Прокофий Георгиевич подтвердил этот факт, и в этот момент поручик Латынин совершенно неуместно добавил: "Выражалось это косоглазие в том, что, танцуя на балу со своим мужем, одним глазом она постоянно смотрела на Пушкина. Другой же глаз при этом все время непроизвольно поглядывал на Дантеса". При этом Латынин добавил, что это-то косоглазие и стало причиной той роковой дуэли.

И тут вдруг встал из-за стола корнет Пчелкин и потребовал Латынина объясниться.

- Знавал я одного Пчелкина, - перебил Лихославский. - Он надо мной шефство взял однажды на маневрах, когда я еще был юнкером. Тогда этот Пчелкин был поручиком. Он, как и я. Николаевское кавалерийское закончил. Поэтому все время меня опекал.

- А, как того Пчелкина звали? Не Вольдемаром ли?

- Точно, Вольдемар. Значит, это он и есть.

- Давненько я Пчелкина не видел. Лет десять уже, с тех пор, как тот на статскую перешел.

- А я, представьте, встречал его в Петербурге прошедшим летом. Он столоначальником стал, в коллежские асессоры его произвели. Постойте, так ведь это Пчелкин меня с Элен познакомил. Прямо, можно сказать, навязал. Представляете, увидел меня, обрадовался, в свою коляску пригласил и довез меня как раз до того место, куда я направлялся. И прямо по дороге так мне и сказал: "Знаешь, Модя, какая удача, что я сегодня тебя повстречал. Есть у меня на примете одна молодая особа. Сама русская, но по-русски почти ни слова не знает. Я тебя непременно с ней хочу познакомить". Всучил мне визитную карточку и просил телефонировать ему на квартиру тем же вечером. Я ему позвонил, и он прислал за мной настоящий автомобиль. С грохотом, от которого у меня заложило уши, привезли меня на Васильевский. Там у него квартира в тридцать девятом доме по Восьмой линии. Живет он теперь в одном парадном с Семеновым-Тян-Шанским. Собралось у него небольшое общество, в основном, соседи его по прежней квартире: лекарь дамских болезней доктор Парамонов, статский советник Белев, купец второй гильдии Вершков. Был там и сын Семенова-Тян-Шанского, Вениамин Петрович - новый приятель Пчелкина. Служит он начальником статистического отдела Министерства финансов и промышленности. И еще был там один конногвардейский ротмистр по фамилии Братцев, который весь вечер расточал пошлые шуточки в духе гоголевского поручика Кувшинникова, да хвастался, как он, напоив медведя, надел на него генеральскую шинель и запустил в спальню какому-то полковнику. И полковник тот, якобы, потеряв со страху пенсне, два часа этому медведю честь отдавал. Потом рассказывал, как он с каким-то из своих вахмистров смастерил механическую руку в перчатке и вделал ее в очко клозета в дамской уборной. Из мужской же уборной они с этим вахмистром просверлили дырку и при помощи хитрых рычагов этой рукой управляли. Забавно, конечно, было слушать, скольких они дам так перепугали, но тут в передней прозвенел звонок - он у Пчелкина электрический - и горничная его Аграфена, которая замужем за его же кучером, отбитым им в свое время у баронессы Розен, ввела в залу барышню. Это и была та самая Элен.

- С этого момента подробнее, - попросил Новогудин, - важна каждая деталь, которая вам может показаться малозначительной, даже, если это касается деталей устройства механической руки ротмистра Братцева.

- Постараюсь поподробнее. Сперва Пчелкин меня ей представил по-французски. Французский, правда, у него корявый. По-английски он шпарит как заправский лондонский денди, а вот французский...

- У Пчелкина гувернантка была англичанкой, - пояснил Новогудин. - Он про свою miss Knife, "ножик" по-ихнему, часто в молодости смешные истории рассказывал.

- Так вот, - продолжил Лихославский, - представив мне Элен, он стал рассказывать, что мать ее в юные годы уехала в Париж и пела там, несмотря на принадлежность к дворянскому сословию чуть ли не в каком-то кабаке, вышла там замуж за француза, мелкого дворянина, который вместо того, чтобы служить в армии, содержит аптеку. Правда, он тут же в оправдание сказал, что во время франко-прусской войны отец ее был сублейтенантом, а из армии ушел после ранения, так как теперь заметно хромает.

