— Значит, мы твои жильцы! — засмеялась Жуана. — О добрая донна Евгения! Какой радостный для меня день! Пойдем, Мария, подадим закуску господину графу.
Энрика осталась наедине с Рамиро.
— Вы были сегодня при дворе и давно знакомы с разными грандами, дон Рамиро. Скажите, пожалуйста, знаете ли вы Франциско Серано, — проговорила она нерешительно.
— Герцога де ла Торре?
— Нет, дона Франциско Серано Домингуеса.
— Ну да, сеньора, тот, о ком вы говорите, теперь герцог де ла Торре и маршал Испании. Я очень хорошо знаю его и несколько часов тому назад обедал с ним за столом королевы. Он друг моего отца.
— Герцог де ла Торре, — шепотом повторила Энрика, — маршал Испании… за столом королевы, которая преследует меня и готова отдать в руки Санта Мадре! Дон Франциско Серано, значит, все еще в Мадриде? — спросила она.
— Говорят, он редко посещает двор. Завтра герцог с генералом Примом и доном Олоцагой отправляется в Париж.
Энрика замолчала, потому что в эту минуту в комнату вошли Жуана и Мария с закуской для молодого графа Теба. Он, улыбаясь, заметил, что добрая старушка очистила всю свою кладовую. К ее великой радости, он, рассыпаясь в похвалах, попробовал все и уже поздно ночью стал собираться в дорогу.
— Ну, теперь мы долго не увидим тебя, — вздохнула добрая Жуана.
— Кто знает, милая тетя. Я не завишу от себя. Но если когда-нибудь опять приеду в Мадрид, то, конечно, навещу вас. Помните всегда, что я всем сердцем люблю вас.
— Как хочется верить в это!
— Разве я лгал когда-нибудь? Ты всегда хвалила меня за то, что я говорю правду.
— Да, да, ты прав. Где то время?
Мария робко смотрела на своего друга. После его рассказов вся ее прежняя смелость улетучилась: он был знаком с императрицами и королевами, сделался графом.
— Ну, простимся, Мария, — сказал Рамиро, подходя к лошади, — не забывай меня!
— Мне так грустно…
— Это оттого, что мы расстаемся, моя милая сестренка.
— Посмотри, Рамиро, роза, которая у тебя в петлице, почти расцвела. Когда ты приехал, она была бутоном.
Граф Теба совершенно забыл о цветке. Он взглянул на него — действительно, роза совсем распустилась.
Когда Рамиро ускакал на своей лошади, в его воображении возникли две картины. Одна Мария — полевой цветок, нежный и душистый, в светло-красном одеянии из листьев диких роз. Она улыбалась ему, как ясное майское утро, и, протягивая руки, шептала: «Следуй за мной, мое сердце непорочно и бьется для тебя, я цвету для тебя одного».
Другая Мария — молодая принцесса, в длинном, шитом золотом платье. Она прельщала его своими гордыми чертами лица и маленькой короной. Сияющая, подобно южному летнему дню, она шла рядом и говорила: «Следуй за мной, мое сердце жаждет тебя, я хочу любить тебя».
На следующее утро граф Теба со свежей розой в петлице направился во дворец, в покои, где жила инфанта Мария со своими воспитательницами и гофмейстерами. Попросив не называть инфанте его имени, он имел счастье первым подойти к прекрасной Марии с розой.
— О, граф победил меня, граф выиграл! — вскрикнула она, не то смеясь, не то сердясь, — но роза так хороша, что я хочу носить ее.
Перед отъездом граф Теба, находившийся в это время с доном Олоцагой и графом Рейсом у маршала Испании, получил через камергера королевы маленький продолговатый запечатанный ящик. Открыв его, он нашел маленькую изящную записку:
«С добрым утром! Мария».
Там же лежала тщательно завернутая шпага, рукоять которой украшали драгоценные камни. Олоцага улыбнулся.
— От инфанты? — спросил Прим. — Ну, дон Рамиро делает во всех отношениях блестящие успехи.
Через час все они были на дороге в Париж.
В это самое время в черном зале инквизиции собрались трое всемогущих святых отцов, перед ними стоял духовник королевы.
— «Так мы отнимем у святых отцов их сокровища» — это были слова честолюбивого генерала! — доносил Кларет.
