С тех пор развалины этого замка, выстроенного в мавританском стиле, сделались ненарушимым убежищем ночных птиц, нищих, цыган и преступников.

В последние годы все стали избегать страшные развалины, ибо кругом сделалось известным, что внутри них происходят нехорошие вещи.

Однажды, как только стало темнеть, два всадника промчались по узкой тропинке, ведущей от возвышенности в котловину, и приблизились к темной окраине леса, вблизи которой стояли развалины замка Теба. Они приостановили лошадей, чтобы не достигнуть цели своей раньше ночи.

На одном из всадников была маленькая черная маска, остроконечная шляпа с маленькой черной кокардой и богатый короткий плащ. Небольшие руки, затянутые в перчатки, грациозно держали узду легкой андалузской лошади.

Второй всадник оказывал глубочайшую почтительность и уступал дорогу своему товарищу. Он не был замаскирован, но на его испанской шляпе также была приколота маленькая черная кокарда, которая нисколько не бросалась в глаза, потому что испанцы вообще любят украшать себя разными бантами и лентами. На нем был черный бархатный плащ и короткие панталоны с черной кокардой на колене. Его красивые руки были затянуты в черные перчатки. Цвет лица гордого араба был также черный, так что можно было справедливо назвать второго всадника черным рыцарем.

Тени деревьев делались все длиннее и темнее. Еще не успело солнце скрыться за горизонтом, как показалась луна, распространяя на холмы и долины свой нежный, обольстительный свет, мягкий как волшебная ткань. Она покрыла серебристым светом луга и поляны, опушку леса и каштановые стволы.

Картина представлялась странная, таинственная, но и прекрасная, когда на своих красивых лошадях, шедших шагом, выступили из-под тени деревьев два всадника, наполовину освещенные луной. Перед ними выступили, одна за другой все части зубчатых развалин Теба.

Всадники направили своих лошадей прямо к развалинам.

— Посмотрите туда, граф Манофина, — сказал первый из донов, — там, кажется, ребенок?

— Извините меня, мой благородный господин, — отвечал второй всадник, — но мне кажется, что это изогнутая пальма, которая издали имеет вид сгорбленного человека.

— Поедемте туда, мы не сделаем круга. Да притом мы всегда ездили через лес к развалинам замка Теба и потому никогда не имели случая осмотреть ту сторону. Мне кажется, что вы ошибаетесь, граф Манофина.

Действительно, то, что видели всадники, производило издали при бледном лунном свете странное впечатление.

Приближаясь к развалинам замка Теба, прежде всего видишь огромную насыпь громадных камней, обломков колонн и ступеней. Среди всего этого насыпаны большой кучей известка и цемент. Это дикое возвышение окружено крепкой стеной, на которой остались еще следы окон и входов, украшенных узорами лепной работы. В одном месте стена эта была высокая, а далее — все более и более обломана.

Недалеко от этой первой части руин виднелись развалины старого мавританского замка. Стены возвышались в самых низких местах до двадцати футов, а вершины их были зубчаты и изломаны не только силой взрыва, но и силой времени, которому все подчиняется. Столбы, составлявшие основание исполинского замка и состоявшие из громадных камней, противостояли как ломке, так и силе времени, и гордо возвышались, как неприкосновенное произведение вымерших поколений. Колонны и арки передней постройки были разломаны и своим падением так загородили вход, что никто не мог проникнуть во внутрь руин.

На расстоянии около тысячи шагов вдоль длинной и дикой стены стояли угловые башни. Их едва можно было узнать, потому что они развалились до основания, образуя свалку из камней, ступеней, стен и арок и предоставляя в продолжение многих лет убежище для змей, ящериц и червей, пресмыкающихся в тени и сырости.

Около самой дикой и высокой развалины виднелась низкая сгорбленная тень, которую граф Манофина при бледном лунном свете принял за изогнутую пальму.

Приближаясь к началу развалин, оба всадника неотступно смотрели на странную тень. Первый из них, тот, который был замаскирован, не помнил, чтобы он когда-нибудь видел ее прежде, несмотря на то, что ему были хорошо известны каждый выступ и каждая сломанная колонна замка Теба.

