А когда дело коснулось Сурханабада, решили выпить, ибо в той прошлогодней истории оба чудом остались живы.
Акопов позвонил в одиннадцатом часу.
- Шеф на месте? Странно... Передай ему, что заболел Савченко. Пусть даст команду поискать замену. Ты-то сам как? Головка не бо-бо?
- Кофейком отбиваюсь, - засмеялся Толмачев. - А кто такой Савченко?
- Из моей новой команды. Хороший исполнитель. Жалко, что свалился с температурой. Представляешь, у мужика ангина! В сорок-то лет...
- Исполнитель? А что он исполняет?
- Русские народные песни. Ну и дремучий ты, брат! Узнал что-нибудь о вчерашней броне?
- Пока нет. Не у кого.
- Значит, не забудь! Савченко.
Едва он положил трубку, заявился Савостьянов.
Толмачев захлопал глазами - он впервые видел генерала в таком наряде. Даже пальцами пощелкал, пытаясь поточнее определить - в каком. И нашел единственное определение - в непотребном... Поношенная форма с погонами подполковника и с эмблемами инженерных войск. Очки в хлипкой металлической оправе. Сбившийся набок форменный галстук. Растоптанные туфли. Этакий затруханный саперишка, высидевший перед пенсией на складе две звезды без всякой надежды на третью.
- Здорово, помощничек, - сказал генерал. - Как тут, на хозяйстве? Что, язык проглотил?
- Просто у вас, Юрий Петрович, не совсем обычный вид.
- В кошкин дом ездил, - отмахнулся Савостьянов.
Так он, неизвестно почему, называл Министерство обороны.
- Светиться в штатском там глупо, а генералов и без меня хватает. Через пять минут заходи. Пошепчемся.
Ровно через пять минут Толмачев вошел в кабинет Савостьянова. Генерал уже переоделся. Голубые джинсы, пестрая гавайка и золотая цепь на шее. Стареющий гшейбой. Усы у него торчали воинственно, а карие глазки светились задором.
- Все-таки, Толмачев, мы вставили дыню этим гугенотам! Достань из шкафчика коньяк. Надо обмыть нашу очередную победу. Не лей много - еще к начальнику идти. Ну-с, давай поздравим друг друга:
приказ о передислокации Отдельной армии отменен!
- Совсем отменен? - удивился Толмачев.
Генерал пригубил коньяк, закурил черную египетскую сигарету и сказал добродушно:
- В великом русском языке, великом потому, что он очень гибок, есть все же несколько жестких глаголов, которые однозначно обозначают окончательное действие. К таким глаголам относится и "отменять". То есть похерить, закрыть дело, зарубить, поставить точку и выбросить к свиньям собачьим.
Если Савостьянов начинал упражняться в риторике, значит, он действительно находился в хорошем настроении.
- Приказ отменен. Не буду распространяться, чего это нам стоило... Но отменен. И в этом, Толмачев, есть часть твоей работы. Возбужденное общественное мнение весьма подорвало потуги наших гауляйтеров.
- Не очень-то я верю в силу общественного мнения, - вздохнул Толмачев. - И вы, Юрий Петрович, тоже. В калужской администрации, между прочим, губернатор мне прямо сказал: солдат в области размещать негде, но возьмем. Авось подкормимся от Минобороны, коли Минсельхоз не хочет кормить. Вот вам и общественное мнение. Уверен, что вы приводили более существенные аргументы против передислокации армии, нежели какое-то анонимное мнение с мест.
- Да уж, - кивнул генерал. - Были аргументы.
Показал нашу последнюю разведсводку по Северному Кавказу. И на ее основе доказал, что после вывода Отдельной армии из Ставрополья нам придется буквально через месяц поднимать весь СКВО, чтобы остановить продвижение бандформирований на Минводы и Кубань.
- Может, с этого и следовало начинать - с разведсводки? - спросил Толмачев. - А не гонять меня по Нечерноземной полосе?
- Ты отрабатывал запасной вариант, - подмигнул Савостьянов. - А запас карман не тянет. Отдельную армию от Москвы отсекли. Денежки у Ткачева отыграли. Спекулянта его главного, Адамяна, захомутали. Теперь дождемся конца работы группы Акопова. И можно рапортовать.
- Кстати, Юрий Петрович... Акопов просил заменить Савченко. У него ангина.
- Ах ты, черт! - задумался генерал. - Жалко.
Очень хороший исполнитель.
- Я спрашивал, но Акопов не ответил... Что такое исполнитель, Юрий Петрович?
- Человек, который исполняет приговоры.
- Палач, что ли? - неуверенно спросил Толмачев.
- Ну, начитался сказок! Исполнитель - и все.
- А чьи приговоры он исполняет?
- Наши. Твои, мои, Акопова.
- Тогда речь идет об убийстве.
- Можно и так посмотреть. Убийство. Но в общих интересах, как в хирургии, когда отторгается безнадежно больной орган. Потом поговорим подробнее. А сейчас - по теме.
- По теме... В "Известиях" статья Козорезова.
Бывшего диссидента. Теперь он преподает в Литинституте. Пишет политические романы-версии.
Козорезов упрекает президента в попустительстве правым и пророчит переворот. В "Правде" лежит интервью режиссера Болтухина. Несет по кочкам всю президентскую рать и тоже предрекает скорый путч. Но силами демократов-плутократов, позабывших Бога и Родину. Оба слова с большой буквы.
В воскресенье на первом канале пройдет сюжет о работе Центра социологических исследований с комментариями опроса граждан на предмет переворота.
- Прекрасно, Николай Андреевич, хорошо поработал, - сказал Савостьянов. - Значит, наш публицист Хоботов отрабатывает свои сребреники на всю катушку. Что со справкой на Мостового?
- Выявляются интересные детали. С одной стороны - несколько крупных региональных банков, с другой - национал-радикалы. В том числе - Маркашов. Посредине - Мостовой. И стоит он на плечах десятка генералов Агропрома. Вот такая коротко картинка. А подробнее, если позволите...
Толмачев подошел к генеральскому компьютеру. Вскоре Савостьянов вглядывался в спокойное широкоскулое лицо на дисплее, под которым распечатывался длинный текст.
- Красавец... - пробормотал он. - Ему очень идет седая прядка в чубчике. Небось бабешки стонут... Ну-с, покажи, Николай Андреевич, что ты нарыл на этого красавчика!
Через десять минут генерал закурил и сказал:
- Ничего себе - детали! В правительстве держится особняком. Почему? Много фанаберии или его всерьез не воспринимают коллеги? Разберись.