– У вас благородная душа! И вы самый лучший человек, какого мне когда-либо приходилось встречать, дон Агуадо, – отвечал инфант, пожимая Олимпио руку. – Вам я доверяю свою судьбу с радостью; я знаю, что вы горячо будете стоять за мое дело!

– Разве не я научил вас владеть шпагой и ружьем?

– А теперь вы устроите мое счастье! – заключил инфант в то время как Олимпио, весело улыбаясь, пошел по тенистой алее, которая вела к веранде виллы.

На зеленой лужайке перед домом ходило несколько красивых павлинов, а в виноградных лозах, окружающих веранду, висели, почти совершенно скрытые зеленью, легкие клетки, в которых громко пели птицы.

По сторонам веранды росло несколько гордых пальм, которые качали своими листьями; а у их подножия, на каменных ступенях, ведущих в переднюю, маленькая негритянка дразнила обезьяну, протягивая ей несколько конфет.

– Квита! – вскричал Олимпио, и маленькая негритянка вскочила с земли и повернула свое удивленное личико с большими глазами к дружески грозящему ей Олимпио.

Лукавая улыбка появилась на ее лице, когда она направилась к дону, которого хорошо знала.

– Бедный Моно, – сказал Олимпио, указывая на обезьяну, – сердится, желая получить лакомство.

– О, Моно злой! Посмотри, – отвечала десятилетняя Квита, показывая ему свой окровавленный палец.

– Он укусил тебя. Зачем же ты его дразнишь, шалунья? Квита улыбнулась и доверчиво взглянула на Олимпио. Она была маленькой служанкой Черной Звезды.

Инесса взяла маленькую негритянку несколько лет назад, желая воспитать ее и из бедной маленькой покинутой девочки подготовить себе служанку, которая, как предполагала Инесса, была бы ей предана из благодарности к ее благодеянию.

– Где твоя госпожа, Квита? – спросил Олимпио. Маленькая негритянка указала на веранду, на ступенях которой в эту минуту появилась инфанта, радостно приветствуя своего гостя.

Инесса казалась очаровательной, и принц, стоя под старым каштаном, издали любовался ею. В ее наружности было столько привлекательности, во взгляде столько величия, она одна только могла в себе соединить это.

Инфанта была одета в светлое, легкое платье, которое ниспадало обильными складками. В ее фигуре было что-то невыразимо прекрасное в сочетании с притягивающим величием, свойственным знатным испанкам.

С ее темных роскошных волос спускалось на плечи белое покрывало; но она уже более не закрывала им своего лба.

Несколько темных природных локонов падало на ее лоб, но не они закрывали пятна, имеющего форму звезды – тех, кто часто видел инфанту и знал ее достоинства, оно не поражало.

Ее большие черные глаза, полные ума и непорочности, делали ее лицо еще прекрасней и приводили в восхищение каждого, кто их видел.

Она протянула руку мужу своей любимой подруги и повела его как старого знакомого на тенистую прохладную веранду.

– Вы пришли одни, Олимпио, – сказала она с легким упреком. – С тех пор как Долорес обладает своим маленьким сокровищем, она уже не так часто видит свод подругу.

– Извините, инфанта, Долорес не могла сегодня прийти со мной. Я намерен поговорить с вами наедине.

– Вы становитесь скрытным, Олимпио! Разве и Долорес даже…

– Даже и она не должна слышать нашего разговора. Впрочем, она знает обо всем.

– Как! Ваш тон пугает меня!..

– Но не в этом дело, инфанта. Сядем, если хотите! Вы видите, что я у вас распоряжаюсь, как дома.

– Я очень рада этому, Олимпио!

– Инфанта, доверяете ли вы мне?

– И вы можете спрашивать! Я верю вам и вашему доброму сердцу, чтобы вы ни сделали.

– Благодарю. Я не употреблю во зло ваше доверие, и только один вопрос, для которого собственно я пришел сюда. Это сердечный вопрос, инфанта, но я надеюсь, что вы не рассердитесь за него?

Инесса посмотрела с любопытством на Олимпио, который забавлялся ее удивлением и с трудом принуждал себя быть серьезным.

– Помните ли вы сына дона Карлоса?

– Да, дон Олимпио.

– Какое впечатление произвел на вас принц?

– Чудное!

– Я вас прошу говорить откровенно, инфанта.

– Ну хорошее, дон Олимпио! Вы ставите меня некоторым образом в затруднение!

– Нисколько. Между друзьями вопросы по совести никогда не составляют затруднения!

