Изменить стиль страницы

Кордова, Севилья, Гренада — при одном названии этих южных городов мы уже представляем себе картину восточной пышности и неги.

Севильянцы говорят:

Quien no ha visto la Sevilia, No ha vista Maravilla! (Кто не видел Севильи, Тот не видел чуда!)

На это гренадинцы отвечают:

Quien no ha visto la Granada, No ha vista nada! (Кто не видел Гренады, Тот ничего не видел!)

Прекрасны оба города, построенные арабами, мечети которых стоят еще по сию пору. Они имеют архитектуру восточных городов. Длинные улицы, при каждом доме богатая решетчатая бронзовая дверь, сквозь нее свободный вид на выложенную цветным мрамором залу; оттуда уже вход во двор, окруженный мраморными колоннами, стены и пол которого выложены блестящими мраморными плитами и мозаикой. Вокруг двора расставлены цветы и деревья, журчащие фонтаны освежают его, а сверху раскинут над ним шатер. Окна южноиспанских домов почти все заперты железными решетками, по обычаю далеких времен Мавританского владычества, но во внутреннем роскошном убранстве преобладают яркие цвета.

Прибавьте к этому сады с теми пальмами, которые, говорят, когда-то при своем вступлении к Кордову, развел последний халиф Омейядов, изгнанный бедуинами из африканской пустыни и переселившийся в Испанию. Теперь они, в бесчисленном множестве, величаво раскачиваются над всеми городами юга.

Нынешние испанцы обязаны арабам не одними только великолепными зданиями. Множество практически устроенных и распределенных водопроводов встречаем мы не только в этих городах, но и на полях, и на нивах, которые покрыты роскошной растительностью. Теперь же глазам нашим представляется свежая, цветущая равнина, на которой пестреют большие стада овец, коров и коз. Зато на полях неутомимо работают ослы и лошадки, которых используют и для перевозки тяжестей через горы, иногда впрягают в двухколесные повозки.

Но на многочисленных горных хребтах юга часто веет суровый воздух, и они не имеют той пышной растительности, которая украшает долины у их подошвы, а по ту сторону Сьерры-Морены и Мадрида становится все реже.

По берегу Мансанареса, до Сьерры-Гуадарамы, тянется уже не пальмовая роща, а буковый лес, по которому проезжали трое офицеров королевской гвардии, догоняя Жозэ.

Они достигли долины, в которой, обогнув лес, он скрылся. Они во весь опор мчались по густой травяной равнине. Доехав до угла леса, они пришпорили лошадей и понеслись к совершенно пустой степи. Впереди, в нескольких футах от товарищей, скакал Прим, иногда его обгонял Серрано, но Олоцага не понукал своего изящного, стройного андалузского коня и отставал все время на несколько шагов.

Франциско напрасно окидывал взором пустынную равнину, поросшую только высокой обгорелой травой: Жозэ уже добрался до горного прохода, прежде чем преследовавшие его всадники успели приехать в степь. Но в этой части Гуадарамских гор только одно ущелье, к которому и понеслись стремглав всадники, низко нагнувшись над головами своих лошадей, как будто бы дело шло о их жизни и смерти. Вот уже стоят перед ними высокие обнаженные горы с глубокими обрывами, на дне которых шумят бесчисленные потоки. Вдали кое-где возвышаются старые замки, между узкими неприступными трещинами одиноко сверкает зелень пальмы или жиденькая роща из маленьких, слабосильных сосен.

Наконец они достигли ущелья Де-лос-Пикос, этого единственного места, где через всю громадную горную цепь проходит трещина. С обеих сторон подле них крутые горы возвышались до самых облаков. Сбоку зияла пропасть. На том месте, где горы отступают назад и снова начинаются зеленые поля и рощи, Серрано вдруг остановился. До сих пор он ехал по следу Жозэ, теперь же он видел перед собой целое множество таких следов, а несколько далее они разделялись по разным направлениям.

— Стойте, господа, тут шпионы соединились, держали совет, и потом, как мне кажется, разъехались в разные стороны! — крикнул он своим друзьям.

Прим соскочил с лошади, чтобы поспешно рассмотреть свежие отпечатки следов. Привычным взглядом он скоро объяснил себе их путаницу.

