СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ МЫ БУДЕМ СИДЕТЬ У ОГНЯ, И ЭСПЕН НЕ УМРЕТ
Я думаю, что если бы я, а не Джон, в конце концов, получил ту, в которую был влюблен в то время — Еву, которую я любил более страстно, чем любую другую женщину вне круга Янте — я, вероятно, сидел бы сегодня в Мизери Харбор, честный человек, отец десяти детей, член Евангелическо-лютеранской церкви, возможно, даже опора церкви. И, конечно, тогда я должен был знать о Янте очень мало — не больше, чем знают сами жители Янте. Вечером, отложив аккордеон, я, возможно, говорил о маленьком городке к востоку от солнца и к западу от луны, а мои дети забирались ко мне на колени и требовали, чтобы я больше рассказывал им о том времени, когда я был маленьким мальчиком в стране за морем.
Мечта осуществилась, но сначала я должен был быть сражен, как я полагал в последний непоправимый раз. Ты забрал ее у меня, Джон — но что нам было с ней делать, каждому из нас? Мы оба верили, что в мире существует только одна женщина, и она всегда принадлежит другому. Но путь к свободе ведет в сторону от любой веры в единственную и неповторимую.
Пока мы верим в эту доктрину о единственной и неповторимой, мы враждуем со всем миром. Возможно, уже слишком поздно, но у меня есть желание изменить свое отношение.
Я не член общины, не столп какой-либо церкви, но даже в этом случае я не так уж далек от того, что могло бы произойти. Дети забираются ко мне на колени и настойчиво повторяют:
«Папа, расскажи что-нибудь. Расскажи нам о том, как ты был маленьким мальчиком в чужой стране и о всех наших разных дядях. Расскажи нам что-нибудь хорошее о дорогом дяде Айнере».
Если я говорю, что мне нечего сказать им сегодня вечером, они дергают меня и ужасно обижаются: «О, нет, ты говоришь неправду! Ты такой старый и прожил столько, много, много, много лет! О, дорогой, тебе действительно есть что нам рассказать!»
И Гьятрид с улыбкой смотрит на свою книгу, так что значит, сказка все-таки будет.
И я рассказываю вечно непонятную сказку о том, что человек растет.
Но больше всего им нравится слушать о тете Агнес.