уже проникло в комнату, и Тим смотрел на лицо девушки и думал о том, что ждет их впереди? Прошло некоторое время, смешались и сон, и явь, и очнулся он под любящим и ласковым взглядом Глории.

- Что это? - спросила она, коснувшись его левого плеча. Небольшого, едва приметного шрама из двух половинок, которые под острым углом образовывали латинскую букву "V".

- Где? - улыбнулся он, покосившись на ее палец. - А, это... И тут словно молния сверкнула перед его глазами. Господи, как он мог забыть! Поистине, и смешно, и нелепо. Искать в чужом доме то, что хранится в твоем. Он тотчас же вспомнил: фотография, оторванный от головы торс мужчины и такой же шрам.

- Глория, пора вставать, - сказал Тим, поцеловав ее. - Расследование продолжается.

Через полчаса они сидели за столом и сквозь увеличительное стекло рассматривали странную фотографию. Черная кожаная сумка лежала тут же, вещи из нее были высыпаны, а Тим уже успел рассказать Глории об этой находке.

- Шрам, конечно, точно такой, - серьезно произнесла она. - Но этот человек - не ты. Ну-ка, сними рубашку.

- Брось, - отмахнулся Тим. - И так ясно. Могу засвидетельствовать, как врач, у него иная анатомия тела, другой тип мускулатуры.

- И все-таки, фотография обычно искажает оригинал. Нельзя исключить и какую-то долю вероятности, что это ты.

- Видишь ли, Глория. Такой шрам, если отбросить возможное совпадение, может быть у нескольких знакомых мне людей. Не скажу точно, но у полутора-двух десятков. Это история давнего детства. В классе шестом мальчишки создали тайную организацию. Сейчас бы я назвал ее обществом дураков. Но тогда все это выглядело очень романтично и таинственно.

Была произнесена какая-то клятва, создан устав и все такое прочее, Тероян помолчал, вспоминая прошлое. - А скрепили они этот союз вот такими шрамами, выжженными на левом плече.

- Я и представить себе не могла, что в детстве ты был таким романтически-глупым, - засмеялась Глория. - Это на тебя совсем не похоже. Значит, до клятвы Гиппократа ты произнес еще и другую?

- Такую же торжественную, только не помню, о чем там шла речь. Так вот, из тех "тамплиеров" я сохранил приятельские отношения лишь с тремя: с Карпатовым, Юнговым и Шелешевым. Но можно разыскать и других. Хотя, думаю, что это напрасно. Вероятнее всего, шрам на фотографии - случайность.

- Кто знает... Если на ней все же запечатлен кто-то из вас, то красная стрелка, нацеленная в сердце, означает одно: смерть, - с этим словом, произнесенным шепотом, в комнате наступила тишина, и словно бы чья-то тень легла на фотографию, от которой исходило какое-то зловещее излучение.

Тероян перевернул ее изображением вниз.

- Ерунда, - произнес он. - Ты забываешь, что я встретился с тобой гораздо позже, чем в сумочке Серого появилась эта фотография. Что он мог знать о ком-то из нас? Хотя... Юнгов живет неподалеку. С Шелешевым они из одного мира. А Карпатов? Поводов для мести полковнику МУРа найдется достаточно.

- Вот именно, - подтвердила Глория. - И неизвестно, где ты мог перейти сатанистам дорогу.

- Ладно, не будем ломать голову, - сказал Тим, собирая вещи в сумочку. - Пойдем лучше завтракать.

Но и за завтраком они продолжали обсуждать эту тему, позабыв даже о закипевшем кофейнике. Глория сняла его с плиты и как-то грустно произнесла:

- Ты все же счастливее меня. Шрам - это память о детстве, и ты можешь всегда уйти в прошлое. А что у меня? Где мои игры, когда я была маленькой? Я даже не знаю, под какой звездой родилась... И какие у меня были друзья?

- Все вернется, Глория, - мягко сказал Тим. - Мы близки к цели, ты вспомнишь все. И радости, и печали. Я чувствую, что мы ходим совсем рядом с тем, кто лишил тебя памяти.

- Я знаю. Я сама это чувствую. Он где-то неподалеку, следит за мной, наблюдает. Мне даже кажется, что вот и сейчас, в эту минуту, он сидит вместе с нами, за столом.

Тим взял ее руку и коснулся губами.

- Если это так, то мы не нальем ему кофе, - и он толкнул кого-то невидимого локтем. - А ну брысь! Брысь, тебе говорят, нечисть!

Глория улыбнулась, а глаза ее вновь наполнились синим цветом.

- Но может быть, если бы со мной не случилось подобного, я бы не встретила тебя? Значит, я должна быть ему благодарна? Хоть немного.

- Нас свела судьба, - произнес Тим. Помолчав, он рассказал ей о своем видении на пустынной дороге, когда чуть не разбился насмерть, и которое предшествовало встрече с Глорией.

- Как странно, - задумчиво сказала она. - Я верю, что тебя спасла сама Богородица.

- И ты, - добавил Тим. - Твой облик двигался мне навстречу, твоя душа, отделившаяся от тела. Уже тогда ты прошла сквозь мое сердце. Не знаю, может быть, нам еще о многом предстоит пожалеть, испытать горечь утрат, но мир без тебя сейчас мне кажется приютом сумасшедших. Только с тобой я ощущаю смысл жизни. И я перегрызу горло тому, кто попробует нас разлучить.

- А я помогу тебе в этом, - тихо ответила Глория. Она присела рядом с ним, склонив голову на плечо, и тот, невидимый, словно почувствовав свое бессилие перед ними, исчез. Еще никому не удавалось одолеть любовь. Некоторое время спустя Тим, вспомнив о чем-то, спросил:

- Так кто же все-таки такой этот таинственный Юра, прогуливавшийся с тобой по московским улицам? - а сам подумал: "Уж не Гуркин ли?" Почему-то эта мысль не оставляла его в покое. Он помнил, как пристально смотрела на него Глория, словно пытаясь узнать. - Тот журналист в Думе тебе никого не напоминает? Юрий Гуркин.

Тень тревоги мелькнула по лицу Глории, она покачала головой, раздумывая.

- И да, и нет. Я не уверена, что это был он. Иногда мне кажется, что стоит мне отодвинуть какой-то темный занавес, и я узнаю его, но рука мне не повинуется. Кто-то удерживает ее. Может быть, именно мой спутник - Юрий. У него две маски, одна - для дневного света, другая - ночью. И нет лица.

- Еще один оборотень, - проворчал Тим. - Сколько же их развелось в Белокаменной? Пора проводить отстрел. Их преимущество не в том, что они сильнее, а быстрее. Мы медлим, встречаясь с ними, чего-то ждем, а они постоянно меняют свой облик, приспосабливаются к нашему зрению. Проходит время, и мы принимаем их за своих. И получаем удар за ударом.