Олимпио с напряженным вниманием выслушал рассказ до конца, потом встал неподвижно перед Валентине – его глаза были широко раскрыты и выражали беспомощность и сдерживаемый гнев.

– Это мошенническая штука, – сказал он наконец, – посмотрим, где ее начало? Горе виновнику – он узнает меня!

– Я отдам свою жизнь за вас и за сеньору, – сказал Валентино таким тоном, который лучше всего доказывал, что эти слова были искренни. – Сжальтесь и не считайте меня неблагодарным!

– Я после отвечу тебе, нет времени! Оставляя тебя здесь, я был спокоен, и вот награда за мое доверие! Без сомнения, ты не знаешь, кто была дама, одетая в черное…

– Нет, дон Олимпио! Клянусь Святой Девой, я этого не знаю.

– Меня удивляет, что ты мог сказать имя того человека, но пока для меня довольно, он мне ответит!

– Будьте осторожны и рассудительны, дон Олимпио!

– Решительно не понимаю тебя! Однако же твое соучастие будет раскрыто. Горе тебе, если ты окажешься изменником!

Полный бурных чувств, Олимпио оставил отель на Вандомской площади и поспешил в Тюильри, чтобы переговорить с Бачиоки. Эта лисица тотчас смекнула, в чем дело, и велела отказать Олимпио в приеме.

– Так передай своему графу, – сказал Олимпио слуге, – что я завтра опять приду и желаю застать тогда твоего господина. Если его опять не будет дома, то я не выйду отсюда до тех пор, пока он не вернется, а это может быть для него гибельно. В этом отношении генерал Агуадо не умеет шутить!

Слуга не знал, что отвечать на эти резкие слова, однако понял, что надо осторожно поступать с этим геркулесовским предводителем; он обещал исполнить его приказание.

В то время когда Олимпио спешил к Клоду и Камерата сообщить им о случившемся и посоветоваться, инфанта Барселонская, закрытая черной вуалью, приближалась к отелю на Вандомской площади.

После своего разговора с Бачиоки она незаметно пришла поздно вечером на улицу Сен-Дидье, № 4. Дяди д'Ора еще не было. Инесса ждала его в рабочей комнате.

Через полчаса возвратился полицейский агент и удивился, найдя ожидавшую его инфанту.

– Прошу прощения, ваше высочество…

– Вы пришли…

– От Грилли, Орлеанская улица, № 18, – продолжал Шарль Готт с многозначительным поклоном.

– Ваше письмо обещало мне известие; видите, как я интересуюсь им.

– Тем неприятнее для меня, ваше высочество, что я не могу удовлетворить ваше ожидание.

– Как, вы не сдержали обещания?

– Я надеялся выведать все от Грилли, так как первый шаг удался. Я пожертвовал половину денег, полученных от вас, чтобы узнать адрес от графского егеря! Егерь наконец поддался! Затем я поспешил к Грилли, послав в то же время письмо к вам с известием об этом первом успехе.

– Грилли ваш товарищ?..

– Да, ваше высочество, но при этом недоступный и трудно поддающийся человек.

Поняв эти слова, инфанта смерила дядю д'Ора презрительным взглядом.

– Вы предлагали золото агенту Грилли? – сказала она медленно.

– Сперва тысячу луидоров, потом, чтобы бы быть вам полезным, всю сумму – две тысячи; он остался тверд, как камень, и смеялся над этой ничтожной суммой.

– Понимаю, граф Бачиоки предложил ему больше.

– Не предложил, ваше высочество, а заплатил.

– Вы знаете сумму?

– Приблизительно! Грилли сказал смеясь: «Ты, Шарль, набитый дурак. Из-за такой безделицы не стоит хлопотать. Бачиоки больше платит и ничего не обещает! Посмотри сюда», – и Грилли отодвинул один из ящиков своего письменного стола, который был наполнен золотом и банковскими билетами.

– И он ничего не высказал?

– Он сказал, что знает кое-что о сеньоре, но что эта тайна недешева, ибо касается придворных интриг, о которых он должен молчать.

– Честный мошенник, – прошептала Инесса. – И потому вы отказываетесь узнать что-нибудь от Грилли?

– Никогда, ваше высочество! Граф Бачиоки прогнал меня!

– Как! Он уже был у Грилли?

– Около часу тому назад, но я спрятался от него.

