Рыбаки знали, что одноглазая старуха пользуется иногда их гондолами, но так как она всегда возвращала их, то они и не отказывали ей в том.

Старая Непардо никогда не проезжала днем через Мансанарес, а так как солнце уже взошло, то она поспешила спустить гондолу в воду. Она уже довольно близко подъехала к острову, когда вдруг увидела безжизненную молодую женщину, лежавшую наполовину в воде. Старуха сейчас же догадалась, что несчастная выброшена волнами на остров. Привязав гондолу, она подошла к лежащей женщине, испустившей глубокий вздох. Энрика раскрыла на мгновение глаза, но потом снова закрыла их. Совершенно измученная, умирающая, она бы наверное опять исчезла в волнах, если бы старая Непардо не схватила ее за руку и не вытащила на берег. Потом Мария сходила в свою хижину и принесла оттуда маленькую старинную склянку с крепким нюхательным спиртом, которым она потерла виски умирающей женщины.

Когда Энрика снова раскрыла глаза и светлый взгляд ее встретился со взглядом старухи, то последняя отступила с удивлением: так велико было сходство между ней и похищенным у нее ребенком. Ей показалось странным, что она нашла на острове эту несчастную женщину, которая так живо напоминала ей маленькую Марию. Она ничего не могла более сделать, как протянуть руку и помочь ей встать. С трудом пробиралась бедная, избежавшая смерти Энрика сквозь кусты и пальмы, до хижины одноглазой старухи. Несмотря на злое лицо Марии Непардо, которое казалось еще страшнее из-за того, что она потеряла повязку, закрывавшую искалеченный глаз, Энрика ухватилась за протянутую ей руку старухи, как за последнюю надежду, и с помощью ее доплелась до хижины. Одноглазая старуха сняла с Энрики мокрое оборванное платье и дала ей хотя и лохмотья, но по крайней мере сухие, и кое-как согрела ее, пока сушилось ее платье. Заметив такое удивительное сходство пострадавшей с пропавшим ребенком, Мария Непардо почувствовала какое-то желание помочь бедной женщине, посланной ей судьбой.

Ласки маленькой Марии, которая, несмотря на страшное лицо старухи, целовала и обнимала ее, очень изменили к лучшему Марию Непардо — она сделалась гораздо добрее.

Все порученные ей до сих пор дети с ужасом и криком отворачивались от нее, что очень облегчало ей исполнение данных ей поручений и ее собственных намерений. Маленькая же Мария, напротив, всегда подходила к ней с лаской и невинной улыбкой и тем исправила грешницу. С тех пор как к ней явился этот ангел-хранитель, Мария Непардо не стала более повторять своих страшных преступлений.

Одноглазая старуха думала обо всем этом, сидя около постели заснувшей Энрики, похожей на похищенного у нее ангела. Она подошла к печке, в отверстии которой был спрятан мешок с золотом, схватила его и с наслаждением стала любоваться блеском денег. В несчастной Непардо снова проснулось корыстолюбие, и она смотрела с сожалением в угол, на ложе, на котором так долго лежали несчастные, обреченные на смерть дети и которое теперь было пусто. Солома и ветхие одеяла не покрывали более хилые тела маленьких существ, зато и мешок в руках одноглазой более не пополнялся.

Когда дремлющая Энрика зашевелилась, Мария Непардо быстро нагнулась, пряча золото. Но бедная, усталая женщина не проснулась. Сон производил на нее благотворное действие после ночи, исполненной ужасов. Он успокоил ее чересчур взволнованную душу и изнуренное тело. Ее бледное лицо сияло радостью, губы улыбались сквозь сон. Она в это время видела, что лежит в объятиях Франциско, которого она наконец нашла после стольких дней нужды и мучений. Энрнке кааалось во сне, что Франциско ее целует. То были блаженные видения, столь чудные, что дремавшая готова была бы с ними перенестись в вечность.

Когда Энрика проснулась, она с ужасом увидела, что все это было только сном. Но в первую минуту она не могла отдать себе отчета в том, как далеко заходила действительность и где начинался сон. Понемногу и с трудом стала она припоминать все, что с ней случилось. Она вспомнила, что видела Франциско во дворне Аццо, что королева обвинила ее в убийстве ребенка, что сыщики преследовали ее; когда она взглянула на жалкую хижину, то ей показалось, что она находится в темнице. Исполненная страха, вскочила она и приблизилась к одноглазой.

