Седлецкий благовоспитанно прижался к бровке и тихо-мирно дополз до Самотеки. Не хватало еще в аварию попасть после вызова к заместителю начальника Управления.
Конспиративная квартира генерал-майора Савостьянова выходила окнами на Театр зверей имени Дурова. Многозначительное соседство.
Большая комната напоминала кабинет ученого, этакой пыльной архивной крысы, - тут стоял обшарпанный стол, заваленный рукописями, пожелтевшими ксерокопиями, гранками статей, дряхлыми папками со следами многочисленных наклеек, брошюрами, драными конвертами. В углу, правда, на отдельном столике, посверкивал компьютер с большим монитором, словно бросающий строгостью линий вызов ветхозаветному бардаку на рабочем столе. По стенам стояли застекленные стеллажи с книгами на английском, французском и арабском.
Генерала ценили в узких научных кругах как высококвалифицированного арабиста, знатока наречий Магриба.
Одиннадцать лет он работал квартирьером "Аль Махриби" - международной организации исламских правых. Разъезжал по миру, готовил базы для тергрупп, обеспечивал их оружием и техникой.
Звали его тогда Хассан Мисрий - Хассан Египтянин, потому что внедрился он в Каире. В "Аль Махриби" Савостьянов дослужился до новой клички Газзаби, Сердитый, а в Управлении - до подполковника. Он усовершенствовал знание основных европейских языков и всех арабских диалектов, до которых мог дорваться. С его помощью, а в некоторых случаях при его участии было организовано два десятка нашумевших терактов в Европе и Америке.
Савостьянов был инициатором нескольких серьезных разборок с "Фатхом", после чего палестинцы открыли на Хассана Сердитого настоящую охоту.
Они-то и выдали его итальянской жандармерии.
В личине матерого арабского террориста Савостьянов бежал быстрее лани через всю Италию - от солнечной Калабрии до пасмурного Пьемонта, меняя машины, поезда и документы, а заодно вспоминая, на случай ареста, запасную легенду агента КГБ. Гдето уже за Миланом пришлось прыгать ночью на ходу из экспресса. От погони он оторвался, но повредил колено и на явку в Швейцарии буквально приполз.
Вскоре он вернулся в Москву и начал преподавать в разведшколе Управления. Выдержал один семестр и запросился на оперативную работу. В качестве паллиатива ему предложили должность заместителя начальника Управления и кураторство над службой безопасности. В общении с окружающими, вероятно, вследствие травмы и неутоленной жажды дела, Савостьянов был груб, неуживчив и, раздражаясь, изъяснялся матом, переплетая его витиеватыми арабскими проклятиями. Внешне он походил на черного угрюмого бульдога, украшенного щеточкой насеровских усов с проседью на самых кончиках.
Седлецкий был знаком с генералом более двадцати лет. Еще в институте они встретились в комитете комсомола, где студент Седлецкий представлял курсовое бюро, а аспирант Савостьянов - партийную организацию. Они довольно близко сошлись - по-землячески. Оба были из Ростовской области.
Потом снова оказались вместе в разведшколе Управления. Здесь Седлецкого натаскивали на работу в Иране и Афганистане, а Савостьянов готовился к "нелегалке" в Египте.
Вот так близко они не виделись почти год. Сдал генерал - под глазами мешки, лоб в испарине, складки вокруг рта закаменели. Теперь он еще больше походил на бульдога. На больного и старого бульдога. Выбравшись из-за стола, Савостьянов побрел, сильно хромая, к окну, из которого открывался вид на сад ЦДСАи новые дома Олимпийского проспекта. Закурил и спросил:
- Тебе арабисты не нужны?
- Хорошего человека всегда пристроим. По блату. А если серьезно...
- Я серьезно и спрашиваю! - перебил генерал и повернулся к Седлецкому. - Пора, чувствую, в отставку уходить.
- Так все плохо? - насторожился Седлецкий.
- Хуже некуда, Алексей... Все, суки, сговняли, про...бли! Всякая шелупонь, всякая бумажная потаскушка, твою мать, звонит мне по обычному городскому телефону! А? Как в баню звонит насчет свободных нумеров! Президент, видите ли, поручил составить справочку. Причем быстренько. А? Быстренько, аннанин кейсим! Естественно, я этого придурка отшил. И приказал адъютанту больше не соединять. Что ж ты думаешь?
- Позвонил другой придурок, - предположил Седлецкий. - Чином повыше.
- Верно, - согласился генерал. - С тем же поручением... Они там что, с ума посходили? За кого нас держат? Вообще, откуда они знают о существовании Управления? Нет, надо уходить к едрене фене, алларахим...
- Ну и правильно, - после небольшой паузы сказал Седлецкий. - Без работы не останешься.
С нового учебного года возьмешь группу первокурсников. Не забыл, полагаю, разницу между дивани и магриби? А между таликом и насталиком?
Генерал прохромал к столу, взял старый конверт и стремительно начертал четыре раза одно и то же предложение справа налево, в столбик. Перебросил конверт Седлецкому, который развалился в единственном гостевом кресле. Тот полюбовался классическими разновидностями арабского письма и заметил:
- Прекрасно, Юра, прекрасно... А я так не умею. Кстати, не разберу последнее слою.
- В Алжире и Тунисе так называют евнухов.
А восточнее, в Ираке или в Сирии, это слово обозначает ругательство.
- Какое? - с научным интересом поднял глаза Седлецкий.
- Очень простое - мудак!
- Ты бы порвал листочек, - посоветовал Седлецкий. - Не дай Бог, сыщется еще какой арабист.
И узнает, кого ты евнухом окрестил. Не вводи ближних в грех стукачества!
Генерал бросил конверт в пепельницу и поджег.
- Значит, вместе преподавать будем, Юрии 11етрович? - задумчиво спросил Седлецкий. - А тут пусть командуют эти... Как их в Ираке зовут?
Савостьянов разбил спичкой слой пепла и вздохнул. - Ладно, замнем, Алексей. Это я поплакался тебе в жилетку. А вообще-то вызвал по делу. Вот, познакомься.
- Аналитическая записка, - вслух прочитал Седлецкий заголовок ксерокопии. - Первое: подготовить общественное мнение к возможности коммунистического реванша...
Он пробежал взглядом листок и пожал плечами.
- Бред какой-то!
- Бред? - прищурился Савостьянов. - Нет, голубь... За этим бредом деньги, амбиции, оружие, ненависть. Поэтому, так сказать, в порядке бреда создано оперативное подразделение под моим чутким руководством. Ты возглавишь группу. Часть людей ждут в Ставрополе, часть останется здесь, в Москве, на случай обострения ситуации.