Через дымоход в камеру

Дорога была каждая минута. У Саламуры, как назло, страшно разболелись ноги, но об отдыхе и думать не приходилось. Усадив в коробок светлячков, он подошёл к дымовой трубе. Заглянул. Дымоход был темнее ночи.

Пастушок обвязал трубу второй связкой верёвки, туго затянул петлю и начал спускаться вниз. Чтобы вся тяжесть тела не ложилась на руки, Саламура упирался ногами о стенки дымохода — носки лапотков свободно влезали в щели между кирпичами, и он спускался, как по лестнице. Так Саламура оказался в камине.

Удивлению Акти-Лу не было границ: из камина вылез чёрный, словно трубочист, мальчик. Мудрец чуть было не вскрикнул, но сдержался — достойно ли это для мудрого человека? Саламура тоже не ожидал этой встречи, но и он не растерялся.

— Кто вы? — спросил пастушок.

— Я мудрый Акти-Лу.

Саламура никогда не видал Акти-Лу в лицо, но много слышал о его уме и начитанности.

— Вы тот самый Акти-Лу?! Но как вы сюда попали?

— Господи, неужели вам ничего не известно? Так вот, молодой человек, это тюрьма, а я узник!

— Как они посмели арестовать вас, мудрейшего из мудрых?

— Эти варвары не только арестовали меня, они разнесли мою раковину! Хотел бы я знать, чем она им помешала?!

В камере было темно. Луч света, проникающий в «глазок», солнечным зайчиком лежал на полу.

— Эта дверь закрыта? — спросил пастушок.

— Ещё бы! Иначе никакая сила не удержала бы меня в этом клоповнике, — с достоинством ответил Акти-Лу.

Какая нелепость: Саламура спешил освободить узников, и сам вдруг оказался запертым в четырёх стенах!

— Что ж, полезу обратно, — решил пастушок. — Только бы не задохнуться от копоти. Может, и вы со мной?

— Нет уж, на меня не рассчитывайте — слыханное ли дело, мудрому старику лазить по крышам.

— Мы скоро освободим вас, уважаемый Акти-Лу!

— Ох… мальчик.! — тяжело вздохнул мудрец. — Твоими бы устами мёд пить.

В коридоре кто-то громко разговаривал, голоса приближались к двери камеры Акти-Лу. Саламура поспешил вернуться в камин. Дверь открылась. Вошли первый министр и начальник тюремной стражи Раза.

— С кем ты разговаривал? — строго спросил Бородавка.

— Я? — деланно удивился Акти-Лу.

— Да, ты!

— Ни с кем! — коротко отрезал Акти-Лу, но при этом покраснел до корней волос.

Ведь он солгал. А мудрый Акти-Лу ещё с детства знал о том, что люди никогда не лгут, особенно мудрые. Но он где-то читал, что ложь бывает двух родов — полезная и вредная. Если ложь приносит пользу и служит добру, она полезная. Поэтому мудрец иногда тоже может солгать. И всё же лицо и уши Акти-Лу горели от стыда.

Но в камере было темно, и Бородавка не заметил, как наш мудрец залился краской. А начальник стражи и подавно не мог этого увидеть — он был одноглазый.

— Как — ни с кем? — продолжал допрос Бородавка. — Я хорошо слышал голоса!

— Извините, но у мудрых старцев бывает такая привычка: иногда разговаривают сами с собой. — Акти-Лу вновь покраснел.

— Раза, тщательно осмотри камеру! — приказал первый министр.

Начальник стражи произвёл настоящий обыск, он не забыл даже в камин заглянуть своим единственным глазом. Но ничего подозрительного не обнаружил.

— Ого, здесь и камин есть, — насторожился вдруг Бородавка. — Он может сбежать!

— На моём веку такого не случалось! — почему-то улыбнувшись, возразил Раза.

— И всё же немедленно переведи его в другое помещение!

— Но все камеры набиты битком.

— Одна ещё пустует. Меня не проведёшь. — В голосе Бородавки зазвучал металл.

— Мне казалось, она понадобится для…

Бородавка не стал слушать оправданий начальника стражи. Он только сказал:

— Выполняй мой приказ!

В коридоре кто-то громко стучал сапогами. Бородавка вышел из камеры и столкнулся нос к носу со своим личным телохранителем. Я забыл вам сказать, что после позорного поражения Зуботычины первый министр взял себе в телохранители командира взвода дубиноруких.

