— Да, можешь не носить, так намного лучше.— Улыбнулся я.
— Аслан, присмотри за ней.
Он поклонился, и они ушли к временной кухне. Солнце скрылось за горой и стало сразу темно. Подошли Савва, Роман и Эркен.
— Лошадей отобрали, все вещи упаковали с нами девять человек. Одели, накормили, запас взяли, к выходу готовы. — Отчитался Савва.
— Трое в секрете на дороге, когда выйдем, отойдут, посты на местах. Дорогу Хату показал. Командир, а что за девка с Асланом ходит? — Спросил Роман.
— Что понравилась? Наложница моя, Адалат, — все заулыбались
— А что, дело нужное, ты ж командир нестарый и к тому же девка сама захотела. — Под итожил Савва.
— Знают все и спрашиваю для прикола, чурки с ушами.— Усмехнулся я
— Вопросов больше нет? Эркен, подбери простенькую кремнёвку, шашку, кинжал и лошадь неприметную. Позовите Азима.
Подошёл Азим, поклонился
— Ты звал господин?
— Я обещал тебе кое-что, вот выполняю обещание. Ружьё, шашку, кинжал и лошадь — я указал на оружие, сложенное у моих ног.
— Это мне, господин? — Растерялся Азим. Я кивнул.
— Тебя проведут до поста и можешь ехать домой. Если спросят, скажешь, что когда ты пришёл, то селение было захвачено. Тебя взяли в плен, а ночью ты убежал. По дороге нашёл мёртвого всадника из селения и взял его оружие и лошадь. Наверно у тебя все заберут, за долги, но хоть рассчитаешься. А это тебе чтобы с голоду не померла семья. — я протянул ему три серебряные монеты, — и ты поклянёшься, что не поднимешь оружие против меня и моих людей, —.
Азим встал на колено: клянусь, господин, никогда не воевать против тебя и твоих людей. Господин, я узнал, где ты живёшь, могу ли я приехать к тебе, чтобы поступить на службу?.
— Когда приедешь, там видно будет. — Перевёл Савва.
— Надо ускорить изучение черкесского, тем более учительница есть.
Савва с Азимом вывели за ворота лошадей и уехали.
— Стоило ли, командир, мальца одаривать? — Спросил Рома.
— Да, Рома, не будь таким жадным. И подарки не за наш счёт. Надо делать добро, и оно обязательно вернётся, главное — дожить до этого момента. — заметил я менторским тоном.
— Командир ничего зазря не делает, — глубокомысленно изрек Эркен.