Дрисколл и Меллон принялись опрашивать жильцов дома. Под квартирой госпожи Слезерс жил архитектор. Он рассказал им следующее:
– Я пришел домой около шести часов вечера и прилег немного вздремнуть. Но вскоре меня разбудил какой-то шум.
– Который был час? – уточнил инспектор Меллон. – Хотя бы приблизительно?
– Скажу точно. Я не знал сколько проспал, поэтому взглянул на часы. Было десять минут седьмого. Я проспал всего десять минут.
– Что за звуки вы услышали?
– Словно кто-то передвигал мебель или двигал ящики. Я не знал, кто надо мной живет. Эта госпожа поселилась здесь всего недели две назад, и я еще даже не встречал ее. Затем я услышал шаги. Кто-то поднимался по лестнице. Послышался стук в дверь. По-видимому, никто не открыл, потому что затем было слышно, как кто-то спускается вниз. Я выглянул на улицу и заметил молодого коротко стриженного мужчину в очках. Он прохаживался перед домом. Затем кто-то снова поднялся наверх и постучал в дверь…
Единственным подозреваемым оказался молодой Слезерс. Все его действия могли оказаться простым отвлекающим маневром. И вытаскивание ящиков тоже. Но не мог же он надругаться над мертвой или умирающей матерью! Юриса. Слезерса все же забрали в полицейский участок, где часами допрашивали. Но следствие не продвинулось ни на шаг, и его вынуждены были отпустить.
Нина Николз проживала на авеню Коммонуэлс, 1940. В субботу 30 июня она возвращалась от знакомых, у которых гостила три дня. Этой белокурой, полной жизненной энергии женщине никто не дал бы шестидесяти восьми лет: Она опаздывала и поэтому спешила. В этот вечер она обещала своей сестре Маргарет Стедман приехать в гости и остаться у нее в Уэлсли-Хиллз на ночь.
Стоял жаркий душный день. В пять часов вечера на улице еще было более тридцати градусов. Нина Николз оставила обе сумки в коридоре, распахнула настежь окна, сбросила с себя одежду и накинула на голое тело легкий халатик. Затем сняла телефонную трубку и сообщила сестре, что она уже дома и примерно через час сможет прийти к ней.
– Я тебе еще перезвоню, – сказала она напоследок. – Кто-то звонит в дверь.
Они обе действительно слышали звонок в дверь – госпожа Стедман отчетливо различила его в трубке. Нина Николз положила трубку на телефон и пошла открывать.
Муж госпожи Стедман, Честер, был адвокатом, председателем бостонской конторы адвокатов. Вскоре после шести часов вечера, когда названный сестрой его жены срок истек, он набрал номер ее телефона, но трубку никто не снял. Честер Стедман решил, что она уже вышла и забыла сообщить им об этом. Спустя полчаса они забеспокоились, а когда свояченица не пришла, и в половине восьмого, Честер позвонил дворнику дома, в котором жила Нина Николз.
Шестидесятипятилетний Томас Брук снял трубку:
– Смотритель дома по авеню Коммонуэлс, 1940 слушает.
– Гоподин Брук, – попросил его адвокат Стедман, – выгляните, пожалуйста, в окно, припаркована ли на стоянке машина госпожи Николз.
– Минуточку, – ответил Брук и посмотрел на улицу. – Да, она здесь, господин Стедман.
– Прошу вас, поднимитесь к госпоже Николз. Мы ждем ее уже целый час, а она всегда была пунктуальна.
Брук сначала звонил, потом стучал и наконец забарабанил в дверь госпожи Николз кулаками? Убедившись, что она не отзывается, он с помощью универсального ключа отпер дверь…
На допросе, который вел лейтенант Шерри, Брук засвидетельствовал:
– С первого взгляда мне стало ясно, что в квартиру кто-то вломился. На коврах валялась разбросанная одежда, ящики стола были выдвинуты. Один из них, в котором аккуратно было уложено столовое серебро, даже находился на полу. Я огляделся. Двери в спальню были распахнуты, и там я ее увидел. Она лежала на ковре почти совершенно голая, с широко раздвинутыми ногами. Глубоко в шею, почти до самого мяса, врезались два нейлоновых чулка, аккуратно завязанные бантом. На ногах у нее были голубые теннисные туфли, на руке – часы…
Что это? Дело рук сумасшедшего? Маньяка? Все свидетельствовало именно об этом. Половое надругательство, но не изнасилование, бессмысленный беспорядок. Убийца все рассмотрел, что мог – разбросал и не взял ни единого доллара. Он даже не тронул столовое серебро, кинокамеру стоимостью три тысячи долларов, не обратил внимания на драгоценности. Но почему он выбрал своей жертвой именно госпожу Николз?
