Старик так быстро поднимался по лестнице и так сильно запыхался, войдя в кабинет кардинала, что нельзя было сомневаться в том, что его привели важные и спешные дела.

Кардинал встал ему навстречу. Д'Эпернон знаком показал ему, что не в состоянии еще говорить. Ришелье, скрывая насмешливую улыбку, усадил престарелого друга королевы-матери в одно из мягких бархатных кресел. Он еще нуждался в этих людях и потому всегда был крайне внимателен и к Марии Медичи, и к д'Эпернону.

— Ай, ай, ай! Герцог, своим усердием вы просто вредите своему здоровью, — говорил Ришелье. — Безсомнения, вы привезли мне важные вести!

— Именно, ваша эминенция, — выговорил наконец герцог, — чрезвычайно важную весть, которая очень удивит вас.

— В чем же дело? — спросил Ришелье, садясь напротив д'Эпернона.

— Я должен рассказать вам, что бывший дворецкий маркиза д'Анкр, итальянец по имени Антонио…

— Я помню его, герцог.

— Этот Антонио был послан в погоню за мушкетером, отправленным с тайным поручением в Лондон, и должен был так или иначе отнять у него бумаги.

— Да, вы были так добры и говорили мне, что рассчитывали на это.

— И, к сожалению, теперь я должен вам сказать, что этого самого Антонио нашли сегодня на одной из улиц предвестья мертвым.

— Это я знаю.

— Но с ним были еще двое, и ни один из них не возвратился.

— Нет, прошу вас извинить меня, но могу вам сообщить, что один из них въехал в Париж вместе с Антонио.

— Каким образом вы знаете об этом больше, чем я?

— Так должно быть, по крайней мере, — уклончиво отвечал Ришелье, с одной из своих дипломатических улыбок.

— Но все-таки могу я спросить вас, откуда вы получили эти сведения?

— От караула на заставе. Ночью они видели, как бывший дворецкий маршала Кончини въехал в Париж со своим приятелем.

— Так куда же он делся?

— Вероятно, дал тягу, когда сообразил, что мушкетер гонится за ними.

— А другой?

— Другой, несомненно, погиб во время их экспедиции.

— Знаете ли, ваша эминенция, я все более и более начинаю утверждаться в мысли, что те письма дошли по назначению.

— В этом не извольте сомневаться, господин герцог. Интересно только знать, какого содержания были эти бумаги! — сказал Ришелье. — К сожалению, нам не удалось это дело. Мушкетер, который ездил в Лондон, был сегодня утром тайно принят королевой.

Д'Эпернон вскочил от удивления.

— Он здесь и был уже принят?

— Точно так, герцог.

— А Антонио убит и ничего не может рассказать нам!

— Да, и, вероятно, это дело того же мушкетера.

— А что, если бы обвинить его в убийстве?

—— Во-первых, это ни к чему бы не привело. Во-вторых, мы таким образом открыли бы, что имели сношения с Антонио и знали о его погоне за мушкетером, а это для нас невыгодно.

— Ваша правда, кардинал.

В эту минуту в кабинет вошел один из лакеев кардинала и почтительно склонился у дверей.

— В чем дело? — быстро спросил его Ришелье.

— Какой-то человек, с виду невзрачный, просит позволения войти к вашей эминенции.

— Пусть придет после! Ты ведь знаешь, что я занят с герцогом и нам не следует мешать.

— С позволения вашей эминенции доложу вам, что этот человек говорит, будто бы знает о визите герцога к вам и хочет видеть вас обоих.

— Он знает… да как его зовут? — спросил д'Эпернон.

— Мсье Гри, — ответил лакей.

Ришелье и д'Эпернон обменялись недоуменными взглядами.

— Совершенно не знаю, — проворчал герцог, пожимая плечами. — И все-таки… я думаю, мы…

— Как вам угодно, герцог, — тоном любезного хозяина промолвил Ришелье. — Пусть он войдет, — прибавил он, обращаясь к лакею.

Собеседники выжидательно смотрели на дверь, в которой незамедлительно появилась фигура сына Пьера Гри. По его неловким угловатым манерам было видно, что ему не часто приходилось расшаркиваться на паркете знатных домов, а пестрота всего костюма явно выдавала вкус простолюдина.

— Извините, — начал он, — я сейчас был во дворце герцога д'Эпернона, и там мне сказали, что его светлость направились сюда. Вот я и пришел.

