В комнате он присел и уперся руками в гранитные колени.

- Слушай сюда. Ты из внутренних, я - во внешней разведке, но тебе придется мне помочь. Ночью у них запланирована атака. Есть такое место в небесах - Ворота. Через них проникают в мир людей, пока они спят, а в нашем секторе другого пути нет. Великая стена. Ее поставили с началом Калиюги. Твари используют Ворота, чтобы врываться в человеческие мозги, вербовать новых солдат. Первый и Второй легионы сегодня заняты, у них большая операция где-то в Америке. Третий и Четвертый - под Киевом, там намечается большое сражение возле одной электростанции. Наша задача - помешать продвижению бандформирования. Взять огонь на себя. Обычно они ставят заслон по дороге к месту сходки, а собираются они на своем скотном дворе. Там у них база. Нам заслон не обойти, так что будем упреждать, пока они не окопались. Численность заградотряда - шесть штук. Вооружение - пистолеты ПМ. В штурмовой бригаде - штук двести. Вооружение - астральное, но тебе это мало о чем скажет. Понял?

- Понял.

- Так точно, твою мать. Еще один пиджак на мою голову... Был тут один до тебя. Тоже из внутреннего. Замочили пацана в первом же бою. Я все понимаю, смерти нет. Но задачи надо выполнять сегодня, а не когда-то... Ладно. Все. Вперед, за мной.

***

Во мраке предместья Дед мог ориентироваться даже забыв голову дома. Пройдя сотню метров, они свернули в какой-то двор, принадлежавший, вероятно, местному сельпо.

- Постой тут, - сказал Дед и, оставив Русинского у входа, между складским сараем и столбом, лампочка на котором погасла много лет назад, с кряхтением перебрался через забор. Пару минут его не было слышно. Затем рявкнул мотоциклетный двигатель, ворота распахнулись и Дед появился верхом на грохочущем "Иже". Кивком он указал Русинскому на коляску.

...Северный ветер хлестал в лицо, и чтобы сделать вдох, нужно было отвернуться. Дед гнал на максимально отпущенной "Ижу" скорости, но дух все равно захватывало. Ровная пустынная дорога оставляла справа розовеющее нежное небо, слева - подернутые светлыми бликами поля. Оглохнув и ослепнув, дыша с перерывами, Русинский, тем не менее, чувствовал небывалый подъем. Он думал о смерти.

Прошло не больше сорока минут, когда они свернули с трассы в густой кедрач и запрыгали по проселочной раздолбайке. Наконец Дед притормозил ревущего монстра и не сходя с седла ревниво оглядел окрестности.

- Все. Здесь, - прохрипел он.

Русинский сделал глубокий вдох.

Мотоцикл они загнали в чащу и присели на корточки за кустами.

- Курить можно? - спросил Русинский.

Дед флегматично пожал плечами.

- Только не лупи по той стороне, - сказал он и показал на противоположные от дороги деревья. - Занимайся в своем секторе. А то меня подрежешь.

***

Докурить Русинский не успел. Колонна из двух черных "волг" с упорством пробиралась по дороге с разбитой и схваченной морозцем колеей. Пассажиров скрывали тонированные стекла. Номера были местные и блатные, отличаясь только последней из четырех цифр.

- Пошли, - буднично сказал Дед.

Они поднялись. Русинский остановился с правой стороны. Дед вразвалку вышел на дорогу.

Когда до передней машины осталось девять метров и послышался крик, он выхватил из-за спины "калашников", на лету щелкнул планкой предохранителя и резанул длинной очередью по ветровому стеклу. Авто резко свернуло и уткнулось в кусты. Русинский бросился к арьергардной машине и выстрелил в мужика, выскочившего из салона, но тот нырнул в канаву и сходу ответил двумя выстрелами. Пуля сбила иней с ветки над головой Русинского, или сбила ветку, но уточнять было некогда, и он с колена дважды выстрелил. Мужик по инерции пробежал еще несколько метров, споткнулся и упал лицом вперед.

На другой стороне дороги работал Дед, срезая прибывших аккуратно и прицельно. Возле машины, с левой стороны, уже лежали два существа - одно из них корчилось возле открытой двери, схватившись за окровавленный живот, другого откинуло спиной в салон, и его длинные ноги вывалились из машины безвольно, точно кишки. Уцелевший перебегал от дерева к дереву, видимо, решив заморить Деда кроссом.

