для безопасности) я заглянул к Фундуклиди. Он прыгал смешной,

растопыренный, укрощая штанину, и живот прыгал не в такт, словно

отдельное существо.

- Спустимся вместе? - дружелюбно спросил я.

- Подождите минуту, - сказал Михаил Ксантиевич и что-то страстно прибавил по-гречески - сердился на штаны, наверное.

Он натянул полосатые носки, вставил ноги в лакированные штиблеты.

- Готово.

Я растворил перед ним дверь.

- Прошу вас.

Мы вместе спустились по лестнице и оказались в библиотеке.

- Столовая - сюда, - отрывисто сказал Фундуклиди, указывая рукой.

Я взглянул на часы на стене: медное лицо циферблата показывало восемь.

- Еще рано, - сказал я, - подождем немного.

Грек выпятил карнизом губу, тоже посмотрел на часы и кивнул.

Делать было нечего, и я принялся осматриваться. Савватий Хряпов собрал в библиотеке славное общество. Стояли тут томики Бальзака, столь же пухлые, как и их автор; бумажный Куприн в приложении к "Ниве"; религиозная чепуха Погодина подпирала каких-то прогрессивных итальянцев, из которых, кроме хрестоматийного Кампанеллы, я никого никогда не мог запомнить.

- Доброе утро, господа! - раздалось сверху вместе со скрипом ступеней.

Свежий, как персик, в новом костюме и даже при галстуке ("Непременно от Пьера Галанта", - подумал я) наш хозяин сходил к нам с приятной улыбкой.

От хряповского глаза не укрылся мой интерес к литературе.

- Нравится?- спросил он, подходя. - А вот здесь, обратите внимание, есть еще шкаф на иностранных языках. Вы читаете на языках?

- Не очень, - сказал я.

Откровенно говоря, из всех иностранных языков я знал только тот французский, на котором говорят парикмахеры и крупье.

- Жаль... Ну да что ж! Наши русские писаки нам ближе. Не так ли, хе-хе?

Фундуклиди сзади достал сигару и начал ее сосать.

- А нет ли у вас подшивки "Нашего голоса"? - вдруг спросил он.

- Помилуйте, Михаил Ксантиевич! - воскликнул я. - Как сотрудник этой газеты, предостерегаю вас от ее чтения. В крайнем случае можете решить воскресный ребус.

- А мне как раз ребусы и нужны-с, - живо отозвался грек. - Для детектива ребусы - любимая литература-с... Это - как для боксера единоборство с грушей: держит форму.

- Вот вам... для формы- сказал Хряпов.

К моему удивлению, он и впрямь достал подшивку "Нашего голоса" и щелчком сбивал с нее пыль.

- Есть, конечно есть наша любимая газета! Знаете, я очень люблю город, откуда Хряповы начали расти. Иной раз, признаюсь, задумывался: не переехать ли в столицу... или хотя бы в Нижний? Не могу! И знаете, почему? Трудно расстаться с базаром, где твоему десятилетнему деду мастеровые драли уши...

Как вошел Степан, мы не увидели, потому что стояли спинами к двери.

- Завтракать подано.

- Ну, наконец-то, - сказал Хряпов. - Прошу, прошу...

В веселом возбуждении, которое всегда предшествует хорошей еде, мы прошли в столовую.

По столу плыли судки и судочки; свернутые конусом салфетки застыли, словно лакеи; хрусталь обнимал конфекты; груши и сливы сделали бы честь любому натюрморту.

- В первый раз присутствую на завтраке у Лукулла, - сказал я. - Какое великолепное зрелище!

- Обещаю вам, что на мой стол вы не будете жаловаться, -заговорил Хряпов. - Садитесь, садитесь, господа!

Мы сели (за Хряповым Степан придвинул стул).

- Ну-с, что желаете пить? Вино? Водку? Михаил Ксантиевич! Петр Владимирович! Будь вы аристократы, я бы, конечно, не осмелился предложить с утра хмельное, но зная вас как людей простых... водки?.. или, может, вина?

- Отчего ж не водки! - сказали мы с Фундуклиди.

