- Это не твоя Юлька там плещется? - задала она неожиданный вопрос.

- Да, а что? Вы ее знаете?

- Нет, к сожалению.

- Почему, к сожалению?

- Сложно ей будет объяснить, кто я такая. Знаешь, что она про нас подумает, когда оглянется?

- Не знаю, но догадываюсь.

- Правильно догадываешься. Поэтому быстро надевай свои брюки и давай отсюда сваливать.

- Куда и зачем?

- Там объясню. Здесь недалеко - на другом конце Васильевского.

- А как я ей потом объясню свое исчезновение?

- Кому? Юльке что ли?

- Приспичило, скажешь, в кусты.

- Да тут и кустов-то нет - пустырь голый.

- Вот поэтому и пришлось далеко отойти. А мы вернем тебя на это же место через пять минут.

- За пять минут с другого конца Васильевского? Вы что, на вертолете?

- Нет, на ступе Бабы Яги.

- Ну-ну, - изрек Игорь и отправился вслед за незнакомкой.

Машина ждала их на пустыре. За рулем сидел Лихославский. Кроме ведьмы в этой компании он был единственным, кто умел управлять автомобилем. Это ему приходилось делать в Харбине, где он в 20-х-30-х годах, как и многие эмигранты, работал таксистом. После узких харбинских улочек, заполненных рикшами и парашами, выставленными из домов в ожидании ассенизатора, Невский проспект или Университетская набережная казались ему чем-то наподобие летного поля. Тогда в двадцать втором, незадолго до того, как Уборевич 25 октября взял Владивосток, ушел Лихославский с остатками Белой армии в Маньчжурию, где, как и многие, такие же как и он, устроился работать таксистом. Одиннадцать лет крутил он баранку "форда". Сначала это была модель "Т". Потом ее сменила более современная "А". Так продолжалось до тех пор, пока однажды на вокзале в его машину не сел человек, который показался ему очень знакомым.

"Надо же, как на Пчелкина похож, - подумал Лихославский, - уж не сын ли ему?"

- Простите, молодой человек, вы случайно не родственник Пчелкину Вольдемару Афанасьевичу?

- А что, заметно? - спросил седок.

- Если бы я не знал, что Вольдемар погиб в двадцатом в Крыму, и если не принимать во внимание, что нынче ему должно быть за шестьдесят, я бы подумал, что вы это и есть он. На вас даже костюм в точности тот, в каком он был в феврале девятьсот четвертого на похоронах Ванновского.

- А вы, Модест Аполлоныч, правильно подумали. Да и костюм на мне действительно тот же самый.

- Это как понимать? - произнес Лихославский, резко затормозив. Вольдемар, это ты или твой призрак?

- Успокойся, Модя. Я это я.

- А почему молодой?

- А мне так больше нравится. И потом, до шестидесяти я ведь так и не дожил. Погиб в сорок восемь.

- Значит, ты все-таки призрак?

- Не веришь, пощупай! - предложил Вольдемар и протянул ему свою руку.

- Действительно, Пчелкин. Вот и бородавка между пальцами та же самая.

- А что я говорил?

- Но все-таки я не понимаю.

- А я объясню. Я здесь благодаря той самой Элен, с которой, как говорят, я познакомил тебя в девятьсот восьмом. Правда, сам я этого не помню, так как сам всего лишь четыре дня, как из девятьсот четвертого. Поэтому и костюм тот же. Жаль, конечно, что не довелось стать коллежским асессором, каким ты меня запомнил, но, с другой стороны, не попади я в будущее, я не дожил бы и до этого тридцать третьего. Вчера я только что был в две тысячи шестнадцатом году. И завтра должен быть там же. Вместе с тобой.

- Ну и как там в будущем? Большевиков свергли наконец?

- Вот за этим я сюда к тебе и приехал. У будущего много вариантов. В одном варианте, например, большевики сами себя свергли.

- Это как унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла?

- Нет, еще анекдотичнее. Главный большевик взял да и упразднил сам свою должность.

- Оригинально.

- А как великий князь Михаил Александрович своим дурацким манифестом фактически упразднил в России монархию - это не оригинально?

- И что, это упразднение коммунистов прошло без гражданской войны?

- Представь себе, да, и у нас есть средство это сделать.

- Какое?