- А на какую ногу хромает ее отец, он не уточнил?

- Нет.

- А жаль. Тогда продолжайте.

- И тут Элен на меня взглянула.

- Ну-ка, ну-ка, расскажите-ка, что вы ощутили.

- А откуда вы знаете, что я что-то ощутил?

- Продолжайте, расскажите, чего вы в тот момент испугались.

- Вы читаете мои мысли?

- Не в этом дело, сейчас вы все поймете. Расскажите-ка сначала, куда вы собирались поехать в свадебное путешествие.

- Да никуда особо не собирались. Пчелкин прошлой зимой был в Париже и зачем-то купил в его окрестностях какой-то небольшой дом. Элен настаивала, что именно в этом месте нам по приглашению Пчелкина и надлежит провести медовый месяц. Я не отказывался, боялся только, что в Европе начнется война до того, как мы обвенчаемся. Правда, Элен была почему-то уверена, даже сейчас во время военной тревоги, что война будет через пять лет.

- А в каком именно месте под Парижем находится этот дом?

- Сейчас скажу. Место это называется Орли, к югу от Парижа. Название это как-то связано с Филиппом Орликом - сподвижником Мазепы. Место это облюбовали авиаторы. Они делают там некоторые успехи. Недавно, пишут, Анри Фарман пролетел 770 метров. Это примерно 360 саженей.

- А что вы еще знаете об Орли?

- Да, собственно, ничего.

- А известно ли вам, дорогой мой Модест Апполонович, что в этом самом Орли живет со своей женой вождь левых социал-демократов, большевиков, как они сами себя называют, Владимир Ульянов, более известный у нас под псевдонимом Николай Ленин.

- Мне это не известно, а откуда это известно вам?

- Видите ли, открою вам одну тайну. Брат мой Кирилл служит в Третьем отделении департамента полиции. У них этот Ленин на особом счету. Приказано, если он появится в пределах России, не просто его арестовать, а расстрелять на месте безо всякого суда и следствия.

- Что, он настолько опасен?

- Мало сказать, опасен. Не каждого станут расстреливать. Тем более, не каждого велено после этого не просто закопать, а вбить ему в грудь осиновый кол.

- Он что, колдун?

- Он хуже колдуна. Те хоть кому-то подчиняются. А этот вышел из-под контроля. Вот слыхивали вы о падших ангелах?

- Слышал, конечно. Только не верю я в эту чушь.

- А зря. Потому как бывают не только падшие ангелы, но и взлетевшие черти. Так вот, внутри этого Ленина сидит один из самых опасных чертей. Настолько опасный, что даже в пекло его обратно не принимают.

- Это что, как у Гоголя? Басаврюк, которого выгнали из пекла?

- Да, наподобие него. Больше того, другие черти сами за ним охотятся и хотят его уничтожить. Он спятил, вышел из-под контроля, и если его не остановить, может наделать кучу бед. В первый раз появился он на Руси в начале семнадцатого столетия. Вселялся он в тех, кого делал самозванцами. Думали все - cгинул. Ан, нет. Вновь появился через три сотни лет. Теперь я все понял, Элен ваша - самая настоящая ведьма. Помню, как в первый раз увидел ее. Приехала непонятно на чем: ни поезда, подходящего по времени не было, ни на лошадях. Вот так пешком ко мне заявилась прямо с утра и шарабан попросила. И одета была - ни одной пылинки с дороги. Долго я выяснял, видел ли кто, на чем она приехала. Никто не видал. Стал я наблюдать за ее поведением. Особенно в дни, когда у нечистой силы большие тринадесятые праздники. Они у них каждый их сатанинский месяц. Живут-то они по особому календарю. В нем тринадцать месяцев по двадцать восемь дней. И один день у них без числа. День этот по нашему календарю приходится на 17 апреля, а по григорианскому - на 1 мая. В тот день у наших ведьм на Лысой горе, что под Киевом, большой шабаш.

- Вы сказали у наших. Наших, это чьих?

- Это у православных. А католические ведьмы, те проводят шабаш на вершине горы Броккен в Гарце.

- А-а!

Так вот, - продолжил Новогудин, - один из таких тринадесятых праздников приходится на 16 ноября. Вы, кстати, день этот помните?