Изменить стиль страницы
  • И все же желание нарядиться для него пересилило всякий здравый смысл и вот я, в холодную ветреную погоду, с колышущимися волосами и голыми ногами, направлялась в парк, не имея ни малейшего понятия, что меня там ожидало.

    Сначала я переживала о том, что кто-нибудь сможет нас увидеть вместе.

    А потом начала переживать, что Громов мог устать меня ждать и попросту уйти, учитывая насколько я опоздала.

    Но все переживания отпали, когда у главного входа в парк стояло несколько мужчин, не пускающих людей в парк. Одного из них я узнала — это был тот, кто отвез меня домой после нашей с Данилом ночи, проведенной в объятьях друг друга.

    Стоило и ему заметить меня, как мужчина учтиво кивнул мне и указал рукой на парк, пропуская внутрь и давая немое обещание никого больше не пустить в сие запретное для нашего свидания место. Я благодарно кивнула ему в ответ и хотела улыбнуться, но волнение не позволило этого сделать.

    Шагая по непривычно безлюдному парку, о чем Данил предусмотрительно соизволил позаботиться, я чувствовала порхание бабочек в животе, от которых становилось дурно. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить нервы, но едва ли это принесло результата. Обняв себя, я продолжала идти по тропинке, которая должна была привести меня к нему.

    На губах заиграла улыбка, когда я вспомнила, как в детстве мы резвились в подобных этому парках. И мысль об этом хотя бы немного, но помогло успокоиться.

    А вскоре я глазами натолкнулась на идущего мне на встречу Данила, отчаянно оглядывающегося по сторонам. Его поникшие плечи твердили о том, что он потерял всякую надежду на мой приход к нему на встречу. Но когда он увидел меня, мое сердце сжалось от видаоблегчения и счастья, загоревшихся в его глазах.

    — Я не хотела опаздывать, — извиняющимся тоном сказала я, теперь уже будучи уверенной, что наконец-то завладела его вниманием. — У меня были дела, которые я не могла перенести.

    — Это неважно, — покачал он головой. — Главное, что ты пришла.

    Очередной порыв ветра прошелся по мне, отчего я вздрогнула и пробормотала:

    — Мы можем перенести этот разговор куда-нибудь в другое место? Здесь холодно.

    Данил сделал шаг ко мне и, склонив голову набок, усмехнулся.

    — Я могу согреть тебя.

    — Даже не думай об этом, Громов, — я бросила на него свой самый грозный взгляд.

    Усмехнувшись, он протянул руки ко мне и, прежде чем я успела отпрянуть, застегнул молнию моей куртки. А потом, взяв меня за руку, Данил повел меня в сторону небольшого кафе, находящегося на территории парка и, вероятно, закрытого по причине нашего с ним здесь нахождения.

    Как ему только удалось это провернуть подобное? Нет, я была ему благодарна за это, но ума не могла приложить, как ему такое удалось — оцепить целый парк. Стало быть Громов пользовался своей фамилией и состоянием своей семьи не только для того, чтобы соблазнять безмозглых дур.

    Он привел меня в то самое кафе, двери которого были открыты, несмотря на отсутствие кого-либо внутри. Здесь было довольно неплохо — теплый свет, аккуратные столики в одной стороне и бар с бильярдным столом в другой. При виде бильярдного стола меня охватила тоска. Он научил меня играть, еще когда мы были детьми, и до самого внезапного разрыва нашей дружбы мне так и не удалось у него выиграть. Ни разу…

    — Ты помнишь? — неожиданно заговорил Данил и я посмотрела на него. Он стоял, оперевшись бедром о край стола, глядя на бильярдные шары. — Ты была так зла, когда в очередной раз проиграла, что чуть не проткнул меня своим кием.

    — Если мне не изменяет память, то ты тогда сильно разозлил меня.

    — Я не виноват, что ты была заядлой неудачницей, когда речь заходила о бильярде.

    — В тот раз ты смухлевал, отправив шар в лузу рукой, когда я отвернулась, и ты был так горд своей победой, что буквально напрашивался получить кием в живот.

    Он запрокинул голову, смеясь, и я почувствовала, как меня передернуло от внезапно закипевшего внутри гнева. Ему всегда нравилось дразнить меня, чего нельзя было сказать обо мне.

    "Потому что ты милая, когда злишься."

    Я повернулась, прежде чем успела сделать то, о чем потом буду жалеть, сняла куртку, шапку и направилась к столику у стены, чтобы Громов не смог сесть рядом со мной и занял место исключительно напротив, сохранив хоть какую-то видимость дистанции между нами.

    Когда я села и положила нога на ногу, то заметила, что он смотрел прямо на них. Довольно громко прочистив горло, я вернула его фокус внимания на мое лицо, а не ноги, на которые он беззастенчиво капал слюной с самой нашей встречи.

    С нескрываемой ухмылкой он прошел через зал и занял место за столом.

    — Можешь начинать, — сказала я ему.

    — Что начинать? — неуверенно пробормотал он.

    — Громов, скажи честно, у тебя какие-то проблемы с мозгами, о которых я не знаю?

    Данил улыбнулся, заметив раздражение в моем голосе.

    — Я теряю голову, когда вижу тебя.

    И как бы сильно не тронули меня его слова, я сделала напускное недовольное выражение лица и недовольно процедила сквозь зубы:

    — Если ты не собираешься ничего мне рассказывать — я встаю и ухожу.

