Однако Билли этого было мало. Он хотел вернуть долг.

И не мог это сделать.

Но сидеть и смотреть, как Эдди арендует клубы для своих вечеринок, как на «роллс-ройсе» разъезжает по городу с прижимающимися к нему моделями, как стодолларовыми купюрами расплачивается со швейцарами и официантками, как щедро швыряет деньги, словно бумажные самолетики, и ни цента не возвращает из долга, Билли тоже не мог.

Не важно, что Эдди был красавчиком, что Эдди был что надо, а Билли не был ни тем, ни другим. Лицо у него было идиотское, отталкивающее. Волосы редкие, кожа отвратительная. Наверное, размышляет Фрэнк через много лет, так Ричард Никсон смотрел на Билла Клинтона, к которому липли цыпочки.

Будь Эдди пообходительнее с Билли, все могло бы кончиться иначе. Но Эдди надоело постоянно видеть околачивающегося рядом Билли, и он стал прогонять его, игнорировать, не отвечать на звонки, проходить мимо, словно тот был пустым местом.

– Как это называется? – не выдержал один раз Билли, когда рядом был Майк Риццо. – За кого он меня принимает?

Это случилось накануне Нового года. Они сидели в баре «Мустанга», где Билли назначил Эдди встречу, чтобы обсудить сложившееся положение.

Кстати, отсутствие Фрэнка в канун Нового года разозлило Пэтти.

– Это же Новый год, – ворчала она. – Я думала, мы куда-нибудь съездим.

– Мне надо работать.

– Работать? Хороша работа – разгуливать в окружении шлюх.

– Они не шлюхи, – огрызнулся Фрэнк. Во всяком случае, не все. – Они танцовщицы.

– То, что они делают, не называется танцами.

– Это самая напряженная ночь в году. Ты представляешь, какие я получу чаевые? – спросил Фрэнк. К тому же обойдусь без ресторана и, возможно, отеля под Новый год, когда за все надо платить вдвойне, когда обслуживание из рук вон плохое, но чаевые – восемнадцать процентов. Вместо этого сам заработаю. – Послушай, мы погуляем завтра. Я поведу тебя, куда захочешь.

– Никто не ходит по ресторанам после того, как наступил Новый год.

– Значит, сможем заказать столик.

– Тоже мне удовольствие, – отозвалась Пэтти. – Два скупердяя в пустом ресторане.

– Я позвоню тебе в полночь. Мы поцелуемся по телефону.

Ее это не утешило, и она ни слова ему не сказала, когда он уходил.

Добравшись до клуба, Фрэнк засел в баре и стал слушать, как Билли жалуется Майку на жизнь. Майк и Билли познакомились еще в Чино и, можно сказать, были старыми приятелями. Сидя в баре и прислушиваясь к сетованиям Билли, Фрэнк знал, что скажет Майк, и Майк сказал:

– Без обид, Билли, но ты должен знать, что говорят люди о том, как ты позволяешь Эдди смеяться над собой. Для тебя это плохо.

Еще как плохо, подумал Фрэнк.

У ростовщика должны быть две вещи – наличные деньги и уважение. Если позволишь хоть одному должнику уйти от расплаты, да еще посмеяться над тобой при людях, жди беды – и очень скоро. Все остальные должники быстро уразумеют, что им тоже необязательно возвращать деньги. Пройдет слух, что ты простофиля, баба, слизняк, – и можешь распрощаться со своими денежками. Они никогда не вернутся, не жди ни процентов, ни основной суммы.

Тогда лучше оставить Шейлоков бизнес и заняться чем-то более подходящим – пойти в няньки или в библиотекари.

Как раз это грозило Билли Бруксу, и в этом состояла главная проблема, потому что Эдди Монако был твердым орешком и имел связи в мафии. Однако, если бы Билли отпустил Эдди, ничего с него не получив – как предполагалось, – у него самого начались бы серьезные неприятности с Мильоре. Дилемма еще та.

И все с интересом ждали, как Билли Брукс будет выпутываться.

– Майк, это никуда не годится, – сказал Билли.

Это было все, что требовалось сказать – все, что требовалось сказать, – и Фрэнку стало ясно: Эдди Монако недолго жить.

Майк Риццо принадлежал к тем людям, которые зря время не теряют.

– Титьки и задницы – это деньги, – сказал Майк Фрэнку много лет назад. – Большие.

