— Да, чуть не забыл! — встрепенулся Сырцов. — Такой импульсивный, неуравновешенный, искренний парень, как Горбатов-младший, вряд ли бы пожелал и, главное, смог три часа предварительного допроса играть в глухую блатную отказку. Он, если бы сделал это, наверняка сразу признался в убийстве. Дополнительный аргумент к первому выводу. Ну и, наконец, то, что произошло во дворе райотдела милиции. Опер Валера у следователя и майора случайно оказался под рукой, он не знал-не ведал, что будет сопровождать предполагаемого убийцу. Водила же «воронка» заранее был предупрежден, что повезет его. Водила запирал Горбатова в «воронке», водила выпускал Горбатова из «воронка», дважды оставаясь с ним один на один. Что ему стоило шепнуть издерганному бесконечным тупым и жестким допросом, да и без того истеричному, Горбатову: беги, мол, тебя спасут те, кто ждет за забором детсадика? Тот же водила решил почему-то, что арестованного лучше провести через служебный вход, и подогнал «воронок» как можно ближе к забору. И Горбатов побежал, побежал, не думая и не рассуждая, побежал от ненавистной милиции, допросов, «воронка»… Теперь о его смерти. Фонарь-фара, освещающий дорогу, висит на стоящем почти впритык к забору столбе и направлен на здание райотдела. Когда Горбатов добежал до забора, он стал почти невидим, а фонарь-фара светил стрелявшим прямо в глаза. Опер и водила стреляли вслепую и вряд ли могли достать Горбатова. Скорее всего, его порешили те, кто находился за забором. Резюме: смерть Горбатова — результат сговора неизвестных лиц, вероятнее всего истинных убийц лже-Дарьи, с водителем «воронка».

— Общий вывод, — потребовала Лидия Сергеевна.

— Обе смерти, смерть лже-Дарьи и смерть Горбатова, были предусмотрены заранее тщательно разработанным планом, по которому эти смерти отвлекали и закрывали дело об убийстве неизвестной певицы. Уверен, что Даниил Горбатов был использован неизвестными преступниками втемную: его убедили, что лже-Дарья подвергается смертельной опасности, и всучили старенький пистолет. Он действительно охранял ее до конца. До ее конца. До своего конца. — Сырцов облегченно откинулся на стуле и пригласил Александра Ивановича и Лидию Сергеевну к дискуссии. — Теперь рвите меня на части. Опровергайте умозаключения, крушите аргументы, подвергайте сомнению выводы.

— Нечем и незачем, Жора, — сказала Лидия Сергеевна. — Все правильно, я считаю.

— Считай не считай, а поделать ничего нельзя! — ни с того ни с сего взъярился Смирнов. — Дело провернуто профессионалами и подсунуто милиции так, что никто из местных начальников никогда не позволит кому-либо развалить его или хотя бы подвергнуть сомнению.

— Если оно не войдет частью в какое-нибудь большое всероссийское дело, строго контролируемое центром, — позволила не до конца согласиться с мужем Лидия Сергеевна. На что Сырцов с сожалением заметил:

— Возможность такого поворота весьма проблематична.

— Я знаю, — тихо призналась Лидия Сергеевна.

Все удрученно промолчали. Приклонив голову на сложенные на столе руки, Ксения вздохнула:

— Господи, жалко-то как всех!

— И нас, что ли? — недовольно осведомился Дед.

— Всех. Мертвую девочку под безымянным крестом. Сумасшедшего этого Горбатова. Вас, Александр Иванович. Вас, Лидия Сергеевна. Тебя, Жора.

— Нас-то почему жалеешь? — возмутился Сырцов. — Мы — живые!

— А просто так. Жалко вас, и все тут!

Опять все замолкли. Наконец Дед звонко хлопнул обеими ладонями о столешницу и встал. Подняв правую бровь, посмотрел, как Кутузов на Багратиона, на Сырцова:

— Теперь Дарья.

— Знаю, что Дарья, — без энтузиазма откликнулся Сырцов и непроизвольно шмыгнул носом.

— Меня с собой возьмешь? — спросила у него Ксения.

— Зачем?

— А как основного свидетеля. Я девушку узнала.

— Незачем. Обойдусь без основного свидетеля, — хмуро не разрешил Сырцов.

Дарьи на даче не оказалось, но Берта Григорьевна заверила Ксению, забежавшую к соседям как бы между прочим, что хозяйка должна возвратиться к обеду.