– Я буду откровенна с вами, Олимпио. Принц, как показалось мне, имеет сердце. Я встретила его несколько лет тому назад совершенно случайно у его старого отца. Он обращался со мной искренно и сочувственно, и это было мне приятно, так что я охотно вспоминаю о том дне, который провела в его обществе.

– Хорошо, очень хорошо, – произнес Олимпио, слегка улыбаясь. – И теперь вы чувствуете себя совершенно счастливой?

– Вам уже это известно, Олимпио! Дружба к вам и Долорес, таким прекрасным людям, услаждает мои дни, которые я провожу в уединении!

– Вы уклоняетесь от вопроса, инфанта, говоря о дружбе, за которую я вас благодарю. Но все ли у вас есть для полного безмятежного счастья?

– Я не знаю, как понять вас?

– Ну, черт возьми, вам известно, что я враг всяких уверток и что весьма дурно знаком с дипломатическими хитростями. Скажите мне, решитесь ли вы протянуть вашу руку сыну дона Карлоса и разделить с ним это прекрасное убежище?

Олимпио приподнялся при этих словах и, взяв руку слегка вспыхнувшей инфанты, искренно пожал ее.

– Вы молчите, но я не боюсь, что вы на меня сердитесь, – продолжал он, – так как я пришел к вам прямо, как друг. Скажите прямо «да» или «нет». Я вижу, что вы улыбаетесь, Инесса, и если только я не обманываюсь…

– То вы думаете, что я скажу «да»? Ну, Олимпио, вы знаете, что у меня нет тайн ни от вас, ни от Долорес; итак – да! Только почему сам принц не пришел меня спросить об этом?

– Он там, инфанта, – сказал Олимпио, подводя Инессу к ступеням веранды и кивая подходящему сыну дона Карлоса. ¦ – Я явился к вам только на разведку, остальное принц вам сам скажет. Вы, конечно, знаете, что я всегда был генералом его отца, так что мое теперешнее поручение имеет связь с прежней службой.

– И походит на внезапное нападение, Олимпио, – сказала тихо Инесса, в то время как статный сын дона Карлоса подходил с почтительным поклоном.

– Этим прекрасным союзом еще искупается старый грех отцов. Само небо его хочет, инфанта, а потому я его считаю счастливым!

– Я рада вас видеть, – сказала инфанта сыну дона Карлоса, – и встречаю вас с такой же сердечной лаской, с какой некогда во дворце вашего отца вы встретили дочь Черной Звезды!

– Вы не забыли этого, инфанта?

– Сердце никогда не забывает, принц, того, что несколько разгоняет несчастье и облегчает тяжелые часы!

– Могу ли я способствовать тому, чтобы эти несчастья были забыты навсегда?

– Я думаю, что мне лучше теперь уйти, – произнес Олимпио с легкой улыбкой, радостно сжимая руки обоих стоящих на террасе.

– Почему это? Оставайтесь, Олимпио!

– А потому что, если вы позволите, инфанта, то я сейчас же явлюсь сюда с Долорес и приведу с собой еще гостя, графа Рамиро Теба, которого вы также знаете и который недавно вернулся из Бразилии, посмотреть, как живут те, с которыми он когда-то был знаком. Теперь я надеюсь, что здесь он запасется новыми приятными воспоминаниями. До свидания!

Олимпио оставил инфанту и принца на веранде и быстро возвратился к Долорес и Рамиро, которые забросали его вопросами. В особенности Долорес чрезвычайно интересовалась своей милой Инессой.

Но Олимпио был скрытен.

– Мы увидим, что еще из этого выйдет, – повторял он, пожимая плечами. – Как же можно знать наперед.

– Но ты же мог заметить?

– Что, Долорес?

– Может ли принц надеяться!

– Если он остался на вилле, то… однако я ничего не знаю! Долорес сложила руки и весело запрыгала около Олимпио, который с радостной улыбкой смотрел на свою жену, преобразившуюся от счастья, и наконец сознался, что он также от всего сердца радуется союзу, заключенному на вилле инфанты.

– Не только я, – обратился он к Рамиро, – но также и вы хорошо понимаете, что истинное счастье можно найти только в семье. Счастлив тот, кто, сыскав себе по сердцу человека, ведет с ним покойную, исполненную блаженства жизнь. Что значит блеск, величие, удовлетворенное самолюбие в сравнении с этим истинным безмятежным счастьем, которое чуждо всякого блеска. И Олимпио заключил в свои объятия Долорес.