Фрэнк не знал, имел тот в виду большие титьки, большие задницы или большие деньги, однако Майку до смерти хотелось попасть в клубный бизнес, и он не собирался упускать свой шанс. На другой день, то есть в первый день нового, 1987 года, Майк отправился к Эдди в Ла-Холлу. Ему пришлось ждать до полудня, потому что Эдди, вероятно, лег спать не раньше восьми-девяти часов утра.

С трудом раздирая веки, Эдди открыл дверь.

Он улыбнулся, разглядев Майка.

– Эй, приятель, зачем?..

Майк трижды выстрелил ему в лицо.

Билли Брукс восстановил свою репутацию и получил часть клуба «Мустанг».

Майк решил, что если Билли стал совладельцем клуба, значит, он – Майк – тоже совладелец. Теперь он не только, высаживая клиентов у дверей, заглядывал в «Мустанг» выпить, а вышагивал по клубу как хозяин, каковым себя считал.

Там же стала ошиваться и вся команда Майка – Бобби Бэтс, Джонни Брицци, Роки Кораццо, – и Майк обеспечивал им бесплатную выпивку, бесплатную еду и бесплатный минет в задних комнатах клуба. В «Мустанге» записи долгов Майка являли собой свиток длиною в его руку, однако Пэту Уолшу не хватало смелости требовать плату, и Билли тоже не хватало, а самому Майку даже в голову не приходило платить.

Майк считал, что Билли ему обязан.

И не ошибался.

Но Майк не был бы Майком, если бы удовлетворился дармовщиной, ушел в сторону и стал спокойно смотреть, как крутятся деньги. Только не Майк. Ему надо было выжать из клуба все, что только возможно. И он принялся продавать девочкам кокаин.

Дело оказалось прибыльным – продавать кокаин, подсаживать девочек на дорогое удовольствие, потом заставлять их торговать собой, чтобы было чем платить за наркотики. Затем отбирать у них пятьдесят процентов выручки.

Майк даже купил дом недалеко от клуба и скостил девочкам аренду за первый и последний месяцы, отлично зная, что кокаиновая зависимость выжмет из них всё. Энджи Бассо и Джорджи О аккуратно собирали с девочек подати, и те быстро оказывались в рабстве.

Их доходы не поспевали за тратами – на этом все и строилось.

Очень скоро Майк стал отбирать у них все деньги – их чаевые, деньги за проституцию, за порно. Таков был антрепренерский маневр Майка: дать девочке увязнуть в долгах, а потом посулить возможность заработать на участии в порнофильме.

Так продолжалось год, а потом Билли это надоело.

– Из-за него все полетит к черту, – сказал Билли. – Копы с нас не слезают. Пять девочек – точно, пять – задержаны за наркотики и проституцию. У него шестизначный счет в баре…

– Чего ты хочешь от меня? – спросил Фрэнк. – Я всего лишь сижу за рулем лимузина. Ты сам, Билли, впутал его в это. Если Майк не был тебе нужен, решал бы без него свои проблемы.

– Ты прав, Фрэнк, но это же свинство!

– Кругом свинство, Билли.

У меня свои проблемы, думал Фрэнк.

Например, развод.

Пэтти угрожала разводом.

И винить ее не в чем, думал Фрэнк. Я все время работаю. Дома только сплю. И она вечно подозревает меня. Где я? Что делаю? С кем? Хотя я пятьдесят тысяч раз говорил, что не сплю с танцовщицами.

Тем не менее ссоры продолжались, и последняя была хуже остальных.

– Ты все знала, – сказал Фрэнк. – Ты знала, кто я, когда выходила за меня замуж.

– Я думала, ты рыбак.

– Ну конечно. Фрэнк Баптиста, Крис Панно, Майк Риццо, Джимми Форлиано были гостями на нашей свадьбе и принесли толстые конверты с деньгами. Пэтти, ты же выросла тут. И ты умная женщина. Так не изображай из себя Диану Китон.[28]

– Ты трахался с другими женщинами!

– Следи за выражениями!

Пэтти рассмеялась.

– Заниматься этим тебе позволено, а мне даже говорить не позволено?

– Лучше бы занималась, чем говорила, – сорвалось у Фрэнка с языка. – Тогда было бы легче устоять на стороне!

– Это когда же я должна этим заниматься? – возмутилась Пэтти. – Ты ведь не бываешь дома!