22

Рассеянно поцеловав невыспавшуюся жену, Кирилл Горбатов, подхватив в прихожей подготовленный еще с вечера кейс, вышел сначала на лестничную площадку, затем во двор и — в город.

В город он выехал, конечно. Через квартал Кирилл прибил к тротуару свой автомобиль напротив знакомого телефона-автомата. При его образе жизни часто надобились телефонные жетоны, и он запасался ими во множестве. Услышав родной голос, Горбатов опустил пластмассовый кружок в щель и виновато заговорил:

— Это я, Галка, здравствуй. Я сегодня задержусь до двенадцати. Так вышло. Срочный звонок, и я не мог отказаться от свидания. Приду и все объясню. Не опоздаю, буду ровно в двенадцать.

Кирилл облегченно вздохнул и вновь уселся за руль. Через двадцать минут, ровно в десять, он был у своей галереи, у закрытого входа которой его ждал Георгий Петрович Сырцов, свежий, как огурчик, и элегантный, как рояль.

— Я не опоздал! — на всякий случай оправдался Горбатов, показывая Сырцову свои замечательные швейцарские часы. — Ровно десять. Здравствуйте, Георгий Петрович.

— Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич. Я не в претензии, — успокоил его Сырцов.

— А что — закрыто? — удивился Горбатов, подергав бронзовую ручку.

— Вы же в одиннадцать открываетесь, — напомнил Сырцов.

— Но кто-то уже должен на месте быть, — раздраженно давя кнопку звонка, пояснил Кирилл.

— Две дамы уже прошли. Строго на меня так посмотрели. Видимо, решили, что я — потенциальный грабитель, и закрылись как можно тщательнее.

В дверном окошке появилось почтенное старушечье лицо.

— Открывайте, Марья Тихоновна! — крикнул Горбатов. Не «откройте», а «открывайте». Показал, что сердит. Мария Тихоновна пощелкала многими замками и открыла.

— Доброе утро, Кирилл Евгеньевич. А мы вас сегодня и не ждали. (Был вторник, когда, как все знали, хозяева галереи укрепляли спортом свое здоровье в бассейне или на корте.)

— Извините за невольную резкость, Мария Тихоновна, — устыдился своего раздражения Горбатов. — И доброе утро. Уже все на местах?

— Светлана давно в кабинете, а мы только что пришли, — доложила Мария Тихоновна и покосилась на Сырцова. Решив, что этот с хозяином, официально поздоровалась.

Они двинулись мимо Марьи Тихоновны, мимо вставшей у столика другой пожилой дамы, в одни ампирные двери, в другие ампирные двери.

— А куда мы идем? — недоуменно спросил Сырцов.

— Как куда? — удивился в свою очередь Кирилл. — В Данин зал. Двойной портрет в красном вас ждет. Вы ведь за ним пришли?

Сырцов, наконец, вспомнил, что в свое время ему сделали царский подарок.

— Спасибо, еще раз спасибо, Кирилл Евгеньевич. Но я бы хотел поговорить…

— Поговорим, обязательно поговорим, — рассеянно бормотал Горбатов и вдруг крикнул: — Светлана!

В анфиладе мигом зазвучали бегущие каблучки. Светлана, замерев в лепных дверях, приветливо поздоровалась:

— Здравствуйте, Кирилл Евгеньевич, здравствуйте, Георгий Петрович.

— Вы знакомы с Георгием Петровичем? — заинтересовался Кирилл Евгеньевич. (Как ей не быть знакомой, коли вышеупомянутый Георгий Петрович навестил ее пару дней тому назад и ласково, но обстоятельно допросил.)

Сырцов, увидев растерянные Светланины глаза, поспешил на выручку:

— Я же вас дважды навещал, Кирилл Евгеньевич, и каждый раз общался с очаровательным вашим секретарем, — и доброжелательно поздоровался с девушкой.

— Света, мы в Данин зал, а вы, будьте добры, приготовьте все, чтобы упаковать картину размером метр двадцать на девяносто, — распорядился Горбатов.

— Георгий Петрович что-то купил? — спросила Светлана и улыбнулась Сырцову.

— Из Даниного зала ничего не продается, — сурово напомнил Горбатов. Подарок Георгию Петровичу. От меня лично.

— "Двойной портрет в красном"? — уже по размеру картины догадалась Светлана.

— Да, — нервно подтвердил Горбатов. — Мы будем ждать вас, Светлана, в зале.

