Все рушилось вокруг него, рушились его надежды и ожидания; он должен бежать с принцем в туманную ночь из города, куда за несколько недель прибыл так торжественно; он вынужден искать проселочную дорогу, чтобы избежать немецких разъездов, которые почти уже готовы были отрезать ему путь в Париж! Да и мог ли он рисковать возвратиться в Париж с дитятею Франции?

Он уезжал из Парижа, провожаемый торжественными криками и всеобщим ликованием, теперь ему предстояло встретить одни насмешки и брань, а быть может, и покушение на жизнь!

Через час несколько экипажей потянулось из крепости по направлению к проселочным дорогам на Верден и Шалон. В первом экипаже находилось двенадцать офицеров, вооруженных с ног до головы, потом следовал другой, в котором сидел император с принцем; сзади в телегах ехала прислуга.

Когда этот поезд, походивший на ночное погребальное шествие, выезжал из крепостных ворот, раздалось двадцать выстрелов. Молодой улан пал мертвым, пронзенный пулями.

– Прощай, мать, – произнес он. Затем все умолкло.

XXVII. НАПОЛЕОН В ПЛЕНУ

Советники Евгении до сих пор умели представлять в таком свете известия с театра войны, что население Франции не имело понятия о поражениях своих войск, и эта способность обманывать и извращать была единственной, которой они обладали.

Что эта ложь и хвастовство должны были иметь печальный конец, это очень хорошо сознавали Трошю, Руэр, Шевро и другие явные и тайные советники императрицы.

Когда в Тюильри пришло известие, что Наполеон с принцем оставили Мец, что эта крепость совершенно заперта и Базен отрезан от Мак-Магона, тогда собрали чрезвычайный военный совет.

Императрица и ее советники знали, что все попытки армии пробиться через немецкие ряды кончились страшными потерями, потому только помощь извне могла спасти ее. Если бы маршалу Мак-Магону удалось со всеми своими дивизиями и с войсками Винуа незаметно приблизиться к крепости и ударить вместе с Базеном по немцам с двух сторон, то еще можно было бы спасти положение.

Евгения восторженно приняла этот план Паликао и надеялась удачным его исполнением спасти шаткий трон.

Император находился у Мак-Магона. Не подлежало сомнению, что он согласится на этот спасительный план парижских советников и императрицы.

Маршрут был нанесен на карту. Предприятие должно было совершиться вдоль бельгийской границы, опираясь на многочисленные тамошние крепости.

Кроме того, здесь представлялась возможность императору и принцу, равно как и армии Мак-Магона, в случае необходимости перейти границу.

Немедленно были отправлены депеши в замок Мурмелон, где находился император и Мак-Магон, а на другой день таинственные прокламации возвестили парижанам, что предстоит битва, которая одним разом покончит с врагом, далеко зашедшим внутрь страны.

Последний шахматный ход был готов, и даже потерявший голову император сказал при получении этой депеши, передавая ее Мак-Магону:

– Это опасный план!

Однако он принял его – и армия так поспешно оставила шалонский лагерь, что Немецкая южная армия нашла там массу оставленных предметов вооружения.

Но когда Евгения потребовала от Паликао послать на помощь Мак-Магону Винуа со ста тысячами войска, то советник объяснил ей, что нельзя увести столько войска из Парижа, ибо невозможно оставить столицу без надлежащей защиты на случай наступления немецких войск.

Но Паликао думал о другом враге, которого следовало опасаться, – о парижском населении; он опасался красного призрака республики! Если бы не удался поход Мак-Магона, то было бы невозможно удержать восстание.

Таким образом обещанная помощь осталась дома, и это была первая неудача, постигшая герцога Маджента. Верный полководец Наполеона, согласившийся после долгих сопротивлений осуществить этот план, предвидел, конечно, уже в то время свою гибель.