Нина Николз до недавнего времени работала старшей медсестрой в клинике «Массачусетс-Мемориал-Хоспитал». Одновременно она выполняла обязанности секретаря Американского общества физиотерапии и дважды в неделю навещала заведение для престарелых «Сент-Патрикс-Мейнор». Николз жила скромно, любила музыку, увлекалась фотографией. Выходные она прово-дила у друзей в Даксбери или Нонкуитте, зимой ездила во Флориду, летом – в Майами. У нее не было любовника. Соседи не помнили, чтобы к ней когда-либо приходил мужчина. Но дверь не была повреждена, замок тоже. Следовательно, она сама открыла убийце. Впустила бы одинокая пожилая женщина в свою квартиру незнакомого мужчину, будучи одетой только в легкий домашний халат?
…Линн находится примерно в десяти милях от Бостона. В доме по адресу: Ньюхолл-стрит, 73, на третьем этаже жила семидесятипятилетняя Анни Уинхелл. Она дружила с соседкой – семидесятилетней Маргарет Гамильтон и с медсестрой на пенсии шестидесятипятилетней Хеленой Блейк, квартира которой находилась в противоположном конце коридора. Пожилые женщины навещали друг друга, ежедневно встречались по утрам в коридоре, перебрасывались несколькими словами и вместе забирали почту из ящика. Но в понедельник 2 июля 1962 года Хелена Блейк утром в коридор не вышла.
Подругам это показалось странным. Они ожидали ее появления до самого обеда, затем взяли у смотрителя дома универсальный ключ, открыли дверь в квартиру Хелены Блейк, заглянули вовнутрь, но, обнаружив, что там все перевернуто вверх дном, испугались и закрыли дверь. Об увиденном они сообщили смотрителю дома, и тот вызвал полицию…
Первыми прибыли местные полицейские, а спустя несколько минут – лейтенант Эндрю Тьюни из «Эссекса. Они установили, что Хелена Блейк была задушена двумя нейлоновыми чулками, которые, как и в предыдущем случае, убийца завязал на шее своей жертвы бантом. Преступник надругался над Блейк, а затем перерыл всю квартиру, повыбрасывал вещи из ящиков и шкафов.
– Госпожа О'Малли, вы проживаете прямо под квартирой госпожи Блейк. Не слышали ли вы каких-либо подозрительных звуков? Не встречали ли вы какого-нибудь незнакомца? – спросил лейтенант Тьюни.
– Я не видела ее с субботы. Только слышала, как она выносила мусор. Вероятно, делала уборку, потому что вытрусила два коврика из окна прямо надо мной. Я хотела упрекнуть ее за это, но потом передумала.
– Который был час?
– Около восьми. Примерно через полчаса я услышала, как наверху двигали мебель.
Обе соседки Блейк по этажу рассказали, что тоже слышали, как примерно в восемь часов утра приоткрылась дверь и Блейк вынесла мусор, а еще минут через пятнадцать вновь послышался скрип двери – госпоже Блейк принесли две бутылки молока.
– Как зовут молочника? – спросил Тьюни.
– Леннон.
– Он заходил когда-нибудь в квартиру?
– Нет, никогда. Он всегда торопится.
– Как давно он приносит вам молоко?
– Лет пять-шесть.
Было установлено, что молочник Леннон не задержался в доме дольше обычного – дворник видел, как он уходил. При этом в квартиру вряд ли мог проникнуть кто-то посторонний, так как ни замок, ни дверь не были повреждены. К тому же было невероятно, чтобы госпожа Блейк впустила незнакомого мужчину. Она вела тихий, неприметный образ жизни, никто и никогда не видел ее в обществе мужчины, она любила классическую музыку, посещала концерты, играла на фортепьяно.
Убийство Хелены Блейк все же несколько отличалось от предыдущих: преступник украл два бриллиантовых кольца, которые пожилая женщина носила на руке. Под кроватью была найдена металлическая копилка, которую убийца пытался открыть. Однако это ему не удалось.