— А что вам нужно от герцога д'Эпернона?

— Извините, с час тому назад услыхал я, что Антонио нашли на улице мертвым.

Собеседники насторожились.

— Так вы…

— Я тот самый, что был с мсье Антонио в Лондоне и с ним же приехал обратно. А брат мой смог сделать только половину дела, потому как поплатился в Лондоне жизнью за свою храбрость.

— Так вы в самом деле один из приятелей Антонио? — переспросил д'Эпернон, пристально вглядываясь в лицо незнакомца.

— Где же вы расстались с ним? — обратился к нему Ришелье.

— У самой заставы, ваша эминенция. Как добрались мы до Парижа, мне и подумалось, что уж тут-то конец всем напастям, которые мы претерпели за дорогу. А уж и горя мы приняли… Никакими деньгами все это не оплатить! Я доехал с Антонио до города, даже через заставу проехали мы вместе, и только потом разъехались. Антонио во дворец его светлости герцога д'Эпернона, чтобы отдать ему письма,

— Как!.. Что вы сказали? Вы говорите, что у Антонио были письма! — вскричал д'Эпернон, широко раскрывая глаза от удивления.

— Точно так, ваша светлость, — быстро отвечал сын Пьера Гри. — За эти-то письма и поплатился головой мой брат, бедняга.

— И они действительно были в ваших руках? — удивленно переспросил кардинал.

— Да! Даю вам честное слово! Клянусь! Они и теперь, верно, в камзоле у Антонио.

Д'Эпернон вопросительно взглянул на Ришелье.

— У убитого не найдено никаких бумаг, — ответил тот со своей обычной уверенностью.

— Просто непонятно! — воскликнул д'Эпернон. — И в высшей степени досадно, — прибавил он горячо.

— Ну, так вот, как проехали мы заставу, Антонио и говорит мне: поеду к светлейшему герцогу, отвезу ему письма. А я повернул домой… Очень уж хотелось мне выспаться. Ведь просто и рассказать-то вам нельзя, господа почтенные, сколько мы за это время горя пережили, сколько ночей не спали. Вот брат мой так даже жизни лишился! Покуда мы ехали отсюда до моря, нечего было и думать что-либо затевать, чтобы добыть те письма! Ведь, как назло, отсюда, из Парижа, за нами погнались еще трое мушкетеров.

— Еще трое? — переспросил недоумевающий д'Эпернон.

— Так, значит, они как-то проведали, что вы с Антонио поехали в погоню за д'Альби? — яснее поставил вопрос Ришелье.

— Да уж верно, что так, ваша эминенция!

— Вы их узнали?

— Антонио говорил, что это маркиз, Милон и Каноник.

— Ну-ну, что же дальше-то? — торопил д'Эпернон.

— Только в самом Лондоне мы добрались до этого д'Альби. Брат мой надумал выкрасть у него письма к герцогу Бекингэму, пока он спит. А мушкетер-то на беду и проснись! Вскочил, да и отправил беднягу на тот свет…

— Но вы наверняка знаете, что письмо было к герцогу Бекингэму?

— Известное дело! Это так же верно, как и то, что я стою здесь перед вами.

— Так отчего же вы не бросились на помощь брату? Ведь вас же было трое! — с досадой заметил д'Эпернон.

— Да ведь никак нельзя было, ваша светлость. Брат пошел к нему наверх один, а мы с Антонио сидели как ни в чем не бывало в зале, где был и хозяин, и много гостей. Однако мы все-таки упекли д'Альби в Тауэр!

— Да, упекли в Тауэр и устроили так, что герцог Бекингэм узнал обо всем и выпустил его на свободу! — насмешливо вскричал Ришелье. — Глупее этого вы не могли ничего придумать!

— Гм, ваша эминенция! Знать бы, где упадешь… Да и то сказать, если бы мог человек все наперед знать, не к чему бы ему и головой за других рисковать, — отвечал Жюль Гри. Он пришел вовсе не для того, чтобы выслушивать назидания, а чтобы получить свою плату, поэтому слова Ришелье ему очень не понравились. — Ну, как бы там ни было, но на другое утро мушкетера отвели во дворец герцога Бекингэма. Там он отдал письмо и получил ответ.

— Ответ? — в один голос переспросили герцог и Ришелье.

— Именно! Да и ответ-то, надо думать, очень важный, потому что герцог дал мушкетеру отличную лошадь и пропускное письмо.