– Я взорвусь, – сказал он. – Больно ведь.

– После помолвки, – отозвалась Пэтти, – я тебе помогу.

Ночь будет сегодня длинная, подумал Фрэнк, глядя на удаляющиеся ягодицы миссис А. Как такому уроду, как Момо Адамо, удалось подцепить такую красотку? Вот вопрос так вопрос.

Момо был тощим, сутулым и с лицом что морда гончей. Наверняка Мари влюбилась в него не за красоту. Но и деньги были ни при чем. Момо имел неплохие деньги, но и не слишком хорошие. У него был миленький домик, это так, да еще необходимый «кадиллак», да достаточно монет, чтобы пускать пыль в глаза, но он не был ни Джонни Росселли, ни даже Джимми Форлиано. Момо кое-что значил в Сан-Диего, однако всем было известно, что Сан-Диего недалеко от Лос-Анджелеса, и Момо приходилось выкладывать Джеку Дранья много денег, хотя и прошел слух, будто лос-анджелесский босс умирает от рака.

Тем не менее Фрэнку нравился Момо, поэтому ему было не по себе оттого, что он вожделеет к его жене. Момо дал ему шанс, впустил в свой круг, хотя бы как мальчика на посылках, но так начинали многие. Фрэнк был не против бегать за кофе и пирожками или сигаретами, мыть «кадиллак» или возить жену Момо в супермаркет. По крайней мере, ему самому не надо было ходить в магазин и возить тележку – даже от мальчишки на посылках этого не требовалось, – вот он и сидел в автомобиле, слушая радио. Хоть Момо и ругался, что батарейки быстро садятся, ему необязательно было об этом знать.

Что толку надрываться на ловле тунца? А ведь Фрэнку ничего другого не оставалось бы, не дай ему Момо шанс. Рыбной ловлей занимался его старик, и старик его старика, и все остальные в его роду. Итальянцы приехали в Сан-Диего и унаследовали рыбный промысел от китайцев, и многие из них все еще этим занимаются, и Фрэнк этим занимался, когда подрос настолько, что смог насадить наживку на крючок.

За тунцом выходят в море затемно, в стужу и сырость, ноги в вонючей жиже, а еще хуже: надо чистить стоки. Когда Фрэнк повзрослел, он стал работать с сетью, а потом, когда его отец решил, что он может орудовать ножом, не поранив себя, стал чистить рыбу. В конце концов, не выдержав, он пожаловался старику на вонь, и тот сказал, мол, ничего не поделаешь, если не хочешь учиться.

И Фрэнк стал учиться. Он получил диплом, но что дальше? Выбирать опять приходилось между морской пехотой и рыболовецким флотом. Однако ему не хотелось ни ловить тунца, ни подставлять шевелюру под машинку в учебном лагере для новобранцев. Больше всего на свете ему хотелось валяться на берегу, заниматься серфингом, ездить на автомобиле по набережной, потерять невинность – и заниматься серфингом.

И почему бы, черт подери, этому не быть? Тогда этим жили все мальчишки в Сан-Диего. Катались на волнах с друзьями, грабили, бегали за девчонками.

Лишь один пытался обеспечить себе сладкую жизнь.

Не ловлей тунцов и не службой в морской пехоте.

Это был Момо.

Отец встал на дыбы.

А как же иначе? Он был старой закалки. Надо найти работу, много трудиться, потом жениться, содержать семью – конец истории. Хотя таких ребят, как Момо, было не так-то много в Сан-Диего, они пользовались особой нелюбовью отца Фрэнка – и в первую очередь конечно же сам Момо.

– Из-за них о нас идет плохая слава, – говорил он.

Это все, что он говорил, а что еще говорить? Фрэнку было отлично известно, почему его старик получает полную цену от скупщиков рыбы, почему его рыбу грузят, пока она еще свежая, и почему ее сразу везут на рынки. Если бы не такие, как Момо, благонамеренные, честные, трудолюбивые бизнесмены отделали бы итальянских рыбаков, как двухдолларовых тихуанских шлюх. Спросите, что сталось с рыбаками в этом городе, когда они решили побороться за приличные деньги и организовать свой профсоюз, но не позвали на помощь таких, как Момо? Копы били их и стреляли в них, пока кровь не потекла по Двенадцатой улице, словно река в море, вот так-то. Но ничего такого не случалось с итальянцами, и не потому, что они много работали (хотя работали они много) ради прокорма своих семей.

