- Пять лет, - отвечал Ион.

- Значит, Отелло и тебя подобрал на обочине.

- Я кое-как перебивался.

- Понятное дело! Я тоже. Отелло рассказывал тебе, как лишился глаза?

Отелло грозно мяукнул.

- Молчи, старый пройдоха! - приказал ему Павел и обернулся к Иону. - Рассказывал?

- Только раз обмолвился, что это было делом рук облапошенного олуха, когда афера вышла боком, потому что он что-то сделал не так.

- Не он, а я! Мне было двенадцать лет, и я был полон самомнения, так же, как ты сейчас. Отелло подобрал меня на улице и научил кое-каким трюкам, я несколько раз ему помог, а потом возомнил, что уже достаточно знаю, смогу прожить сам и не нуждаюсь больше в посторонней помощи. Зачем делить добычу? В двенадцать лет я был кум королю. Покинув убежище Отелло, я отправился на поиски дуралея, которого можно было бы облапошить, чтобы попасть в город.

- Всего-то в двенадцать лет? - удивился Ион.

Павел продолжил свой рассказ, не обратив на него внимания.

- Я наметил себе в жертву старого купца, торговавшего диковинами с морского дна, и подкрался к его лавке. Я собирался подсунуть ему фальшивые жемчужины, получить за них золото и купить себе место в проходящем караване. Купец стал приставать ко мне с вопросами: "Откуда у бродяги бесценные камни?" и "Где ты взял такое богатство?". Я лишился терпения, так как не был готов к тому, что старый лис не купится на единственную версию, которая была у меня в запасе. "Хочешь задешево жемчуга?" - спросил я его и все окончательно испортил. Я потерял сосредоточенность, маскировку, самоконтроль - и мои жемчужины превратились в песок. Старый хрыч оказался сильнее, чем я предполагал. Он свернул бы мне шею, не окажись рядом Отелло. Видимо, он весь день следил за мной. Мастер стал молить купца о пощаде. Тот заставил его поклясться, что он станет за мной приглядывать и что я не стану ему больше досаждать. Отелло поклялся, и я был отпущен. Отелло забрал меня и продолжил учить уму-разуму. Я убедился, что далеко не так хитер, как мнилось. В следующий раз я ушел от него, только когда был совершенно готов к этому, то есть спустя еще четыре года.

- А как же его глаз?

- Купец выбил его, чтобы Отелло не отвлекался, приглядывая за мной.

Отелло мяукнул.

- Я обязан этому коту жизнью, - заключил Павел, - и не могу себе позволить действовать наобум.

Отелло заурчал и потерся головой о руку того, кто четверть века назад был его учеником.

- Как же ты очутился в тюрьме?

Павел откинулся и потер рукой лоб.

- Не могу сказать, что я в тот раз недостаточно подготовился или не позаботился о прикрытии. Напустил всех положенных для маскировки чар, подкупил стражников, расставил по местам сообщников. Все должно было получиться красиво.

- А что вышло?

- Я попался. Меня подловили на небрежности, заплатили городской страже больше, чем платил я, и отволокли в каталажку. Я бы торчал там по сей день, если бы мой клиент не испугался, что я использую свое заточение ему во вред.

- Чего ему было бояться?

- Срама. Его, конечно, не в чем винить: я попался. Но он-то проявил глупость! Представь себе опытнейшего мага, который покупается на старый трюк - летающего верблюда - и соглашается на этом подзаработать! Да еще не поручает другому магу проверить наличие добавочных чар. Он был отменным олухом: с самомнением ("Меня никто не обдурит!"), жадным ("Зачем делиться, когда все можно взять одному") и высокомерным ("Наплевать на мнение этих презренных, решение принимаю я!").

Ион не сдержал улыбки, увидев насмешливую ухмылку, как две капли воды похожую на улыбку Отелло.

- Очень похоже на Доила Хассана.

- Все они похожи друг на друга. Доил Хассан - не исключение. Павел просиял: ему в голову пришла удачная мысль. - Ну да, все они одинаковы... Доил Хассан - один из многих... Правильно!

- Что правильно?

- Чего больше всего боится маг-разбойник? - спросил Павел.

- Не знаю... Другого мага? Наверное, того, кто обладает большим могуществом.

- Почти точно, но не совсем. Неписанный закон ясен и прост. Нет ничего постыдного в том, чтобы покориться более могущественной силе или человеку, особенно в случае, если поражение неизбежно. Разумеется, тебе полагается дождаться, чтобы победивший потерял бдительность, и попытаться восторжествовать, но это в данном случае неважно. Итак, маг больше всего боится осрамиться.

- Осрамиться?

- Конечно! Они добиваются власти, заставив себя уважать, а какое же уважение к посрамленному? Ведь никто не боится того, кто становится посмешищем.

- Что же из этого следует?

- То и следует, что нам надо всего лишь найти способ опозорить Хассана, да так, чтобы он счел необходимым заключить с нами сделку: скажем, он снова превращает Отелло в человека, а мы храним молчание и не оглашаем постыдных для него сведений.

- Как этого добиться?

- Работать заодно, но порознь. Если мы не наделаем ошибок, никто не заподозрит нас в сообщничестве.

- В чем?

- Я пока еще не обдумал всех подробностей, но за этим дело не станет. Нам потребуется много помощников: мошенников, чародеев. К счастью, на этих улицах кишмя кишат друзья Отелло. Многие обязаны ему началом карьеры: это он сделал из них удачливых жуликов.

- И они согласятся нам помочь? - недоверчиво спросил Ион.

- Обязательно! Долг платежом красен. Мы, мошенники, никогда не забываем добра. Даже те, кто ничем не обязан Отелло или мне, присоединятся к нам, как только прослышат о происходящем. Любой мошенник опасается, что рано или поздно нарвется на мага-разбойника.

Отелло мяукнул.

- Разумеется, мы привлечем Малыша Абдула и Человека-Щита.

- Думаешь, получится? - спросил Ион, унимая радостное возбуждение.

- Будем надеяться. Но даже если у нас ничего не выйдет, то иного выхода все равно нет. Одно могу тебе гарантировать: мы провернем затею, равных которой этот город еще не видывал.

Отелло мяукнул еще раз.

- Решено! - произнесли мошенники в один голос. Все трое скрепили замысел рукопожатием, хотя кот участвовал в этом символически, так как берег лапы, скрюченные артритом.

Впервые после постигшего его перерождения Отелло позволил себе гримасу, похожую на улыбку.