- Что, родненький, больно? - услышал я однажды негромкий голос. Потерпи, сейчас воды принесу.

- Кто ты? - спросил я, обрадовавшись родной речи. - Что здесь делаешь?

- Наташа. Меня заставляют здесь полы мыть.

Так я познакомился с Наташей Артеменко - девушкой удивительной доброты. Она украдкой приносила мне хлеба, ломти арбузов, прикладывала какие-то травы к моим ожогам.

Наташа обещала помочь мне уйти к партизанам, да не успела. Меня перевезли в лазарет криворожского концлагеря. Врачом там был наш военнопленный Глеб Васильевич. Он старался сделать для нас все, что мог. Но, кроме марганцовки, никаких медикаментов ему не давали. Этой марганцовкой Глеб Васильевич и врачевал мои ожоги.

Через несколько дней я уже стал видеть. Посмотрелся как-то в осколок зеркальца и ужаснулся: не лицо, а черная маска, твердая, как панцирь. Ничего, успокоил себя, потом отмоюсь, главное - убежать отсюда.

К этому времени я познакомился с двумя коллегами, тоже обгоревшими летчиками, - Владимиром Палащенко и Аркадием Лодвяковым. Задумали бежать, ждали удобного случая.

И вот однажды мы услышали нарастающий гул артиллерийской канонады. Это наши войска перешли в наступление. Фашисты всполошились и стали партию за партией отправлять пленных на запад. Воспользовавшись суматохой, мы забрались в какой-то склад. Там увидели груды гражданской одежды и обуви. Видимо, это были вещи расстрелянных... Мы переоделись. Когда наступила темнота, выбрались с территории лагеря. Не верилось, что нас не преследовали. Очевидно, фашистам было не до этого.

Двинулись на восток, Ночью шли, днем прятались. Никто не жаловался на голод, недомогание. Каждому хотелось как можно быстрее выбраться из фашистского ада.

На четырнадцатый день пути мы подошли к линии фронта. До нашей передовой осталось каких-то два-три километра. Но как их пройти? Ведь вокруг фашисты. Да и обессилели мы вконец. Решили день переждать, отдохнуть, осмотреться, а ночью перейти линию фронта.

Расположились в кустарнике. Сидим, а от голода тошнит и голова кружится. Один из нас не выдержал, выполз на опушку и увидел неподалеку трупы наших солдат. Наверное, совсем недавно здесь шел сильный бой. "Что, если поискать оружие? - подумал я, когда вернувшийся товарищ рассказал об увиденном. - А может, у кого-нибудь в вещмешке окажется кусок хлеба?"

Мы вылезли из кустов и подошли к убитым. Оружия при них не было, а немного хлеба нашли.

Только мы разделили находку, как на дороге, проходившей неподалеку, показалась группа мотоциклистов. Они ехали в нашу сторону. Что делать? Бежать? Но ведь фашисты моментально покосят нас - из пулеметов.

Хорошо, что в окопчике, рядом с которым лежали убитые, оказались две лопаты. Решение созрело сразу: сделать вид, что пришли закопать трупы. Мы же в гражданской одежде. Так и поступили. Схватили лопаты и начали рыть могилу.

Тем временем подъехали гитлеровцы. Смотрят на нас и о чем-то переговариваются. Мы же, не обращая на них внимания, неторопливо роем землю. Сердце так колотится, что кажется вот-вот выскочит из груди, на лбу выступил холодный пот. А вдруг фашисты потребуют документы?

Проходит минута, другая... Никогда в жизни я раньше не чувствовал, что так медленно может тянуться время! В голове одна мысль: только бы не сорваться, только бы выдержать игру в равнодушие.

Вот офицер что-то скомандовал, мотоциклисты развернулись и стали удаляться. Едва они скрылись из виду, мы бросились в кусты. Бежали до тех пор, пока не свалились от усталости.

С наступлением вечера осторожно двинулись к передовой. Ориентировались по вспышкам ракет и пулеметным трассам. Часа в четыре миновали освещавшийся район. Решив, что главная опасность позади, встали во весь рост и побежали. Но по нас тут же открыли огонь вражеские автоматчики. Пришлось залечь. Рядом послышалась немецкая речь... Подбежали фашисты и начали избивать нас прикладами автоматов.