Обед в России — понятие растяжимое. Семейство Смирновых-Болошевых лениво и долго обедало. Смирнов и Сырцов сыграли с десяток партий в быстрые шахматы, Лидия Сергеевна, умаявшись готовкой и уборкой, поспала с часик, а Дарья еще не возвратилась. Смирнов с Сырцовым играли в гусарский винт, когда с террасы начала орать Ксения, добровольно и со страстью выполнявшая роль наблюдателя:

— Приехала! И с футболистом! — Она промчалась через столовую, ворвалась в кабинет-спальню и здесь доложила нормальным голосом: Приехала.

— И с футболистом, — любуясь ею и улыбаясь, ласково подначил Дед.

— И с футболистом, — задорно подтвердила она.

— А вот футболист нам и вовсе ни к чему, — грустно протянул Сырцов.

— Иди, иди! — приказал Дед.

— Да вы что? — возмутился Сырцов. — Человек только что вошел в свой дом. Пусть хоть расположится, помоется, поест. Через час, не ранее, Александр Иванович.

— И то правда! — Смирнов и сам удивился своей ретивости: — Ишь, как завелся, старый дурак!

— Давайте пульку распишем для препровождения времени, — предложила Ксения коварно, ибо была великим докой в преферансе.

…Проигравшийся Сырцов нажал на кнопку у Дарьиной калитки через час. Еле слышно звучал в доме звонок. Накинув на плечи павловопосадский платок до земли, на крыльцо вышла Берта Григорьевна. Увидела человека за забором, не узнала и неспешно двинулась по керамической дорожке к калитке — выяснять у незнакомца, кто он такой есть и почему людей обеспокоил. Но Сырцов опередил ее: она еще не приблизилась, а он уже говорил:

— Здравствуйте, Берта Григорьевна. Меня зовут Григорий Петрович Сырцов.

— А меня зовут Берта Григорьевна, — довольно грубо отбрехнулась Берта. — Ну и что?

— Я знаком с Дарьей Васильевной и хотел бы с ней побеседовать.

— Но захочет ли она беседовать с вами?

— А вы доложите ей и узнаете, — осадил домоправительницу Сырцов.

Рыцарским плащом взвился павловопосадский плат — так резко повернулась Берта Григорьевна и направилась к дому. Сырцов ждал минуту, не более. Она воротилась на крыльцо, нажала там на что-то, и калитка распахнулась:

— Заходите!

Она отодвинулась, пропуская его в дверь, и пошла вслед за ним. В холле распорядилась:

— Идите по лестнице наверх. Вторая дверь. Дарья Васильевна в музыкальном салоне.

Константин Ларцев делал вид, что все как надо: демонстративно развалясь в кресле, он невидяще смотрел в телевизионный экран. Даша напряженно, как девочка семидесятых при приеме в пионерки, стояла посреди обширной комнаты.

— Здравствуйте, — сказал Сырцов с двумя легкими полупоклонами.

Дарья рывком двинулась к нему навстречу и протянула ему руку. Сырцов пожал сухую длинную ладонь — несильно. Константин выбрался из кресла, сказал равнодушно-вежливо:

— Здравствуйте, Георгий. Как ваши дела?

— Идут помаленьку. Вот приехал с Дарьей Васильевной побеседовать.

— Один на один?

— Хотелось бы, — честно признался Сырцов.

— Вероятно, удобнее будет, если я уйду?

Дарья в ужасе оглянулась на него и взмолилась рванувшимся голосом:

— Костя, не уходи!

Он подошел к ней, погладил ее по плечу и невесело сказал:

— Вот сейчас я окончательно понял, что мне следует уйти.

— Тогда уходи! — закричала Даша. — Сию же минуту уходи!

Тоскливым взглядом пожалев ее, Константин обратился к Сырцову:

— Я часок погуляю и вернусь.

— Не сочтите за труд взять с собой на прогулку Берту Григорьевну, — то ли приказал, то ли попросил Сырцов.

Константин покорно прошел к двери и, перегнувшись через перила, позвал:

— Берта Григорьевна, можно вас на минутку?

Берта легкой девочкой взлетела по ступеням и вместе с Константином зашла в музыкальный салон. Глянула на Дарью. Та стояла, отвернувшись ото всех, у окна и смотрела неизвестно куда.