– В таком случае я побеждена, – прошептала Инесса. – Однако не хочу так дешево уступить ему победу! Благодарю вас за труды, вот за них вознаграждение. Вы могли бы лучше услужить себе и мне, если бы, не заботясь о предложенной мною сумме, распорядились по собственному усмотрению.

– Тысячу раз благодарю ваше высочество, – сказал Шарль Готт, – я не хотел быть бессовестным в ваших глазах; такое подозрение невыносимо для меня!

Инфанта не могла скрыть насмешливой улыбки; этот корыстолюбец хотел казаться бескорыстным. Но истинная причина, как угадывала инфанта, заключалась в том, что Готт не мог на этом деле заработать большую сумму денег.

Когда Инесса гордо простилась с ним, он заметил, что не так повел дело.

– Я желал бы доказать свою готовность служить вашему высочеству. Приказывайте, назначьте сумму, какую я могу предложить, и хотя я сегодня целый день не был дома и не видел своего семейства, однако немедленно отправлюсь к Грилли…

– Это будет несправедливо с моей стороны, господин Готт! Отправляйтесь к вашему семейству, я не хочу задерживать вас напрасно!

– И днем и ночью я – покорнейший слуга вашего высочества! Инфанта поклонилась агенту, который рассчитывал на большое вознаграждение, и ошибся.

– Может быть, в другой раз я воспользуюсь вашими услугами, – сказала инфанта уклончиво и вышла из дома.

Она тотчас отправилась на отдаленную Орлеанскую улицу, № 18, решив самостоятельно выведать тайну Грилли и загладить свою вину.

Грилли, родом итальянец, был сколь ловок, столь и хитер. Зная это, Бачиоки давал ему много тайных поручении. Так, он познакомил придворных с прелестной танцовщицей Фиоранти и отстранил ее, когда она прискучила императору. Говорят, что Грилли вывез ночью за границу графинь С. Марсо, когда Людовик Наполеон отказался от обеих обольстительных сестер, по настоянию Евгении. Во всяком случае Грилли был вполне удачной креатурой Бачиоки, который даже гордился тем.

После своего разговора с инфантой Барселонской Бачиоки побывал в павильоне Марзан и там совершенно случайно узнал от старого камердинера, что некоторое время тому назад здесь проходил граф д'Онси. Камердинер предполагал, что инфанта обладает некоторыми качествами донны Дианы, которая прельщала всех мужчин; он думал, что Бачиоки возвращался с тайного свидания и потому нарочно выбрал этот почти никогда непосещаемый ход, чтобы выйти из флигеля императрицы.

Бачиоки был немало поражен этим известием, но, чтобы побольше выведать у старого камердинера, притворился, будто он сильно ревнует. Однако, имея мало времени, он должен был довольствоваться рассказом о том, что инфанта приняла иностранного и загадочного графа в галерее, а потом в полночь увела в верхние комнаты.

– Ого, – подумал Бачиоки, – из этого дела можно извлечь кое-что интересное!

Он отправился к Грилли и застал там дядю д'Ора. Итальянец чрезвычайно обрадовался этому посещению и повел графа в свой удобный кабинет.

– Любезный Грилли, – сказал Бачиоки, разваливаясь в креслах и закрывая лицо надушенным шелковым платком. – Я пришел к вам повторить еще раз свое пожелание, чтобы дело с той сеньорой осталось тайной! Вы понимаете меня? Для вас могут быть неприятные последствия, если вы разгласите что-нибудь об этом происшествии.

– Ваше сиятельство, можете быть уверены, что я умею молчать и ценить оказанное мне доверие.

– Сколько вы получили за свою поездку, Грилли?

– Я справлюсь в моей книге…

– Как! Вы ведете денежные счеты?

– Не называя однако дела, которое дает мне доход. Сделайте одолжение, ваше сиятельство, убедитесь сами. Вот статья, о которой мы говорим: граф Б. 10 000 фр.!

– Хорошо, любезный Грилли! С некоторого времени здесь появился молодой граф, о котором никто не знает ничего положительного. Он называет себя Октавио д'Онси, вступил волонтером в армию, отличился при Инкермане и скоро возвратится сюда! Я желал бы знать, кто этот граф д'Онси; он несколько похож на искателя приключений, и я мог бы предостеречь одну высокопоставленную даму от заблуждения насчет этого человека.