Крах повлек введение надзора со стороны регулирующих органов. В результате на торговлю наложили жесткие ограничения, а в конечном счете двойную торговлю на Мерк запретили. После краха S&Р-яма оказалась под самым пристальным вниманием надзирающих органов. Комиссия по Ценным Бумагам и Биржам (SEC) пыталась получить надзорную власть над ямой S&P, забрав ее у Комиссии по Торговле Товарными Фьючерсами (CFTC). SEC теоретизировала следующим образом: поскольку S&Р-контракт основан на фондовом индексе, S&Р-фьючерс должен находиться под ее контролем. Однако S&Р-контракт – это фьючерсный контракт с наличным расчетом. Вы не можете держать S&Р-контракт до его истечения и принять поставку акций компаний, входящих в индекс S&P 500. Данная проблема надзора прошла весь путь до ФРС, которая вернула ее CFTC. В конце концов, CFTC сохранила за собой контроль над S&Р-контрактом, но была вынуждена колоссально увеличить маржевые требования.

Перед крахом маржа по S&Р-контрактам составляла около $1500. CFTC увеличила ее до интервала между $15 000 и $20 000, объясняя, что более высокая маржа ограничит число участников в S&Р-яме. Это, в свою очередь, снизит волатильность рынка фьючерсов на S&P. Однако снижение числа участников означало падение ликвидности, что фактически повысило волатильность. Чем больше на рынке участников, тем большее разнообразие мнений и ценовых уровней, обеспечивающих реализацию этих мнений. Это приводит к ликвидному и эффективному рынку.

Для меня – члена Мерк – маржевые требования не были слишком высокими по сравнению с нечленами биржи. К тому же я дэйтрейдер и редко оставляю позицию на ночь, поэтому для меня маржа не проблема. Единственный случай, когда трейдер должен вносить маржу, – это для удержания позиции до следующего дня. Уходите домой "флэт"[10], и вы никогда не столкнетесь с требованиями по марже. Однако снижение объема торговли S&Р-контрактами оказалось большой проблемой, хотя я и не сразу заметил влияние этого на меня.

После краха 1987 года объем по S&P упал колоссально. В 1987 году он находился в интервале примерно 62 000 – 90 000 контрактов в день. В 1988 году он упал до 30 000 – 50 000 контрактов в день. Снижение объема наблюдалось и на Нью-Йоркской Фондовой Бирже (NYSE), но оно было не настолько значительным, как по S&Р-фыочерсам. Объем операций на NYSE упал с уровня 150—250 миллионов акций в день в 1987 году до 110—180 миллионов в 1988 году. Это выглядело так, будто рынки носят траур по всем выбросившимся из окон и всем занятым в брокерском бизнесе, попавших под увольнения. Число занятых в данной сфере снизилось почти на 30 процентов.

Пока рынок S&P претерпевал изменения, я по-прежнему торговал, как и раньше. Это несоответствие и настигло меня, сократив мой годовой доход в 1988 году до малой доли того, что было годом раньше. Необходимо было посмотреть на себя в зеркало – в буквальном смысле – и изменить подходы к бизнесу. Я должен был пройти через худшие времена и найти свой путь в этот переходный период.

К 1987 году я приобрел репутацию самого крупного и наиболее прибыльного трейдера в S&Р-яме. Я всегда заключал от 5 000 до 8 000 контрактов в день, и все – с собственного счета. В 1988 году я продолжал проведение крупных сделок в том же стиле – иногда покупая или продавая за одну сделку сотни контрактов. Я стал столь авторитетным, что некоторые фондовые менеджеры стали инструктировать своих людей наблюдать, как я торгую. Они хотели знать, что я делаю благодаря своему умению определять и анализировать поток приказов на пол, что позволяло чувствовать, окажется ли рынок бычьим или медвежьим. В дополнение к тому вниманию, которое я привлекал к своей торговле, Дэн Дорфман написал обо мне очерк "Бывший водитель грузовика находит свою удачу во фьючерсах", который появился в "USA Today" 2 сентября 1988 года (стр. 7В).

У меня никогда не было намерений становиться крупнейшим игроком в S&Р-яме. То ли благодаря моей терпимости к риску, то ли стилю моей торговли, я поднялся в табели о рангах, став крупнейшим трейдером в этой яме.