Поэтому, когда Фрэнк стал меньше времени проводить в море и не пошел в морские пехотинцы, а вместо этого нанялся на работу к Момо, отец немного поворчал, но, в общем-то, держал рот на замке. Фрэнк зарабатывал деньги, платил за комнату и за еду, и старик не стал лезть в подробности.

На самом деле подробности были скучными.

Пока не вышел казус с женой Момо.

А начиналось все отлично.

Фрэнк бездельничал, когда вдруг появился Момо и велел ему вымыть и отполировать «кадиллак», потому что надо ехать на вокзал и встречать важного господина.

– Кого? Папу? – спросил Фрэнк, потому что в то время считал себя очень остроумным.

– Повыше, – ответил Момо. – Босса.

– ДеСанто?

Старый Джек Дранья в конце концов умер, и в Лос-Анджелесе его место занял новый босс Аль ДеСанто.

– Для тебя мистер ДеСанто, если посмеешь открыть рот, но это весьма нежелательно, разве что он сам спросит тебя о чем-нибудь. Но ты прав, новый король осматривает свои владения.

Фрэнк не совсем понял, что Момо имел в виду, и по его тону тоже мало что понял.

– Господи, я буду возить босса?

– Ты начистишь автомобиль для меня, чтобы я возил босса, – сказал Момо. – Я собираюсь повезти его в ресторан, а ты возьмешь Мари и доставишь ее туда.

После этого Фрэнк все понял.

– И оденься поприличнее, – добавил Момо, – а то тебя не отличить от других лентяев с побережья.

Фрэнк повиновался. Сначала он отполировал автомобиль, так что тот заблестел, словно бриллиант, после чего отправился домой, принял душ, до боли растер себя мочалкой, еще раз побрился, причесался и надел свой единственный костюм.

– Вы только посмотрите на него! – воскликнула Мари, открыв дверь.

Смотреть на меня? Лучше уж на тебя посмотреть, подумал Фрэнк. На ней было черное вечернее платье с глубоким вырезом, чуть не до сосков, и пышная грудь едва не выскакивала из бюстгальтера без лямок. Фрэнк не мог отвести от нее глаз.

– Фрэнк, тебе нравится мое платье?

– Красивое платье.

Она засмеялась и пошла к туалетному столику, закурила сигарету, потом отпила мартини из запотевшего бокала. Что-то в ее движениях сказало Фрэнку, что это не первый мартини, который она выпила в тот вечер. Она не была пьяной, но и трезвой тоже не была. Мари повернулась к Фрэнку, чтобы продемонстрировать ему себя во всей красе, потом поправила прядь крашеных волос и взяла в руки черную сумочку.

– Так ты думаешь, что с делами они уже разделались?

– Не знаю, миссис А.

– Зови меня Мари.

– Не могу.

Она вновь засмеялась.

– Фрэнк, у тебя есть девушка?

– Да, миссис А.

– Это хорошо. Девчушка из семьи Гарафало. Она миленькая.

– Спасибо.

– Ты тут ни при чем. Она уже дала тебе?

Фрэнк не знал, что сказать. Если девушка дает, то об этом надо молчать, но если не дает, то об этом тоже обычно молчат. В любом случае, миссис А. нечего совать нос не в свое дело. Почему она спрашивает?

– Поедемте в клуб, миссис А.

– Не к спеху, Фрэнк.

К спеху, подумал Фрэнк.

– Неужели женщине нельзя допить бокал? – спросила она, прелестно надув пухлые губки. Она снова взяла бокал и стала смаковать содержимое, глядя парню прямо в глаза. У Фрэнка было полное ощущение, что она ласкает языком его. В общем, это было похоже на сцену из грязных книжек, которые он тогда почитывал, правда, книжки не могли привести его на край могилы, а эта сцена могла.

Мари допила мартини, недовольно посмотрела на Фрэнка, потом засмеялась.

– Ладно. Поехали.

У Фрэнка тряслись руки, когда он открывал дверь.

Миссис А. заметила это и, кажется, осталась довольна.

По дороге в клуб они молчали.

Это был самый дорогой вечерний клуб в городе.

Момо с самого начала собирался привезти лос-анджелесского босса именно сюда, тем более что клуб принадлежал его приятелю. Их приятелю. Итак, босса и Момо усадили за большой стол перед сценой, а вокруг расположились ребята из Сан-Диего со своими женами, тогда как подружки были оставлены скучать в своих квартирах со строгим наказом заняться прической или чем-нибудь еще, но ни в коем случае не появляться вблизи клуба. Визит был официальный, это Фрэнк знал, что-то вроде представления ДеСанто как нового босса Лос-Анджелеса и соответственно Сан-Диего тоже.