Четкий лязг оружия слился с хлопками пистолетных выстрелов и сдержанным, разделенным пунктиром пауз, хриплым напором АК. В обыденной практике Русинский предпочитал самбо и ножи, но в этот миг стрельба полностью овладела его сознанием. Привкус крови вперемешку с острым чистым воздухом отбивал лишние мысли. Группа прикрытия - те трое, что от нее остались - вели себя внимательно, будто опомнившись, но Дед опомнился гораздо раньше. По отчаянному резкому крику справа Русинский понял, что Дед уложил последнего из передней машины, но сам не мог похвататься таким успехом. Один из его подопечных все дальше уходил в лес, другой - и этот был наиболее опасен - кружил по спирали, отвлекая от уходящего. Несколько раз Русинскому хотелось броситься в атаку, но только приходилось уклоняться от пуль, все происходило то ли слишком быстро, то ли слишком медленно - на облавах все было иначе. Когда Русинский перебросил свое тело в канаву, его лодыжку обожгло. Он сжал зубы и выстрелил в мелькнувшую впереди фигуру. Там заматерились, тело шлепнулось на мягкую землю. Послав к черту все, что он слышал об искусстве боя, Русинский рванулся вперед; раненый вскочил на ноги и бросился бежать, ломая сучья и оборачиваясь; он становился все более и более предсказуемым, и вскоре, подловив его на суетливой перезарядке магазина, Русинский на выдохе, словно в прыжке, выпустил в него остатки второй обоймы - и не промахнулся. Мужик впереди замер, качнулся и словно аквалангист, ныряющий с лодки, рухнул в серый снег. Русинский вставил последнюю обойму и удовлетворенно вытер сопли.

Впереди не наблюдалось никакого движения - только один раз прозвучал "калашников". Ничто не нарушало космическую тишину леса.

За спиной раздался шелест. Русинский взвился и выстрелил на звук.

Могучая ладонь к квадратными пальцами отогнула ветку. В проеме показалось хмурое лицо. Дед молча подошел к Русинскому, сел рядом на пенек и, откашлявшись, сказал:

- Он готов. Два жмура твои. Поздравляю.

***

Ранение оказалось очень легким: лишь оторвало кусочек кожи. Дед плеснул на рану из своей фляги, перевязал припасенным бинтом и посоветовал забыть о царапине. Неспешным шагом они углубились вдоль дороги, постепенно успокаиваясь и молча наблюдая облака.

Лес кончился. Отверстая черная степь развернулась во все стороны. Небо уходило резко ввысь, не нависая над сердцем. Несколько длинноволосых всадников, укутанных в черные плащи, с сияющей медью копий, вырвались на каурых своих жеребцах слева по горизонту и, покрутившись на месте, повернули на Запад. Немного позже с той же стороны потянулась цепочка тяжелых повозок в сопровождении других всадников. Деревянные колеса вдавливались в мерзлую почву. Воины несли шесты с конскими черепами на верхушках, на копьях остальных ветер рвал красные бунчуки. В окружении трех юношей, опираясь на длинный извилистый посох, шел крепкий старик с длинной темной бородой и спускавшимися до плеч волосами, открытыми из-под откинутого на мощную ровную спину капюшона. Позади мычали коровы, плелись козы и бараны. Мотались гривы коней. Из повозок доносился детский плач; женщина пела убаюкивающую песню на языке, что показался Русинскому неизвестном, но чем внимательнее он вслушивался в слова, вольные и плавные, как ветер, как пологие сопки вокруг, тем сильнее становилось предчувствие, что он сейчас поймет, и тем дальше отодвигалось понимание.

Странная цепочка прошла по краю горизонта и растворилась в пространстве. Когда последний проблеск звука исчез, Русинский остановился и потрясенно взглянул на Деда.

- Отмотало на четыре тысячи лет назад, - констатировал Дед. - Такое бывает, особенно в марте.

- Кто это?..

- Может, и ты. Или я.

- И куда мы идем?

- На Урал, или в Иран. В Грецию, Норвегию, на Днепр, Дон, в Италию... Откуда я знаю? Здесь проходила Коровья Дорога. Память о ней осталась только в мифах. Эсхила наказали за то, что он выдал ее в "Прометее" своем. Так что сильно не трепись, масса всегда одинаковая, русская, еврейская, американская... Какая угодно. В лучшем случае поднимут на смех.