— Меня преследуют, спасите меня! Во имя всех святых, укройте, спасите меня, они говорят, что я убила своего ребенка!

Слова Энрики звучали такой глубокой печалью, что сердце Марии Непардо дрогнуло. Энрика упала перед ней на колени.

— Но поверьте мне, это неправда! Я любила свое дитя больше собственной жизни, я скорее бы сделала самой себе вред, нежели ребенку моему. Они меня преследуют, хотят меня потащить в Санта Мадре — мне уже страшно от одного имени этого! Я была поймана, меня уже посадили в подземелье, но там удалось мне спасти свою жизнь. Они преследуют меня — они меня ищут! Так пожалейте же бедную Энрику, которая не имеет пристанища на земле, для которой нет места для отдыха и покоя!

Старая Непардо с удивлением думало о необыкновенном сходстве, существовавшем между похищенной у нее Марией и этой несчастной Энрикой, не имевшей пристанища и преследуемой сыщиками инквизиции. Взгляд ее все более смягчался.

— Оставайся у меня. Я тоже была женщина отвергнутая и без пристанища, но я это заслужила. Оставайся у меня. На этом острове ты в безопасности, а если и вздумают тебя здесь искать, то я сумею тебя скрыть!

— Благодарю тебя, Пресвятая Дева! — произнесла Энрика, обращая к небу свои дивные глаза.

Затем старая Непардо рассказала ей, как она была чудесно спасена и найдена ею. Энрика вспомнила тогда все ужасы прошлой ночи и сказала:

— Страшный Жозэ гнался за мной до берега, ночь была совершенно темная, я упала в воду, и затем ничего более не помню.

— Волны выбросили тебя на мой остров.

— Это перст Божий. Дайте мне у себя убежище, не отталкивайте меня, не выдавайте меня, несчастную, врагам, — умоляла она.

— Ты можешь вполне быть спокойна на этом острове. Ни сыщики, ни палач не могут подозревать, что мы здесь, а между тем, если бы не святое Провидение, приведшее тебя сюда, ты наверное попала бы в руки или Мутарро, или брата моего — Вермудеса.

— Вашего брата?!

— Разве это так ужасает тебя? Не бойся, я не выдам тебя своему брату — подлец отнял у меня драгоценнейшее сокровище!

Энрика со страхом посмотрела на одноглазую, слова которой, вместе со сгорбленным телом и отталкивающим лицом, произвели на нее в эту минуту такое впечатление, от которого она поневоле вздрогнула. Но потом ее успокоила мысль, что одноглазая предложила ей убежище и что она здесь скрыта от своих врагов. Она чувствовала во всем теле боль вследствие мучений прошлой ночи и стала благодарить Бога за то, что более не бродит по улицам Мадрида. Энрика встала и подошла к старухе, единственному существу, оставшемуся теперь рядом с ней, и посмотрела на нее взором, молящим о прощении за то, что она за минуту так испугалась ее. Она протянула ей руку и благодарила за ее сострадание. Энрика, мечтавшая о высоком блаженстве жить вместе с любимым ею Франциско, должна была теперь считать себя счастливой, что беглая, отверженная преступница дала ей приют в своей хижине.

Когда стало смеркаться, Энрика села в угол, мечтая о прошлом. Вдруг старая Мария Непардо вскочила. Она услыхала удары весел — кто-то приближался к острову.

— Ступай, Энрика, — быстро проговорила она, — я не знаю, кто так поздно едет ко мне. Будет лучше, если ты спрячешься около хижины и обождешь ухода нежданного посетителя.

Энрика с трепетом оглянулась. Последняя ночь произвела на нее такое действие, что она везде ожидала увидеть врагов и все опасалась быть преследуемой. Поэтому она быстро выбежала из хижины и исчезла между деревьями, в то время как лодка еще не успела причалить к острову. Старая Непардо стояла на берегу у дверей хижины и с нетерпением ожидала посетителя.

К ней подошла, наконец, стройная, высокая донна, с совершенно закрытым вуалью лицом. Одноглазая вздрогнула: предчувствие не обмануло ее. Незнакомая донна, принесшая ей маленькую Марию, пришла узнать о своем ребенке. Графиня генуэзская, укутанная в широкий темный плащ, подошла к ней и быстро схватила ее за руку, чтобы вовлечь во внутрь хижины.