— Жозэ соединился тут с тремя всадниками, — с уверенностью сказал он, — после короткого совещания один из них остался на главной дороге, что лежит перед нами и ведет в Сеговию, двое поехали направо, в поле, а последний направился вон туда, по этой тропинке к дальнему лесу. Нам тоже немедленно следует разделиться, господа. По всей вероятности, шпионы только здесь разъехались, чтоб сбить нас с толку, после же опять соединятся, мы, значит, впоследствии встретимся, а теперь понесемся что только хватит сил! Ты, Франциско, поезжай по главной дороге, Олоцага пусть возьмет тропинку в лес, а я отправлюсь по следам, что идут через поля. Кому нужен мой слуга? Вы оба молчите, ну так уж я возьму его.

— Прощайте, господа, — воскликнул Серрано и поскакал по дороге к Сеговии, — я надеюсь догнать самого Жозэ!

— Желаю успеха! — отвечал Олоцага, в знак прощания махнув рукой своим друзьям, и с быстротой ветpa помчался по тропинке, так что скоро скрылся у них из виду.

— Поедем, Пепи, — сказал Прим своему слуге, — мы должны непременно напасть на мошенников, а для этого нам надо пошибче подгонять наших лошадей. Ведь они далеко перегнали нас! Гей, вперед, это наше дело, Пепи, уж не первый раз мы гонимся за беглецами карлистами, не в первый раз мы и изловим их!

Пепи вместо ответа с довольным видом усмехнулся, говорить ему не было ни охоты, ни времени, потому что они уже пустились в погоню. Лошади так бодро, неудержимо помчались через поля, что любо было смотреть на их бешеную скачку. Земля высоко взлетала под их копытами.

— Мы хорошо выбрали наши дороги! — вдруг воскликнул Прим. — Двое этих молодцов в самом деле несутся здесь по полю перед нами, а если я не ошибаюсь, вот они и сами на горизонте показались из-за холма. Живее, Пепи, гони жеребцов так, чтоб они долго помнили, какая у нас была сегодня скачка!

Прим и слуга его скоро увидели налево от своей дороги старинный город Сеговию с его высоким средневековым готическим собором, дворцами и крепостями. Он открылся им и пронесся перед ними точно в панораме. Редко попадалось им село с низенькими глиняными хижинами, еще реже попадался поселянин в коричневой куртке и в штанах, завязанных у колен цветной лентой. Они безостановочно скакали вперед, все по следам, видневшимся на мягкой земле.

Уже стало смеркаться. Лошадь Пепи едва переводила дух. Но всадники не обращали на это внимания, только вперед, скорее вперед!

Вдруг Прим испустил крик радости: он увидел двух шпионов как раз перед собой, они сошли с лошадей, вероятно, чтоб отдохнуть.

— Пришпорь своего жеребца, — сказал он вполголоса своему слуге, — мы сию минуту догоним их!

Было около полуночи, месяц ярко светил на темно-голубом небе и фантастически освещал обоих всадников, стрелой летевших по равнине, а неподалеку от них двух карлистов, то нагибавшихся, то подымавшихся снова, лошади которых паслись поблизости. Они или не видели своих преследователей, или не обращали на них внимания, потому что, когда Прим, заметив, что они вдруг бросились к своим лошадям, нетерпеливо выстрелил в них, они громко, насмешливо расхохотались.

Прим, вне себя от бешенства, не обращая внимания на Пепи, погнался вслед за ними. Вдруг его лошадь остановилась, он увидел перед собой черные волны Дуэро.

— Мерзавцы разрушили мост! Нечего делать, приходится подавить свое бешенство и остаться с носом! — воскликнул он. — Да еще вдобавок лошадь Пепи загнана. Надо подумать, чем бы помочь горю! Ого, вот и один из наших негодяев свалился. Он не встает, лошадь ему верно вывихнула ногу, а товарищ оставляет его на произвол судьбы и убегает!

Дуэро, перед которым стоял Прим, пока слуга его подходил к нему, в этом месте не широк, но все-таки его невозможно было переплыть на полумертвой от усталости лошади, совершившей уже путь без малого в четырнадцать миль. Шпионы разрушили мост, так что только отдельные бревна торчали из воды. Отчаянное положение! Перебраться на ту сторону было необходимо, в объезд к городу Аранде было около пяти часов езды.