Вдруг низкая тень пошевельнулась, выпрямилась и исчезла, так скоро и непонятно, как будто она провалилась сквозь землю.

— Во имя всех святых, тут что-то неестественно! — воскликнул замаскированный дон, всадил шпоры в бока своей лошади, которая, испугавшись, стала на дыбы, и поскакал к тому месту, где исчезла маленькая сгорбленная фигура.

Нельзя было сомневаться в том, что в высокой груде камней находилось отверстие, через которое проскользнула тень, но они не могли отыскать в развалинах ни малейшего убежища, в которое можно было бы спрятаться.

— Непостижимо! — проговорил граф, возвращаясь к тому месту, с которого исчезла тень.

В эту минуту из двери, которая находилась в углублении стены и которую едва можно было видеть среди развалин, вышел человек пожилых лет. Он быстро подошел к ним, снял свою остроконечную испанскую шляпу, украшенную маленькой черной кокардой, и низко поклонился им, желая подержать их лошадей.

— Да будет благословение Пресвятой Девы с вами, мой благородный господин, и с вами, господин граф! — сказал он почтительно.

Этому человеку было сорок лет, но ему можно было дать шестьдесят. Его сгорбленная фигура с трудом двигалась на слабых ногах. Сделав несколько шагов, он долго кашлял, прижимая неуклюжие, длинные руки к впалой груди. Его серовато-желтое лицо было покрыто морщинами, и только живые глаза доказывали, что душа этого человека моложе его наружности.

— Не беспокойтесь, мой старый Фрацко, — сказал первый всадник, не желая, чтобы ему помогал сгорбленный старик, — мой широкоплечий Гито стоит как стена, когда я схожу с него, и мы можем сами отвести наших лошадей.

— Да будет проклято Санта Мадре! — проворчал старый Фрацко.

— Собрались ли братья Летучей петли? — спросил первый всадник, желая отвести свою лошадь в скрытый угол стены. Но в эту минуту подошел граф и, взяв узду из рук благородного господина, повел обеих лошадей в глубокую тень, бросаемую развалинами. Затем он последовал за своим господином, который направлялся к двери, скрытой под выступом.

— Господа члены Летучей петли здесь, — ответил Фрацко, — после донесения мне нужно будет, мой благородный господин, сообщить вам кое-что по секрету.

— Хорошо, мой старый Фрацко, отворяй. Провожатый легко отворил посредством потайной пружины косую дверь. Замаскированный господин и граф вошли в узкий проход, который казался с трудом выделанным среди взгромоздившихся развалин. Он производил неприятное впечатление, ибо от малейшего прикосновения камни могли обрушиться и погрести живым того, кто шел по этому коридору. Он вел в глубокие подземелья некогда огромного замка Теба.

Старик затворил за собой дверь и последовал за двумя мужчинами, которые подошли к высокой стене, подымавшейся на десять футов в виде свода, и пошли вдоль нее по хорошо выровненной дороге, над которой не висел ни один угрожающий камень.

Замаскированный господин вдруг нагнулся и прошел через широкое отверстие этой внутренней стены. У него, так же как и у графа, была на боку шпага и из камзола под плащом виднелся украшенный золотом пистолет. Пробравшись через стену, они очутились в большом четырехугольном пространстве, освещенном бледным светом луны, который ниспадал с темно-голубого ясного неба.

В этой необыкновенной зале, окруженной дикими развалинами рассыпающихся стен, собралось большое общество почтенных людей, дожидавшихся прихода того самого господина, который теперь вдруг явился перед ними. Они сидели отдельными группами, и, несмотря на свое большое число, так тихо беседовали, что пришедшие не могли уловить ни одного звука из их разговоров. Их богатое испанское одеяние доказывало, что они были все гранды и знатные высокопоставленные Доны. Большая часть из них были с седыми бородами, но между ними также находились и молодые. У всех же была приколота на шляпе черная кокарда.