— Сегодня пришли известия из Парижа от брата Флорентино, посланца преподобного архиепископа Мексиканского.
— Экспедиция трех соединенных войск — Англии, Франции и Испании, решена. Через несколько месяцев флот отправляется в Мексику, — произнес старик Антонио, — Луи-Наполеон всем другим командующим предпочитает Жуана Прима.
— Жуан Прим простирает руки к короне мексиканского государства, — произнес Фульдженчио.
— Пеладжио Антонио, преподобный архиепископ, будет извещен обо всем, прежде чем этот искатель приключений со своим войском достигнет Мексики. Он очень хорошо знает, что Жуан Прим женат на племяннице министра Этхеверриа — Марианне дель Кастро, и берет жену с собой. Дель Кастро очень влиятелен и богат, так что Пеладжио Антонио придется действовать очень осторожно. Но у него еще есть время, потому что брат Флорентино только завтра отправляется в обратный путь, — сказал великий инквизитор, — архиепископ считает бывшего президента Мексики своим поверенным и, кроме того, на его стороне ловкий и неустрашимый полковник Мигуэль Лопес.
— Значит, брат Флорентино возвращается один.
— Он и еще два брата с нашими шифрованными приказаниями спешат по разным дорогам обратно в Мексику. Если один погибнет, а другого постигнет какое-нибудь несчастье, то третий доедет и передаст благочестивому Пеладжио Антонио наше послание.
— Жуан Прим — один из приговоренных к смерти.
— Он ступает на мексиканскую землю с надеждой завоевать себе корону; но, скорее, получит удар кинжала. Мы можем надеяться, что он никогда не вернется, — мрачно заключил Антонио.
— Но Луи-Наполеон не изменит своего намерения.
— Тогда он сам себе выроет могилу: Мексика принадлежит обществу иезуитов.
Такое решение было принято в эту ночь в Санта Мадре. Могущество этих людей простиралось за моря, и воля их была выше воли монархов.
ЗАПАДНЯ
Над Гасиендой дель Кастро, расположенной в десяти милях от Веракруса, близ дороги, ведущей из гавани в столицу Мексики, весь день было безоблачное небо.
Эта часть Центральной Америки — самая благодатная, за исключением нескольких скалистых гор и бесплодных степей, здесь пышная растительность и плодородная земля, а за изнуряющим зноем часто следуют освежающие дожди.
Так было и сегодня. Заходящее солнце скрылось в черных тучах, спустившихся с высоких гор, простирающихся вдоль всей Мексики. Замок генерала дель Кастро — отца Марианны, супруги Жуана Прима, был отделен от гор глухой, покрытой густой сухой травой, степью. Тень тяжелых дождевых туч уже почти целиком закрыла ее и подбиралась к окруженному высокой стеной замку. Дальше начинались обширные леса, значительная часть которых принадлежала Гасиенде дель Кастро. Тут же была единственная широкая дорога в гавань Веракруса, где стояли на якоре французские, английские и испанские корабли, направляющиеся в Пуэблу и Мехико.
После жаркого дня рано наступила темнота, вечера не было — черные тучи быстро превратили его в ночь; воздух стал тяжелым и знойным, тысячи светлячков, как блуждающие огоньки, носились во тьме.
На опушке леса стояли двое, чьи силуэты почти нельзя было различить в окружающем мраке.
— Ты ли это, Лиди? — осторожно спросил Диего, слуга графа Рейса. — Для чего позвала ты меня сюда?
— Важные известия, сеньор Диего, очень важные, — прошептала индианка, — у Лиди хорошие глаза, она сразу видит, что нехорошо.
— Так говори же, в чем дело?
— Видели вы сегодня человека в широком коричневом плаще, сеньор Диего?
— Монаха, который принес графу письмо?
— Монах Флорентино, верно. В кустарниках его ждали два всадника, — сообщила индианка.
— Что же тут удивительного?
— Они шепотом говорили, а Лиди слышала, что дон Жуан пойдет этой ночью на Льяносы.
Слуга Прима постарался прочесть на лице индианки, чего та опасалась.
— Французов и испанцев ненавидят, — продолжала Лиди, — глава Мексики и глава апачей заключили между собой союз против них, они все умрут, если не вернутся назад. Французы и испанцы раскинули лагерь между лесом и Льяносами, дон Жуан во главе их; его поклялись убить.