Так мы снова оказались в плену. А потом нас с группой других военнопленных загнали в телячий вагон и повезли куда-то на запад. Ехали около недели. Было холодно, есть почти ничего не давали. Согревала лишь надежда на очередной побег...

Когда нас привезли в шепетовский концлагерь, началась зима. Одеты мы были плохо, а в бараках постоянно гулял леденящий ветер. Особенно изнуряли длительные простои в очередях за тухлой баландой.

Над нами издевались, как хотели. Особенно усердствовали в мордобоях полицаи и власовцы. Приходилось скрипеть зубами, но терпеть. За малейшее сопротивление расстреливали на месте.

А за колючей проволокой шумел лес... С тоской и надеждой смотрели мы на него. Для нас он был символом свободы и жизни.

Несмотря на жуткие лагерные условия, большинство из нас не падали духом. Мы знали, что фронт движется на запад, что где-то рядом действуют партизаны. Это прибавляло нам сил, подогревало в сознании мысль о побеге. Много и тревожно думали о своих семьях. Я представлял, как жена получила похоронную, как оберегала двух мальчишек от страшной вести об отце. Не знаю, что бы я ни отдал за то, чтобы они узнали обо мне правду.

Перед новым годом нас построили в колонну и под усиленной охраной автоматчиков погнали еще дальше, на запад. Предупредили: шаг в сторону стреляем, отстал или остановился - стреляем, разговариваешь - стреляем. Так нас пригнали в славутский концлагерь. В пути многих расстреляли.

В сравнении с другими этот лагерь был оборудован, как говорится, по последнему слову техники. Я, конечно, имею в виду не удобства для военнопленных, а систему охраны и строгость режима. Территорию лагеря окружало несколько рядов колючей проволоки. Перед последним из них фашисты оставили дорожку, по которой ходили автоматчики. На вышках, расставленных в нескольких десятках метров друг от друга, дежурили пулеметчики.

Выбраться из такого лагеря было очень трудно, но нас это не остановило. Сразу по прибытии сюда мы всемером стали разрабатывать план побега. Определив участок, где дорожка патрулей была наиболее длинной, мы наметили место для проделывания прохода в заграждении. Заранее обусловили время и способы сбора группы у колючей проволоки. Подготовкой к побегу руководил майор-артиллерист, толковый и смелый офицер. Он достал где-то кусачки и сам вызвался сделать проходы в проволочном заграждении.

Ночью мы собрались в назначенном месте. Как только часовой стал удаляться, подползли к проволочному заграждению. Майор пустил в ход кусачки. Нам казалось, что их щелканье звучит, как удары колокола. Когда проход был сделан, один за другим выползли к дорожке.

Послышались шаги приближающегося охранника. Через полминуты он будет здесь. Теперь нам уже не успеть сделать проход в последнем ряду проволоки. Что же предпринять? Мы растерялись. Но в этот момент майор вскочил и, негромко скомандовав "За мной", ринулся к проволочному забору. Все бросились за ним.

Страшная это вещь - перелезать через колючку. Ее острые шипы рвут одежду, впиваются в тело так, что, кажется, не оторвешься от проволоки. Но ради близкой свободы пойдешь на все.

Перебравшись через забор, мы поползли по глубокому снегу к лесу. В лагере по-прежнему стояла тишина. Значит, нас не заметили. Видимо, помогли темная ночь и начавшаяся метель.

Через несколько часов пути мы добрались до небольшой лесной деревушки. Местные жители накормили нас и помогли связаться с партизанским отрядом имени В. И. Ленина.

В партизанах, скажу откровенно, мы особого героизма не проявили. После больших боев с карателями отряд отдыхал. Правда, изредка мы ходили на задания. Захватывали и приводили "языков", ловили предателей.

Когда район действий отряда был. освобожден нашими войсками, мы, летчики, - Юрий Осипов, Аркадий Лодвиков, Владимир Палащенко и я обратились к командиру одной из частей. Рассказали ему все о себе и попросили помочь нам вернуться в свои авиационные полки. Нас внимательно выслушали (каждого в отдельности) и с провожатым отправили в тыл. Здесь с нами вторично поговорили и отослали еще дальше, но уже под конвоем.