Степан вогнал штопор в горло бессмертной "Отборной" Смирнова. Фундуклиди раскатал салфетку, приладил ее себе на грудь и стал похож на большого ребенка. Чмокнула пробка. Степан - по этикету - из-за левого плеча наполнил каждому рюмку. В этот миг солнце поднялось над миром настолько, что смогло выстрелить лучом к нам в столовую. Луч влетел, заметался на начищенных гранях

серебра и разбился о хрусталь, рассыпав разноцветный трепет огней. Ослепленный, я ощутил чувство воздушного шара, отрывающегося от земли. Не во сне ли я раньше видал подобное? Солнце явилось, чтобы осветить трапезу миллионера! Давно-давно в детстве я воображал себе себя волшебником и принцем, но я рос, и сказки стали казаться ложью, ан - могущественные царевичи не исчезли, только время сменило им меч, сивку-бурку и золотой дворец на сигары, особняк и коньяк за хрустальной стенкой. А моя-то жизнь-индейка... и кусают ее, жуют, грызут - другие.

- Можно подавать? - спросил Степан.

Хряпов в ответ, не поворачивая головы:

- Конечно, голубчик.

Степан подал омлет, гусиные потроха, запеченные в каком-то соусе... черт его знает, из чего он был сделан, но славный соус!

- Что же, господа, ваше здоровье, - сказал Хряпов.

Мы с наслаждением выпили и вдохновенно взялись за вилки. Фундуклиди мурлыкал, как кот; пронзив кусок, он долго с удовольствием оглядывал его со всех сторон, приходил в невиданное возбуждение, бросался на пищу и глаза у него соловели от счастья. Хряпов ел равнодушно, не спеша.

"Привычная трапеза, - подумал я. - Погребок лучших вин от вдовы Клико, местная осетринка на пару, хороший табак, кредит, дебет, дивиденд... "Иной раз, признаюсь, задумывался: не переехать ли в столицу? Не могу!..." - мысленно повторил я слова Хряпова. Отчего ж не пожить в нашем закомарье первым парнем на деревне! А надоест - долго ли: салон 1-го класса, и - куда душеньке угодно!..."

Степан проворно убрал тарелки, подал кофей. Хряпов взял чашку и откинулся на стуле.

- Как комнаты? Понравились?

Вопрос был обращен вроде бы к обоим, но я почувствовал, что главное внимание обращено ко мне, в сторону Фундуклиди откатился лишь хилый ручеек. Оно и понятно: я был новый человек, те панегирики, что пел богатству грек, должно быть, уже приелись.

- Все прекрасно. Отменно. Даже не ожидал такой роскоши, - сообщил я.

- Что ж, я рад, - с улыбочкой, замешенной на доброжелательстве и самодовольстве, ответил Хряпов.

"Рад... Оне рады! Барин... чертов!"

Я кашлянул, отодвинул чашку и воздушно пощекотал губы твердой плотью накрахмаленной салфетки, показывая, что сыт. Однако хозяин из-за стола еще не собирался.

- Господа, хочу попросить внимания.

Мы с Фундуклиди с готовностью его изобразили.

- Михаил Ксантиевич, прошу.

Ах, вот в чем дело. Обход со стороны грека.

Фундуклиди шумно, как кит, задвигался, достал из огромного кармана лист бумаги и начал раскладывать.

- Я тут план, господа... Изучим план дома...

"Детектив вошел в роль, - желчно подумал я. - Почувствовал раздолье..."

Фундуклиди расправлял лист, тесня посуду. Пока лист совсем расправился, грек зримо успел пропитаться вдохновением следопыта.

- Секунду, господа... Так! - он очертил ногтем нужный рисунок. Начнем с первого этажа. Первый этаж имеет три хода с улицы: парадный (палец указал на плане, где именно), черный и кухонный. А также окна: два в библиотеке, два в кабинете, одно в понтерной...

"Надоест нам еще этот экземпляр!" - подумал я.

- ...представляют врагу возможность для проникновения, и посему предлагаю сказать Степану сделать для них надежные запоры и крепко запереть. Насовсем... То есть временно, до той поры... (Фундуклиди понял, что сбивается и оборвал лирическое отступление). Ну, вы понимаете... Незапертым останется только кухонный ход, через который мы будем получать пищу и новости. Но здесь я настаиваю на том, чтобы с наружной стороны дверная ручка была свинчена и сделан новый запор.

- Эк вы, Михаил Ксантиевич... прямо за рога быка берете, - сказал Хряпов, несколько озадаченный.

- Я забочусь об успехе дела, - важно ответил грек и вытянул ноги, качнув стол.

- Хорошо, хорошо... - согласился Хряпов.

- Далее - второй этаж, - продолжил неугомонный Фундуклиди. - Здесь я предлагаю только укрепить задвижки на окнах и Петра Владимировича переселить в комнату напротив моей.