- Князю решать, а мне делать!-кричал я. - Робот я, робот! - Потом опять вдруг стало мне все безразлично, дохло как-то, ватно-опилочно. Впрочем, - сказал я Листикову, - может, и зря я тут... Может, и взрыва-то никакого не будет. Ну прощай, извини, лейтенант. С легким паром!
Я пошел к двери.
- Мозги ты мне запудрил, друг,-вслед мне простонал Листиков. - Ох запудрил! Псих ты, брат, какой-то, чудак, во всяком случае... Да погоди ты! Эй, Сурин, квартира-то твоя - семнадцатая, что ли?
Я аккуратно прикрыл за собой входную дверь со стеклянной табличкой "Штаб ДНД".
Вот и исчерпана попытка, брат мой Кирюша...
"Вот и исчерпана попытка, брат Кирюша..."-все повторял и повторял я бездумно по дороге домой. А путь был совсем недальний. Вот парадная, вот и лифт.
Я ткнул кулаком в кнопку. Кабина, видимо, еще поднималась вверх. Я послонялся по площадке, заглянул в щель своего почтового ящика. Пусто. Где-то на самой верхотуре громыхнула железом дверь. Кабина двинулась вниз.
Давай, давай скорее! Я вдруг заторопился. Да скорее же! Я мотнулся было идти пешком, но в этот миг лифт остановился, осветился дырчатый узор в двери. Я нетерпеливо распахнул дверь.
- Кирилл Иванович! Какими судьбами? - передо мной со своей осточертевшей мне наглой и заискивающей усмешечкой стоял Мансуров. - Домой? - спросил он. - Прекрасное, великолепное решение! Чудесно, дорогой мой друг и соратник! Побездельничайте в предпоследний-то день отпуска, почитайте легонькое что-нибудь этакое, про шпионов-контрразведчиков, а лучше всего-ухо подавите минуточек сто двадцать, а? Хи-хи... Да не хмурьтесь, не хмурьтесь, золотой мой, янтарный, шрамчики-то циллоновские не напрягайте!
- Ну что вы за мной... Да буду я, буду в полдесятого! Знаете же... Не таскайтесь за мной, ради аллаха!
- Боже упаси, Кирилл Иванович! - запротестовал князь. - Недоверие, слежка... Фу, как только вы могли подумать! С вами мы тут встретились совершенно случайно. Ах, знакомый дом, знакомая лестница! Там,-он вскянул голову вверх,-жил когда-то мой хороший знакомый, студент-путеец. Сын нашей Антиповны. Умница, талант необычайный, горячее сердце, чистейшая душа. Но, к сожалению,-князь пригорюнился, - чахотка, чахотка. .. О, те вечера, те споры! Годы, годы быстротечные, годы... Эх, был кирюха! - изумив меня, ляпнул князь. - Был корешок! Зашел вот наудачу. Думал узнать, может, кто и помнит о нем, сообщит что-нибудь. И - никто, и ничего... Такие-то дела, такие-то, Кирилл Иванович, пироги. Господи! - всполошился Мансуров, глянув на часы. - Что ж это я вас задерживаю? Входите, пожалуйста,-распахнул он предупредительно лифтовую дверь и приглашающе простер руку.-Ну не хмурьтесь, прошу, встреча наша, повторяю, была совершенно непреднамеренной. До свидания, Кирилл Иванович. До девяти тридцати. Адью!
Князь покрутил ладошкой над головой и бодро, почти чечеточно обстучав подошвами ступени, скользнул за дверь. Парадная опустела.
Я вошел в лифт, и дверь его захлопнулась за мной, точно дверца несгораемого шкафа.
И поехали мы наверх-я и тот циллон в зеркале. Вот они, эти самые Шрамы Циллыкастовый знак, звено цепи, пароль векор...
Клеймо веков. Вот ведь когда аукнулись тебе эти морщины, Кирюша.
Лифт дернулся и встал. У дверей своей квартиры я постоял чуть, пытаясь собраться с мыслями. Где там... Я позвонил. Звонил и звонил, и когда за дверью заспешили мелкие, твердые шажки и щелкнул замок, мой палец все еще был на кнопке.
- Кирюша! Что с вами?-изумилась открывшая дверь соседка.-Звоните как на пожар, а ключ в руках.
И правда. Ключ-то я, оказывается, вынул.
- Извините, Ирина Кондратьевна, не сообразил,-улыбнулся я старушке.
- Да пожалуйста, пожалуйста, - сказала она, глядя мне в лицо внимательно и тревожно.-Что с вами, Кирюша? На вас же лица нет!
Она еще раз пытливо и быстро оглядела меня, мимолетно повела носом мол, не выпил ли?