— Господин первый министр, — рявкнул новый телохранитель Бородавки, — к вам пожаловала госпожа Фринта, ваша дочь.

— Фринта, приехала моя Фринточка! — воскликнул любящий отец и невольно сунул руку в карман.

Первым побуждением Бородавки было вознаградить телохранителя за добрую весть. Однако первый министр тут же одёрнул себя: не он ведь привёз Фринту, так зачем же выбрасывать деньги на ветер.

Бородавка стрелой помчался во дворец — там его ждала Фринта.

Оставим на время Акти-Лу с прячущимся в камине Саламурой и побежим вдогонку за Бородавкой. Уж больно интересно посмотреть, как встретятся после столь долгой разлуки отец и дочь.

Первый министр не узнаёт свою дочь

Бородавке не терпелось увидеть любимую Фринту. «Но если, — думал он на бегу, — она привела с собой этого проходимца Хиларио, я сойду с ума. Разве моей дочери ровня сын какого-то тестодела».

К его счастью, Буэры во дворце не было. Придворный поэт тоже соскучился по своим родителям и пошёл навестить их.

Сопя и отдуваясь, Бородавка взбежал по каменной лестнице, рванул на себя дверь и… замер на месте. В спальне Фринты находилась какая-то другая девушка.

Отец не узнал собственную дочь!

— Папочка! — бросилась на грудь Бородавки Фринта.

— Не подходи, самозванка! Какой я тебе папа?

— Папочка, дорогой, это я, твоя дочь, приглядись ко мне получше.

Бородавка вперился в незнакомку. Действительно, улыбка очень напоминала Фринту. Да и голос, глаза, волосы… И всё же чего-то не хватало…

— Ох, папа, неужели я так изменилась? — Фринта повернулась к зеркалу. — Да, я и забыла, что сделала операцию. Видишь, как мне к лицу новый нос.

Первый министр схватился обеими руками за голову.

— Фринта, что ты натворила?! Куда делся твой нос — наша фамильная гордость? А бородавка? Даже крохотную, прелестную бородавку не пощадила?! Тьфу!

— Папочка…

— Молчи! Что скажут люди? Как они теперь узнают в тебе мою дочь!

— Подумаешь, люди! Главное, я стала красавицей.

— Это всё проделки Хиларио, бездарного рифмоплёта! Вон отсюда!

— Папа?!

— Чтобы отныне ноги твоей не было в моём доме!

— Но…

— Никаких «но». Одно из двух: или пришей на место свой старый нос, или никогда больше не показывайся мне на глаза.

— Как же я пришью старый нос?

— Если ты смогла укоротить его, можешь и удлинить!

— Это исключено.

— Тогда вон отсюда!

Бородавка захлопнул за собой дверь и чихнул.

Фринта поняла — отец не шутит. Фринта ушла так, что её никто и не заметил. Конечно, кроме личного телохранителя Бородавки. Ему вменялось в обязанность следить за всем, что происходит во дворце, и телохранитель всегда был начеку.

Первый министр метался по кабинету.

— Эта молодёжь потеряла всякое уважение к старшим. Ей ничего не стоит одним ударом разрушить то, что веками создавалось нашими предками. Боже, какого носа лишились мои внуки и правнуки!.. — сокрушался Бородавка.

«Однако эта дурёха может и вправду уйти», — подумал он и рванулся к спальне дочери.

Но было поздно: Фринта уже шла по безлюдной улице к дому великого поэта Хиларио Буэры.

Осмотрев все комнаты, первый министр подскочил к своему телохранителю:

— Ты не видел мою дочь?

— Она прошла минут десять назад.

— И ты её выпустил? Идиот!

— Я не посмел задержать дочь первого министра.

— «Не посмел»! — передразнил его Бородавка. — А доложить ты мог?

— Но я не знал, что…

— Господи, сколько вокруг дураков! — воскликнул первый министр и приказал: — За мной!

Бородавка быстрыми шагами шёл по улице, надеясь догнать Фринту. По пятам за ним следовал личный телохранитель с дубинкой в руке. Он был готов размозжить голову каждому, кто попытается совершить покушение на первого министра.

Миновали одну улицу, другую… Фринты и след простыл. На углу третьей улицы остановились. Чуткий слух Бородавки уловил какой-то шёпот.