Но проблема состояла в том, что объем торговли в S&Р-яме резко падал. Поскольку я торговал большими объемами, то являлся ведущим лекалом. Это означало: когда у ордер-филлеров появлялся к исполнению приказ крупного клиента – на покупку или продажу нескольких сотен контрактов, – они рассчитывали, что я займу противоположную сторону данной сделки. Однажды я заключил с одним из брокеров крупную сделку по цене, минимальной для данного дня. После этого я заключил еще одну крупную сделку с тем же брокером по цене, ставшей максимальной ценой данного дня. Вместе эти две сделки составляли примерно 300 или 340 контрактов, проданных по максимуму, и примерно 200 или 250 контрактов, проданных по минимуму.

У Согласительного Департамента Мерк это вызвало подозрение. В течение дня я заключил сделки с одним и тем же брокером и по максимальной, и по минимальной дневной цене, поэтому его вызвали для объяснений. Департамент интересовало, не сдал ли этот брокер мне данные сделки. Брокер объяснил: "Я торговал с парнем, который давал лучшие цены. Я хотел обеспечить своим клиентам наилучшее исполнение".

Проблемой для меня стала торговля по-крупному на рынке, объем которой снизился. Это увеличило мой риск. Почти каждой своей сделкой я двигал рынок – иногда против себя. В результате у меня появились большие колебания. В один день я мог быть в плюсе, на следующий – в минусе, а к концу недели после всех моих усилий прибыль могла оказаться ничтожно малой.

В конце того года я понял, что должен что-то изменить. Пришлось принять тот факт, что рынок изменился, поэтому я как трейдер должен измениться вместе с ним. Как я и предполагал, 1988 год оказался для меня убыточным годом. Проблема усугублялась тем, что, заработав в 1988 году всего $110 000, я жил так, словно по-прежнему зарабатываю несколько миллионов. К счастью, я рассчитался по займам на покупку домов из прибылей 1987 года. Я придерживался трейдерской ментальное™ платить наличными за все и не накапливать долги.

Однако реальность такова, что как трейдер я должен был фундаментально перестроиться, выкинув из головы, что я – крупнейший игрок или, что еще важнее, все смотрят на меня как на крупнейшего игрока. Чтобы следовать собственному правилу торговли – всегда быть синхронным по отношению к рынку – я должен измениться. На рынке объем торговли упал примерно на 50 процентов, поэтому я должен снизить обороты.

По аналогии со спортом можно сказать: все знают, Майкл Джордан – лучший игрок в баскетбол (хотя я и не сравниваю себя с такой суперзвездой). Но он не может забивать в каждой игре по 55 очков. Ему приходится забивать столько, сколько ему дадут остальные. Бывают дни, в которые он набирает всего 20 очков. Когда п осле краха 1987 года рынок фьючерсов на S&P изменился, мне приходилось быть 20-очковым игроком большую часть времени.

Другим уроком того времени была реальность страшного испытания медными трубами. Я говорю "страшного", потому что оно связано с заблуждением, что любой человек может (ну а ты в особенности) реально превратить в золото любую возможность. Просто жизнь не подтверждает этого. Однако мою уверенность поддерживали мои ранние сделки с недвижимостью. Я купил лот земли в Хинсдэйле, элегантном, аристократическом западном пригороде Чикаго, за $279 000, а через шесть месяцев продал его за $440 000. Я покупал и продавал дома и земельные участки, некоторые из них обновлял, другие сносил и отстраивал заново. Если бы я когда-либо отошел от торговли в яме, бизнес с недвижимостью мог стать моим вторым призванием. Но недвижимость единственная область, в которой я оказался удачливым инвестором. На некоторых капиталовложениях я оставался при своих или довольствовался небольшой прибылью, а на других – прогорал.

По соседству с местами моего детства я открыл ресторан, "Кафе Десятой улицы". Однако я узнал, что если ваша карьера не связана с ресторанным бизнесом, то для вас – случайного инвестора – этот бизнес плохой вариант вложений. Я открывал места для ручной мойки машин и парковочные стоянки, но, к моему разочарованию, обнаружил, что почти каждый, кто там работал, оказывался моим "партнером", не церемонясь, запуская руку в кассу. Я потерял $10 000 здесь, $20 000 там, но это не слишком дорогой урок, чтобы навсегда понять, что надо направить усилия на то, что я делаю лучше всего, – на трейдинг.