- Помнишь, во Владивостоке знавал ты одного такого Максима Лишаева?

- Еще как помню. Знаешь, сколько он мне должен?

- Так вот, теперь он в Берлине. Прикинулся немцем, вступил в партию Гитлера и шлет информацию красным. Нужно попасть в сорок пятый год и добиться, чтобы он добыл у немцев копье Лонгина.

- А откуда оно у них-то?

- В тридцать восьмом они Австрию присоединят. А копье опять перевезут в Нюрнберг.

- А как я туда попаду?

- А вот это я уж тебе обеспечу. Кроме того. Тебя ждет приятная встреча с Элен. Надеюсь, ты не держишь зла на нее? Но сначала мы поедем к нам.

- Куда? В Совдепию? В этот, как его, Ленинград?

- А что, Модест Аполлонович, на родину не тянет? Здешних параш еще не вдоволь нанюхались.

- Моя родина - Россия. А сейчас ее нет. Есть только какой-то ни то эсес, ни то эсер.

- Все это временно, Модя, ты уж поверь мне, как человеку знающему.

- Да уж, временно. Шестнадцать лет большевики у власти. Куда уж временнее?

- Продержатся большевики всего семьдесят три года.

- Ничего себе! Мы с тобой столько не проживем.

- Я, как видишь, молод и здоров. Надеюсь дожить. Однако если мы все правильно сделаем, то может случиться так, что такой феномен как СССР исчезнет не только из географии, но и из истории.

- Это как? Заставить людей забыть ужасы большевизма? Это нереально.

- Мы можем сделать так, чтобы семнадцатого года вообще не было.

- Ленин тринадцать дней из календаря выкинул, а мы, значит, выкинем целый год?

- Умный ты человек, Модя, а таких простых вещей не можешь понять. Мы прошлое изменим.

- Вольдемар, решительно, ты спятил.

- И из-за этого я в свои шестьдесят один выгляжу так, как будто мне тридцать с небольшим.

- А, чем черт не шутит! Может, и выйдет что у нас, - согласился Лихославский. - Что мне тут-то делать? Руль крутить? Или определиться в полк Паппенгута и воевать в Синьцзяне, подставляя грудь под пули за тамошнего нехристя-дубаня Шен-Ши-Цая. Он, говорят, человек просвещенный. По-русски чуть-чуть лопочет. Недавно в Синьцзян вошла 36-я дивизия. Большую часть ее солдат составляют дунгане. Русский полк при помощи китайцев с трудом удерживает Урумчи. Так вот, русских, живущих в Харбине, сейчас вербуют на эту войну. Будто мало мы во Франции за Клемансо и Лойд-Джорджа кровь проливали. А как война закончилась, они нас во Владивосток морем и сплавили. Врочем, если ты уверен, что что-нибудь у нас выйдет, тогда я согласен попробовать.

В мгновение ока Лихославский оказался в Ленинграде 2016 года и теперь сидел за рулем "Жигулей" - чуда советской автопромышленности.

Сзади сидел Вольдемар, державший на коленях кота.

- Ну что? Поедем или здесь поговорим? - спросила Игоря ведьма.

- Да лучше здесь, - сказал Игорь, увидев, что в машине сидят двое мужиков. Теперь ему стало понятно, что предложение незнакомой красавицы ничего интимного не содержит. Наоборот, предстоящий разговор, показалось ему, будет носить опасный характер и вполне может закончиться пером под ребро.

- Успокойся, никто тебя убивать не собирается, - как бы прочитав его мысли, сказала ему Елена. - Просто дело вот в чем. Помнишь, когда тебе было шестнадцать, ты нашел у себя в квартире тайник.

- И что? Я все сдал в музей, по закону. Себе ничего не оставил. У меня кагэбэшники даже обыск тогда провели, чтобы убедиться, что я себе ничего не оставил.

- Ты поступил глупо. Из-за тебя погиб Горбачев.

- Так это что, в самом деле, то самое копье? А как же так получилось? Я его в четвертом году нашел, а Горбачева им убили еще до моего рождения?

- Этим копьем можно открывать двери времени.

- Это как?

- А это, молодой человек, мы вам сейчас объясним, - заявил сидящий на коленях у Вольдемара кот.

Увидев говорящего кота, Игорь упал, лишившись чувств.