- Нездоровится малость, Ирина Кондратьевна, - сказал я, - пойду полежу.
- Голова? Тошнота? Сердце? - деловито спрашивала соседка. - Таблетку анальгина? Или капель Зеленина? Прекрасное средство и совершенно безвредное. Так я принесу, Кирюша?
Хорошая у меня соседка, славная старушка.
Когда-то была она фронтовой медсестрой. В ее комнате висела фотография той поры: она и муж - капитан-артиллерист. Оба в форме, оба в орденах, оба молодые и красивые. Муж так и остался молодым, погибнув под Веной, а она вот дожила до пенсии, и поседела, и сгорбилась. Жили мы с ней в квартире дружно, с тех пор как въехали сюда в результате сложного тройного обмена. Она заботилась обо мне, потому что кроме нескольких подруг, бывших сослуживиц, редко звонивших и еще реже заходивших, да племянницы Зиночки, живущей в городе Алма-Ате, никого на свете у нее не было. Такая вот была у меня соседка - Ирина Кондратьевна Решина.
- Сию минуту принесу. Выпьете да ляжете, вот все и пройдет,-успокаивающим, милосердным голосом проговорила она и вздохнула: Эх, молодежь нынешняя...
Она энергично засеменила в свою комнату.
Я услышал скрип дверцы ее стенной аптечки, звяканье стекла, представил, как она хлопочет там, как держит рюмку и склянку, как смотрит на свет, считая капли, и улыбнулся.
Запахло лекарством.
Привлеченный любимым запахом, из кухни выглянул Матвей, квартирный наш кот, - рыжий, облезлый, предельно старый. Этот кот остался в квартире от прежних хозяев, и ни я, ни Ирина Кондратьевна понятия не имели, сколько же ему лет. Может быть, не меньше, чем мне. Этот Матвей, одряхлев, опустился и совершенно перестал следить за собой. Теперь вот на ходу он не втягивал когтей, как положено порядочным котам, а шлепал ими по линолеуму, как старуха тапочками.
Догадавшись, кому предназначаются капли, кот подошел к моим ногам, проехался боком по брючине, обваляв ее в шерсти, хрипло мяукнул и дрогнул напряженно вздыбленным хвостом.
- Вот, Кирюша, - вышла из комнаты Ирина, протягивая мне рюмку.-Выпейте.
- Спасибо.
Я сглотнул снадобье и тряхнул над полом рюмкой, чтобы и коту досталось. Это ж я его приучил... Пьющий Матвей рухнул на пол, завалился набок и, закатив глаза, стал подползать к первой капле.
- Сразу другой коленкор,- сказал я соседке, - сразу легче стало.
- Первое средство,-обрадовалась та.Ну ступайте, лягте. . . Да, Кирилл!
Я повернулся к ней в дверях своей комнаты.
- Тут вам что-то раззвонились сегодня. Раза три-мужчина. И знаете, Кирюша, голос, прямо скажу, неприятный, да и тон тоже. Отрекомендовался вашим старым знакомым, а когда звонил в последний раз и я спросила, что все-таки вам передать, представьте себе, отвечает: "Передайте ему, чтоб поднимался лифтом". Ну, что это! - Ирина Кондратьевна возмущенно развела руками.
Ясно...
- А кто еще звонил? - спросил я невесело.
- А еще, по-моему, ваша Людмила звонила. Не ручаюсь, конечно, она очень быстро повесила трубку, но кажется, она.
Нет, не могла мне звонить Волхова. Чепуха это, а вернее-звено всей сегодняшней мансуровской цепи.
- Так я лягу, Ирина Кондратьевна, а вы меня растолкайте через часик, ладно? Будильник у меня - не того...
- Не беспокойтесь, Кирюша, разбужу. У меня там часы на кухне, я безе пеку. Вот встанете и попробуете.
- Ага.
- А телефон? - напомнила старушка.
- Нету меня дома, - я стиснул зубы, - ни для кого нету.
Соседка понимающе покивала и энергично засеменила в кухню. Закроешь глаза-словно ежик бежит: тук-тук-тук...
Я постоял немного с закрытыми глазами, потом вошел в свою комнату. Подошел к распахнутому окну, глянул вниз, на дно колодца, на баки с мусором, на ящики-доски. . . Все как всегда, все то же. . . Вот стоят два дядьки, а рядом дворничиха. Разговаривают. Вот парень пестроклетчатый грохочет мусорным ведром по краю бака, что-то кричит тем троим, а что - не слышно за грохотом. В окне напротив, через двор, спортсмен грушу колотит, прыгает вокруг нее, набычившись. Этим он, когда ни посмотри, занят. Фанатик. Молодец.