Капа и ее мать провожают нас - меня, комбата и замполита, да и живших в сенцах солдат - как родных. Мария Васильевна даже прослезилась:

- Дай вам бог всем домой живыми вернуться!

А мы пожелали ей и Капе, чтобы в их дом невредимым возвратился хозяин с войны.

...Один суточный переход, другой - по-прежнему ночами. Если бы шли прямо по направлению к фронту, то за один переход достигли бы его. Но мы идем и идем, судя по всему - рокадными дорогами. Так на военном языке называются дороги, идущие вдоль фронта. Ночами, если они ясные, видны далекие отсветы немецких ракет - всегда справа по направлению нашего движения.

Деревнями и селами проходим редко: рокада ведет чаще всего стороной от них. Но жителей прифронтовых мест встречаем довольно часто: днем, в стороне от дороги, видим множество женщин в белых косынках. Неровной линией растянувшись по степи, они орудуют лопатами: роют окопы, противотанковые рвы, строят блиндажи.

Сейчас, через много лет после войны, когда я вспоминаю об этом, вновь и вновь поднимается в душе чувство глубочайшей благодарности, великой признательности нашим женщинам военных лет. Мы, бывшие фронтовики, должны быть благодарны им всем. Тем, которые шили нам шинели. Тем, что делали нам патроны и снаряды. Тем, кто обеспечивал нас сытным фронтовым пайком, - сами они, живя на скудной тыловой норме, как правило, не имели возможности даже вдоволь накормить детей. Мы в вечном долгу перед всеми женщинами - и теми, что, надрываясь, пахали на себе землю, освобожденную от врага, и теми, которые с лопатами в натруженных руках обеспечивали войскам передней линии возможность выстоять под новым натиском врага. В летние дни сорок третьего, шагая по курской степи рокадными дорогами, мы видели сотни, тысячи вооруженных лопатами женщин - да, именно вооруженных, потому что это тоже была армия, армия, вносившая, свой весомый вклад в нашу победу. Видя, как неутомимо роют и роют женщины, чтобы родная земля, когда грянет бой, защитила нас, мы не представляли еще, да и не могли В ту пору представить, какой поистине титанический труд совершили на Курской дуге женские руки. После войны объем этого труда стал известен. На сотнях километров протяженности линии фронта дуги было построено восемь оборонительных полос и рубежей на глубину от переднего края на сто пятьдесят - сто девяносто, а на некоторых участках - до трехсот километров. Было оборудовано множество противотанковых районов - а такой район включал в себя несколько опорных пунктов, - в каждом из которых были подготовлены позиции для трех-пяти противотанковых орудий, пяти противотанковых ружей, двух-пяти минометов, окопы для саперов, чья задача взрывать вражеские танки на минах и фугасами, и траншеи для автоматчиков, чтобы те могли отражать атаки следующей с танками пехоты. Уже за три месяца до начала боев руками населения, в абсолютном большинстве - руками женщин, на Курской дуге было вырыто в общей сложности более пяти тысяч километров траншей. Это - расстояние, равное почти половине пути между Москвой и Владивостоком. И все это - без каких-либо землеройных машин, только вручную, лопатами, на полуголодном пайке, зачастую под бомбежками. А сколько траншей вырыли наши женщины на всех фронтах, за все годы войны! Наверное, если бы их все соединить в одну, такая гигантская траншея могла бы опоясать весь земной шар. Да, собственно, она и существовала, такая траншея. Та, в которой выстоял наш народ, защищая от фашизма не только себя - все человечество.

На бывшей Курской дуге после войны построено много памятников - от скромных надгробий над бесчисленными братскими могилами до величественных мемориалов. Но жаль, что среди этих многочисленных свидетельств благодарной памяти нет особого памятника героической женщине, которая своим беззаветным трудом на строительстве оборонительных рубежей в сорок третьем году помогла нам победить в великой битве, развернувшейся в степи под Орлом, Курском, Белгородом. Он нужен, такой памятник. Пусть он будет воздвигнут где-нибудь на былом рубеже обороны, у старой фронтовой дороги, на краю хлебного поля: на высоком постаменте - женщина в косынке, одна из тех, что мы видели на оборонительных работах, идя к фронту. Женщина, держащая в натруженных руках лопату, гордо и зорко глядящая вдаль, на запад, как бы предупреждающая чужеземных охотников до нашей земли: Придете - найдете здесь себе могилу, которую я вырою для вас своими руками. И пусть все, кто будет идти или ехать мимо, кладут к ногам этой женщины цветы и приносят дань вечной благодарности всем нашим труженицам великой войны, творившим в тылу подвиг, не уступающий подвигу переднего края.

