Теперь, отдавая себе полный отчет в том, что последующие события описаны в подробностях и многократно, я разрешу себе только напомнить в общих чертах их последовательность, а также те мысли, поступки, действия, которыми жил и я сам, и мои фронтовые товарищи в последние, завершающие полмесяца этой, казалось, бесконечно долгой войны.

К Берлину рвались воины, вынесшие на своих плечах все тяготы минувших сражений, и дело чести всего командования фронта, армий и соединений, командиров всех степеней состояло в том, чтобы, решая свои боевые задачи, добиваясь безусловного победного результата, сделать все возможное для сохранения жизни личного состава. А этого можно было добиться только при полной ясности о наличии сил и расположении противника, занявшего сейчас последние рубежи обороны у стен своей столицы.

Не довольствуясь уже накопленными данными, Военный совет приказал провести по всему фронту разведку боем, были выделены 32 сильных разведотряда от дивизий первого эшелона общевойсковых армий численностью до усиленного стрелкового батальона каждый. На ряде участков затем были введены в бой и полки первых эшелонов. За два дня боев им удалось вклиниться в оборону врага, местами до 5 километров, преодолеть на ряде участков зону наиболее плотных линейных заграждений. Своими активными действиями в ходе разведки боем мы заставили противника раскрыть огневую систему своей обороны на большую глубину. Появилась возможность сократить продолжительность артиллерийской подготовка атаки главных сил с 30 до 20-25 минут.

Наступление главных сил началось утром 16 апреля. Командующий фронтом принял решение нанести удар по врагу за два часа до рассвета, в условиях полной темноты.

Глухой ночью 16 апреля Военный совет фронта в полном составе выехал на наблюдательный пункт, оборудованный в полосе наступления войск 8-й гвардейской армии. Вместе с нами для участия в руководстве действиями войск отправились командующий бронетанковыми войсками генерал Г. Н. Орел и начальник тыла генерал Н. А. Антипенко.

Нас встретили командарм генерал В. И. Чуйков, члены Военного совета генералы А. М. Пронин и Д. П. Семенов, командующие родами войск армии, начальник политотдела.

Нас всех - это я видел по лицам и настроению присутствовавших - радовал, внося успокоение в растревоженный ожиданием ход мыслей, деловитый настрой, уверенный ход последних подготовительных действий, завершавшихся теперь уже прямо на наших глазах. Успокаивали и стаканы крепкого горячего чая, которые расставляла на столе перед нами официантка столовой Военного совета, словно мы находились не в нескольких сотнях метров от передовой, а в глубоком тылу.

Судя по всему, противник принял боевые действия наших разведывательных отрядов 14 и 15 апреля за неудачную попытку наступления. Успокоенные тем, что это наступление "удалось отбить", гитлеровцы вели себя довольно спокойно. Над Одером плыла настороженная предутренняя тишина, нарушаемая редкими одиночными выстрелами, кстати сказать, очень слышными именно потому, что раздавались в тишине.

В. И. Чуйков доложил о полной готовности частей и соединений армии к выполнению поставленной задачи. Возникла пауза, прерываемая звоном ложки, которой Жуков машинально помешивал в стакане давно растаявший сахар.

Я посмотрел на Чуйкова, он тоже молчал, вопросительно поглядывая на командующего фронтом, и невольно вспомнилась наша встреча на берегу Волги в памятные дни, вернее, в памятный последний день 1942 года - в день нашего первого знакомства с возглавляемой им армией. Тогда мы, проскочив под запоздалым огнем противника через широкую ледяную гладь, стояли на самом краешке берега главной реки России. От тех мест и тех событий нас сейчас отделяли почти два с половиной года беспрерывных, в основном наступательных боев и тысячи не считанных (ибо фронтовые дороги не равны отрезкам прямой линии, проложенной на карте с помощью линейки), но запомнившихся на всю жизнь верст, через край заполненных сражениями, радостями побед и горечью безвозвратных потерь.

И было что-то величественно символическое в том, что именно здесь, на вражеской земле, на берегах широкой немецкой реки, готовились к штурму столицы фашистской Германии войска той самой армии, которая сравнительно недавно по историческому масштабу отсчета времени стояла насмерть у берегов Волги, выстояла и теперь живым олицетворением всенародного возмездия готова была подняться на штурм последней крепости кровавого фашизма.

Я собрался было, пользуясь паузой, напомнить В. И. Чуйкову о нашей встрече на том исходном рубеже победы, но В. И. Казаков, который уже несколько раз перед этим досконально изучал циферблат своих наручных часов, взглянул на них еще раз и коротко спросил:

- Разрешите дать условный сигнал?

- Добро! - решительно произнес Г. К. Жуков, поднимаясь из-за стола первым.

В. И. Казаков снял трубку стоявшего перед ним телефона и отчетливо произнес:

- Родина!

Когда мы вышли из землянки к стереотрубам, перед глазами открылось зрелище мощнейшей ночной артиллерийской подготовки, превосходившей даже внешне все, что довелось видеть до сих пор. В расположении противника в полыхании раскаленно-красного зарева рвались тысячи снарядов и мин. Прогромыхав над головами ревущими на предельных оборотах двигателями, волны бомбардировщиков обрушили свой смертоносный груз на ближние и дальние цели, черное беззвездное небо располосовали огненные следы полета тысяч реактивных снарядов.

Огонь был настолько ошеломляющим, что противник только в самом начале попытался огрызнуться, а затем его оборона словно вымерла.

После заключительного залпа реактивной артиллерии перед нашими взглядами развернулось еще одно незабываемое зрелище - вспыхнули расставленные в тылу наступавших войск мощные прожектора числом до 140.

Представьте себе мгновенное наступление дня в дымном покрове предрассветной густой темени, представьте, как голубоватые, ослепительно яркие полосы света, тревожно подрагивая, пробиваются сквозь дым разрывов, буквально обрушиваются на оборону противника; как в этом море искусственного мерцающего света поднялись в атаку пехотные цепи, причем отсюда, с наблюдательного пункта, можно было в стереотрубу рассмотреть даже складки смятых шинелей на бойцах, идущих в рост на ослепленного прожекторами противника.

Внезапность и мощь огневого удара в сочетании с необычностью примененных средств обеспечили желаемый начальный успех. К рассвету наши войска очистили первую и ринулись на штурм второй полосы обороны противника.

Всю первую половину дня к нам поступали доклады об успешном развитии наступления. Однако во второй половине в докладах начали пробиваться тревожные потки. Войска, преодолев равнинные участки обороны, приблизились к Зеловским высотам, где были встречены сосредоточенным огнем артиллерии и ударами авиации, базировавшейся на берлинских аэродромах. Нам стало ясно, что впереди укрепления противника такой прочности, что с ходу их не взять.

Действительно, дальнейшие усилия успеха не принесли, и только ввод на направлении главного удара двух танковых армий позволил наконец к исходу 17 апреля прорвать вторую оборонительную полосу и две промежуточные позиции, а к исходу 19 апреля третью оборонительную полосу - теперь уже последнюю на подступах к столице фашистского государства.

Положение несколько осложнялось тем, что в те дни наш фронт действовал на этом направлении в одиночестве.

2-му Белорусскому, войска которого были основательно вымотаны тяжелыми боями в ходе ликвидации восточнопомеранской группировки противника, еще предстояло преодолеть Одер в его нижнем течении, где он образует два широких и очень глубоких (до 10 метров) русла, каждое из которых заблаговременно укреплялось противником в предвидении неизбежного здесь наступления. Таким образом, учитывая также, что и пополнение поступало на соседний фронт в значительно более скромных размерах, чем на наш, мы могли ожидать от него активной помощи не ранее как 24-25 апреля.