Однако удалось известить маршала Базена о задуманном предприятии, чтобы вместе с ним ударить с двух сторон по немцам в последних числах августа или в начале сентября, когда Мак-Магон рассчитывал приблизиться к крепости. Таким образом можно было выставить шестьсот тысяч войска, в то время как, если бы дали немцам подойти к Парижу и там только, как советовал Трошю, дать им битву, то главная армия под начальством Базена не могла бы участвовать.

Кроме того, Паликао ни при каких обстоятельствах не хотел, чтобы немцы подошли к Парижу и парижане узнали бы настоящее положение дел.

Совсем другое дело было бы, если бы удалась совместная операция обоих маршалов и Наполеон мог бы возвратиться в свою столицу победителем. Это так было очевидно для императрицы, что она совершенно доверилась Паликао и считала его уже спасителем своего трона.

Вскоре южная немецкая армия и армия наследного принца саксонского узнали о безумно смелом походе Мак-Магона; немецкие полководцы не могли верить в возможность этого и считали этот поход диверсией.

31 августа французские генералы хотели сделать одновременную попытку прорвать прусскую линию, но за день до этого случилось нечто такое, что расстроило все надежды и повергло в ужас императора и Мак-Магона.

Генерал Фальи, командовавший левым крылом армии, шедший к бельгийской границе, давно был признан Мак-Магоном неспособным, и маршал хотел заменить его генералом Вимпфеном, но Наполеон и Евгения восстали.

30 августа корпус Фальи был занят приготовлением завтрака, как вдруг в центр лагеря упало прусское ядро. Все бросились к оружию, но немцы расположились в лесу, и гранаты их сыпались дождем в ряды растерявшихся французов.

Через несколько часов левое крыло Мак-Магона было разбито и рассеяно. Тогда место Фальи занял Вимпфен, но уже было слишком поздно.

Герцог Маджента чувствовал, что он обойден и погиб, однако хотел попытаться силой оружия проложить себе путь.

Император в сопровождении генерала Рилля, Кастельно и Вобера остался при войске и принимал участие во всех совещаниях. С ним был также его секретарь, Пиетри, – Моккар давно умер, оставив громадное богатство.

Все советовали императору бежать с принцем в Бельгию, когда битва 30 и 31 августа кончилась неблагоприятно для французов; но Людовик Наполеон отослал только сына Франции в сопровождении небольшой свиты. Он нежно простился с Л юлю и приказал сопровождавшему его гофмейстеру увезти его через Бельгию в Англию, чтобы он мог там найти полную безопасность. Ему во что бы то ни стало нужно было спасти свою династию.

Затем 31 августа император издал следующую прокламацию к войску:

«Так как начало войны было несчастливо, то я не хотел брать на себя никакой личной ответственности и передал главное командование таким маршалам, на которых мне указывало общественное мнение. До сих пор усилия наши не увенчались успехом, между тем я узнал, что армия Мак-Магона понесла вчера в Бомоне лишь незначительные потери. Поэтому вы не должны падать духом/ До сих пор мы препятствовали врагу приближаться к столице, и вся Франция поднимается, чтобы прогнать вторгнувшегося врага. Так как при этих серьезных обстоятельствах императрица достойно занимает мое место в Париже, то я решился променять роль повелителя на роль солдата! Я ничего не пожалею, чтобы спасти отечество, которое, благодаря Богу, насчитывает еще много храбрых мужей, если же и найдутся трусы, то военный закон и общественное мнение не замедлят воздать им должное! Солдаты! Будьте достойны своей старой славы! Бог не оставит нашего отечества, если только каждый из нас исполнит свой долг!» Это воззвание доказывает, что Людовик Наполеон, преобразившийся вдруг в солдата, питал мало надежды на спасение. Он и здесь сложил с себя командование, чтобы снять с себя ответственность в страшном кровопролитии предстоящей решительной битвы. Он мог теперь, передав правление Евгении, сдаться в плен в качестве простого солдата и затем отречься от престола в пользу своего сына.

1 сентября рано утром завязалась знаменательная во всемирной истории битва около крепости Седан, в которую возвратился император, между тем как войска Мак-Магона заняли прочную позицию перед крепостью.