По пути Кирилл Евгеньевич захватил из соседнего зала привратницкий стул, на ходу объяснив:

— Один стул в том зале есть. Я каждый день после закрытия прихожу, сажусь и смотрю, смотрю… А сегодня посидим вдвоем, да?

Так и сделали. Уселись посреди зала и долго рассматривали странные эти картины. Первым, да и то исключительно из вежливости, отвлекся Горбатов:

— Вы о чем-то хотели говорить со мной, Георгий Петрович.

— Да, — подтвердил Сырцов и встал. Прошелся до "Двойного портрета", вернулся и, смотря на Кирилла Евгеньевича в упор, жестко сказал: — Да.

— Вам трудно начать этот разговор? — в обвальном ощущении надвигавшейся катастрофы понял Горбатов.

— Да, — в третий раз произнес Сырцов. — Я мучительно думал, следует ли вам говорить то, что я вам сейчас скажу, или оставить вас в безмятежном неведении. Я не знаю, имею ли право разрушать вашу благополучную жизнь…

— Да говорите же! — перебив криком, взмолился Кирилл Евгеньевич.

Тогда Сырцов без подготовки произвел залп из всех орудий:

— Пистолет «ТТ», который, в сущности, и стал причиной смерти Дани, был передан вашему брату Галиной Васильевной Праховой.

— Я не совсем понял вас… — проблеял, чтобы что-то сказать, раздавленный Кирилл Евгеньевич.

Выложив главное, Сырцов успокоился. Назад теперь не вернешься.

— Тогда по порядку. — Он присел на стул и положил ладонь на кисть горбатовской руки, вцепившейся в колено Кирилла Евгеньевича. — Пистолет был тайной собственностью известного вам частного детектива Рябухина. По просьбе Антона Николаевича Варицкого Рябухин передал ему этот пистолет. Варицкий вручил пистолет Праховой. В день отлета Даниил навестил Галину Васильевну здесь, в галерее. Вот и все.

— Он не был здесь тогда, он не был! — стараясь сам поверить в то, что говорит, яростно возразил Горбатов. — Галя бы мне сказала, обязательно сказала!

— Светлана хорошо помнит этот визит, Кирилл Евгеньевич, потому что тогда она видела Даню в последний раз. Спросите ее.

Будто по сырцовской команде появилась Светлана с громадным листом оберточной бумаги, двухметровым пластиковым пакетом и твердым, как точильный камень, плоским мотком скотча.

— Я все приготовила, Кирилл Евгеньевич, — доложила она от дверей. Горбатов глянул на Сырцова расширенными от ужаса глазами и резким движением скинул со своей руки сырцовскую ладонь. Руки ему были нужны для того, чтобы охватить голову. Согнувшись и прикрыв десятью пальцами глаза, он глухо сказал:

— Потом, Света, потом. Мы попозже заглянем в кабинет.

Светлана вопросительным взглядом обратилась за разъяснениями к Сырцову. Тот мелко покивал и поджал губы: иди, мол, к себе, девочка, не до тебя сейчас. Светлана тоже поджала губы. В обиде. И ушла.

Сырцов и Горбатов сидели рядком в молчаливом безразличии, как в очереди к зубному врачу. Каждый со своими болячками. Вдруг Кирилл Евгеньевич порывисто вскочил, подбежал к "Двойному портрету в красном", неумело сорвал его со стены и, неровными быстрыми шагами вернувшись к стульям, поставил картину Сырцову на колени.

— Возьмите ее, Георгий, — беспамятно бормотал он. — В благодарность за все. Берегите ее, и пусть она будет память о Дане, да и обо мне. Хотя что вам обо мне вспоминать? Таких безмозглых, слабых и слюнявых кретинов не вспоминают. Повесьте ее на стену и смотрите, смотрите, и вы поймете, как надо видеть этот мир. Так, как видел его Даня.

Сырцов встал, держа картину в руках. Осторожно спросил:

— Я могу быть вам чем-нибудь полезен, Кирилл Евгеньевич?

— Вы уже сделали все, что могли, — сказал Горбатов и, вдруг испугавшись, что Сырцов его неправильно поймет, без паузы пояснил: — Вы сделали все, что было нужно мне, вам, Гале… — Сказал, напрягся и вдруг заторопил, заторопил Сырцова, как засидевшегося гостя: — Идите, идите, Георгий!

Толкая Сырцова в спину, он довел его до выхода и с порога смотрел, как Сырцов, пристроив неупакованную картину на заднее сиденье, садился за руль джипа.

Сырцов включил зажигание и глянул на внутреннее зеркало заднего обзора. Две женщины в одном красном в три глаза укоризненно смотрели на него.