* * *

После нескольких дней похода мы, наконец, остановились и, судя по всему, надолго: нам отведен участок, где мы должны занять оборонительный рубеж.

Как объяснил Ефремов, приезжавший к нам в батальон, полк поставлен на третьей линии обороны. Части, которые имеют противника непосредственно перед собой, находятся на запад от нас километрах в двадцати.

Батальонные тылы - наш крохотный обоз, несколько повозок да кухня разместились в находящейся поблизости полупустой деревеньке, во дворах, где давно нет хозяев. Настежь раскрыты пустые хлевы и амбары, дворы и огороды заросли лебедой. Только в двух-трех усадьбах ютятся жители - женщины с детьми, ни одного мужчины. Эти жители совсем недавно, весной, вернулись под свои родные крыши. Живут крайне голодно - в огородах и на крохотных, вскопанных лопатами делянках, где посеяны просо или пшеница, еще ничего не поспело. Живности во дворах никакой нет - даже петушиного крика по утрам не услышишь. Питаются эти бедные люди одной травой - варят какое-то зеленое месиво. Мы их, в первую очередь ребятишек, по возможности подкармливаем. Женщины стараются не остаться в долгу - стирают нам, чинят одежду.

Мы - командование батальона - тоже поселились в одной из пустых хат. Здесь нет никакого домашнего уюта, хотя бы подобного тому, какой был в Березовке, в обжитых домах, или когда мы квартировали у любезной Марии Васильевны. Побелка на стенах еще от зимней сырости облупилась, в доме - ни чашки ни плошки, стекла в окнах повыбиты...

Всерьез подумываем о том, чтобы переселиться в блиндаж, когда он будет готов. Тем более что весь день, от зари до зари, мы проводим в расположении батальона, а сюда приходим только ночевать. Ускоренным темпом - таков приказ осваиваем отведенный нам участок обороны. Солдаты не покладая рук трудятся на земляных работах. Копают и своими малыми саперными лопатами, и большими, с длинными ручками - такими лопатами нас облагодетельствовало полковое снабжение, ими работать куда сподручнее.

В первую очередь, как было приказано, оборудовали позиции для нашей батальонной артиллерии - противотанковых сорокапятимиллиметровых пушек: вырыты круглые орудийные дворики, укрытия для расчетов и боеприпасов. Обороне против танков командование полка придает большое значение и постоянно напоминает нам об этом. И местность вблизи мы оцениваем прежде всего с той точки зрения, насколько она опасна, если сюда прорвутся немецкие танки. Кругом лежит зеленая, еще не опаленная солнцем степь, чуть волнистая, с редкими неглубокими лощинками, в которых лишь местами темнеет кустарник. Эти лощинки очень тревожат нас: по ним легче всего незаметно пройти немецким танкам. Кое-где в степи вдали виднеются пологие, словно размытые высотки, меж ними, сколько хватает глаз, лежат задичавшие, поросшие полынью и бурьяном пашни. Там развелось много зайцев. Довольно часто можно увидеть, как они пробегают. А иногда, пробежав, становятся столбиком. Постоят, посмотрят, что это за люди копошатся с лопатами, и бегут дальше. Недавно, из-за зайцев у нас произошел небольшой переполох: в самый разгар работы, посреди дня, в бурьяне, поблизости от наших позиций, послышались автоматные очереди. Все встревожились, побросали работу, кинулись к оружию. Очереди - короткие, отрывистые - продолжали звучать. Собченко послал в направлении неумолкающей стрельбы на разведку Тарана с несколькими бойцами: вдруг каким-то путем к нам проник противник? Через несколько минут Таран возвратился, доложил: