Грач перепсиховал, открылась язва.

Между первой и второй больницами еще одна попытка-режиссерская коллегия. Один творческий деятель заметил: "Ну какой из него соло? Он ведь не администратор". Возразил только Никулин: "Но ведь Мусин тоже не был администратором".

Грачик всю коллегию мучил кубик Рубика.

Клоун дядя Костя Мусин (он уже помер) комиковал до самой старости, когда здоровался, приподнимает шляпу, а под ней-еще одна!- секрет.

Слону перед выступлением делают клизму.

"Чего смеешься,-обиделся на меня инспектор манежа.-Слон... Ты хоть знаешь, сколько это? А ослик? Если мочится - это ведь два ведра".

Теперь... Вернуться в пару невозможно. Одному-не дают. Осталось: легкий труд после больницы в тульской униформе, а завтра увольнение по статье или засыл в богом забытую группу клоуном без номера.

Хотелось одного: набрать полон рот - и плюнуть! И податься униформой в сочинское шапито или вообще бросить окаянную Систему-этот удивительно огромный, разбросанный, бестолковый и страшно запутанный ком.

Снимали квартиру, да пришел хозяин: понимаешь, друг, жена возвращается, на хрен надо, то да се-уходите. На улице всей семьей. Квартиры нет, работы нет, денег нет. Директор шапито Парка культуры Григорян пожалел: "Ну что, живите пока в вагончике".

Это было самое тяжелое время - "блокадный Ленинград".

Директора цирков делятся на "цирковых" и "не цирковых".

Цирковой директор-это такой дядечка, который может где-то что-то и как-то, но вообще... ну, что я вам объясняю, вы и так все понимаете - таких мало, просто крохи, но бывают. А вот один раньше работал в парке - двух лебедей украли, за это перевели в цирк. Другой всю жизнь начальником тюрьмы, а на старости - в цирк. Артист к нему стучался, он отвечал: "Введите". Писали заявление: "Прошу выдать со склада два килограмма сальто-мортале"; он надписывал: "Выдать".

Один воздушник шагнул пьяный с шестого этажа, объявив: "Смотрите, как делается три с половиной оборота". Насмерть.

Молитва цирковых: ставки, поездки. Ставки - это деньги. Поездки - это "туда". Поездки - часто склоки и ненависть вчерашних друзей, это... ну ладно. Еду, еду я домой, парень я невыездной.

Спрашивает Петька Василия Ивановича: "Что такое гласность?" - "А это, Петька, вот ты можешь выйти перед строем и все-все про меня сказать. Все, что думаешь. И ничего тебе за это не будет".-"Ничего не будет?"-"Ничего-ни шашки, ни коня..."

Когда едут "туда", дабы сэкономить бесценные крохи командировочной валюты на жгучие потребности рядовых тружеников манежа, тащат с собой супы в пакетиках, необъятные массивы тушенки, в полые перши суют колбасу. За границей рацион: макароны и картошка.

В США униформист получает в пять раз больше, чем наш командированный представитель самого лучшего в мире цирка.

"Он меня манит пальцем: пойдем сходим в бар. Я его так поманить не могу".

Легкий труд был в тульской униформе. Он цеплялся за соломинку и упросил местные власти сделать просмотр в Туле. В Туле он понравился. Здесь он тянул на соло. Москва надула щеки и все эти просмотры признала недействительными. Если все-таки хочет работать, пусть еще раз просматривается в Москве.

Для того чтобы делать свои репризы, не было времени и денег на реквизит. Кещян готовил одну-единственную репризу-"Макароны". Посетитель какого-то воображаемого заведения заказывает макароны. Клоун летит со всех ног и спотыкается - все макароны на земле. Клоун прячет их, накрывая своим телом, потом собирает их в тарелку руками, веником, притаптывает ногой и церемонно подает к столу. Такая, в общем, хохма.

Очередная комиссия пришла.

Грачик вылетел на манеж, искренне споткнулся, наступил на терклу и пришел (цирковой синоним слова "упасть") на левую руку. Он вывихнул плечо - это дикая боль. Он одной рукой пошвырял макароны в тарелку, сунул их посетителю и ушел с манежа; из плеча торчала кость. Травмопункт и перевязка!

Грачик сидел у вагончика с забинтованной рукой - комиссия заседала допоздна, кое-кто выходил, курил, "ну, как рука?", в вагончике взрывами смеялись, и он понимал, что разговор уже о другом, а он сидел и ждал посреди московской пресной ночи-решалась его судьба.

Да что можно сказать о клоуне, который вышел, сломался и ушел?

Ему не разрешили соло. Разрешили новую пару.

"Я им покажу пару",-пообещал Витя Франке и бухнул от балды телеграмму, что в Днепропетровске есть новый партнер и он рвется в бой. Кещяну дали немедленно репетиционный период.

Как хватило у него сил шесть лет мечтать и осмелиться, быть тихим, робким и несчастным - и решиться получать уже больше двухсот, а сесть с двумя детьми на сто двадцать и на неопределенное время, на грань увольнения, что подняло его сквозь бетонный лоб системной бюрократии, хоть не борец он, боже упаси, просто маленький человечек, а когда родили его мама с папой, что-то случилось в крошечном еще тельце, что-то дрогнуло и зажглась тоненькая, негасимая и бессмертная свечечка полета, обжигающей страсти, нити путеводной, не к червонцам и дачам (ему дай миллион - шапито купит) - крохотная святая свечечка...

В классической буффонаде Пал Палыч берет вместо спички в ладонь свечу, а Грачик все мучается и ждет: почему же "спичка" не обжигает Пал Палычу пальцы, а все горит и горит?

Это ведь трудно понять. Большинство даже не хочет понимать такое. У всех одинаково: закуты, кормушки, клети; а вот у него-горит.

Ужас, это когда три вежливых хлопка и никто даже не придет в гримерную, это когда ты на манеже, а там, во-он там кто-то зевнул. Это все. Это туши свет и спокойной ночи.

Пал Палыч-это Павел Петрович Богачук. Рост-192, вес-98. На тридцать килограммов тяжелее Кещяна и на тридцать сантиметров выше. В прошлом осветитель, униформист, ассистент у эквилибриста. Когда надевает фрак-как червонного золота подсвечник с комком белоснежного воска вместо головы. Борода и усы колечками. Паша важный, как эскимо. Паше засовывали за пояс палку, чтобы сбить сутулость любителя нардов.

Образ Грачика искали долго: хотелось доброго, без пинков и укусов в зад. В то лето все носили полосатые майки - Франке снял такую с Грачика и натянул на своего сына: рука до пола, вырез до середины груди: "Ты будешь вот таким. Грач".