    — Прости, — торопливо выпалил Громов, накрывая мою ладонь, когда я сделала вид, что собиралась подняться из-за стола. — Каждый раз, когда я вижу тебя, я обещаю себе, что смогу нормально поговорить с тобой, но потом я либо отвлекаюсь, либо ты выводишь меня из себя…

    — Из крайности в крайности, — невесело заметила я.

    Он наклонил голову и сказал:

    — От любви до ненависти. Хотя нет… — исправил он сам себя. — От большей любви к меньшей. Я никогда тебя не ненавидел. Только любил.

    Издав возмущенный вздох, я уставилась на Громова, который не мог оторвать от меня своих прекрасных зеленых глаз. Потом он вдруг поднялся и, прежде чем я поняла, что он собирался сделать, Данил оказался на диване рядом со мной, нагло сев на мою юбку. Стиснув зубы, я выдернула ткань из-под его бедра, припоминая далеко ни один такой раздражающий момент из прошлого.

    — Ты… оставайся там, где сидишь, — потребовала я, отодвигаясь к стене, подальше от него. — Не трогай меня. Когда ты прикасаешься ко мне, я… я не могу думать. Просто… просто держись на расстоянии.

    Он не послушал. Как всегда…

    Вместо этого, Данил потянулся и заключил меня в свои медвежьи объятия.

    Я замерла в ту же секунду, как он прикоснулся ко мне.

    И найдя в себе силы выйти из оцепенения, я уперлась ладонями в его грудь.

    — Как, черт возьми, мы собираемся разговаривать, если ты не можешь отлипнуть от меня? — зарычала я на него, не желая признаваться, как трепетало сердце от его действий.

    — Принцесса, если ты и дальше будешь так мило пялиться на меня, клянусь, я тебя поцелую.

    Я тяжело вздохнула и яростно зашипела на него:

    — Ты наглый, высокомерный, непроходимый придурок!

    — Ты еще сильнее напрашиваешься на поцелуй, малышка.

    — Не называй меня малышкой!

    Данил грустно усмехнулся и как-то странно спросил:

    — Мы всегда будем такими?

    — Нет никаких “мы”. А теперь отпусти меня, ты хотел мне что-то рассказать.

    — Подожди немного, Таня, — прошептал он. — Мне нужно еще немного времени, чтобы собраться с мыслями. Это всё очень сложно, потому что то, в чем я собираюсь признаться, — не только мои секреты.

    Я перестала сопротивляться, услышав его тихий шепот. Мое сердце упало в желудок, когда грусть в его голосе проникла в меня. А часть моего гнева и вовсе улетучилась словно по щелчку пальцев.

    Я смотрела на Данила, а он в ответ. От боли, которую я увидела в его глазах, у меня защемило в груди и желание утешить его почти захлестнуло меня.

    — Хорошо, — прошептала я. — Не торопись. Я подожду.

    POV Даня

    Я буквально не находил слов по двум причинам.

    Во-первых, из-за того, что она так легко согласилась дать мне отсрочку.

    Во-вторых, потому что я не знал, как, блять, начать эту исповедь.

    И все же мне нужно было быть с ней честным. Я прожил без нее почти семь лет, а ощущение было такое, будто прошло семь тысяч гребаных лет. Я не мог снова потерять ее, потому что это будет сродни смерти.

    За эту честность придется заплатить определенную цену, но я был готов к этому.

    Глубоко вдохнув и шумно выдохнув, я быстро выпалил:

    — Это из-за него.

    Брови Тани сошлись на переносице, когда она охрипшим от волнения голосом спросила:

    — Что?

    Я сделал еще один вдох, чтобы собраться с силами, и смог ответить:

    — Это из-за Леши.

    Ее глаза расширились от осознания услышанного, а затем опасно сощурились, не предвещая мне ничего хорошего.

    — Что значит, это из-за Орлова? Хочешь сказать, в тот день на вечеринке по случаю моего дня рождения, ты вычеркнул меня из своей жизни из-за него? Вы тогда с ним даже знакомы не были, он перевелся в нашу школу…

    Я не дал ей закончить.

    — Помнишь мальчика, о котором я тебе рассказывал? Моего лучшего друг детства?

    — Тот самый друг, который отказался со мной познакомиться? — она выглядела ошеломленной, когда ее пронзило осознание. — Подожди… Орлов и есть тот самый друг?

    — Да, это он.

    — Но всякий раз, когда ты говорил о нем, ты называл егоОрлёнком.

    — Ну, он же Орлов. И мне нравилось, какты ревновала меня, думая, что Орлёнок — это девушка, — признался я, за что получил удар по плечу. — А когда я наконец признался тебе, что это мальчик, ты заставила меня вообще перестать упоминать о нем, — поспешил сказать я в свое оправдание.

    — Твой драгоценный Орлёнок тоже отказался знакомиться со мной, если ты забыл, — прошипела она.

    — Я же тебе говорил — я пытался. Но он стеснялся незнакомцев, особенно девочек.

    — Господи, Орлов — это и был тот самый Орлёнок. Как я сама то не догадалась, это же всё так… логично. Я всё это время думала, что ты подружился с Орловым, когда он перевелся в нашу школу. А оказалось, ты дружил с ним уже много лет, — рассеянно бормотала она самой себе, схватившись за голову.

    В одно мгновение ее настроение переменилось, а глаза вспыхнули опасным огнем, всецело направленным на меня одного.