— Не пойдет! — запротестовал Тэд. — Закуска чисто водочная.

— Потом разберемся, — успокоил его Сырцов. — Пусть себе постоит.

Первым, естественно, вступил в дело «Абсолют». Дружно приняли первую, быстро закусили обжигающей картошкой, слабо соленой мягкой селедкой.

— Хорошо, — вздохнул Сырцов. Тэд тотчас налил по второй. Но выпить не успели: Ксения, отодвинув стакан, деловито спросила:

— Тэд, то, что показали тогда по телевизору, это все, что вы успели снять?

Теодор тоже поставил стакан на стол и искренне обиделся:

— Да вы что, Ксения! В новостях было тридцать секунд всего, а у меня уже в чистовом монтаже три с половиной минуты.

— И это только сцена… — Ксения запнулась, — … сцена убийства?

— Убийство, — подтвердил Тэд, — и немножко то, что потом.

— А концерт вы снимали?

— Снимал. И другие операторы снимали. Пожалуй, весь концерт на пленке.

— Ксения! — возмутился Сырцов, предотвращая очередной ее вопрос. Уймись, Ксения. Должны же мы выпить вторую за хозяина этого дома.

Выпили по второй, закусили удивительно вкусной картошкой. Тэд, рукой взяв зеленый перчик, сунул в рот и, не дожевав, встал из-за пиршественного стола, прошел к железному столу — рабочему. Копаясь в стопке кассет, объяснил:

— Я весь этот материал на бытовые кассеты перевел. На одной смонтированный кусок, на другой — наиболее интересные планы во время концерта. С чего хотите начать?

Сырцов вопросительно поглядел на Ксению. Она твердо заявила:

— Давайте с заключительного куска… С убийства.

Тэд одним движением вогнал нужную кассету в черную щель видеомагнитофона. Несколько секунд внушительный экран «Сони» дергался в конвульсирующих черно-белых зигзагообразных параллельных линиях, а затем прорезался яркой картинкой.

Экстатическое — то ли в испуге, то ли в восторге — стадо неслось вверх по ступенькам. Девица, схватившая себя обеими руками за волосы над ушами и шепчущая: "Господи, господи!" Парень с застывшей идиотической кривой крамаровской улыбкой на прыщавом лице. Подпрыгивающая (будто через веревочку прыгает) в стремлении хоть что-нибудь увидеть злобная дама в солидных летах. Девочка, сидящая на плечах отца, визгливо орущая: "Идет! Идет!" И снова толпа, вдруг замершая. И унылый коллективный вой, как на страшном пожаре. Кожаные спины, надвигающиеся на камеру. Красное, даже, скорее, алое пальто. Кусками, в разрывах меж кожаных спин. Выстрел. Выстрел. Выстрел. Снова неслось экстатическое стадо. Теперь вниз. Странно сонное женское лицо с расслабленным ртом, полуприкрытое высоким воротником алого пальто и упавшими на лоб и щеку густыми волосами. Опять кожаные спины, закрывающие, прячущие умирающее лицо на каменной ступеньке.

Объятый ужасом парень, которого волокут трое в камуфляже. Четвертый камуфлированный с пистолетом в руке- сзади. Опять толпа. Передние уже остановились, а задние напирают и напирают. Коловорот. А в небе над стадионом — стая белых резвящихся голубей… Черно-белые зигзагообразные полосы…

— Хотите концерт? — спросил Тэд.

— Угу, — согласился Сырцов.

…Не толпа — люди. Разные, очень разные люди, не спеша поднимающиеся по лестнице, нормальные люди, идущие на концерт любимой певицы. Бесконечные (снятые, видимо, с верха трибуны) людские ручейки к многочисленным входам. Заполняющиеся трибуны. Люди, спокойно рассаживающиеся по своим местам. Стадион почти полон. Милицейский духовой оркестр, развлекающий истомленную ожиданием публику. И вот — Дарья! Маленькая, маленькая Дарья в лазоревом платье на зеленом футбольном лугу. Чуть ближе камера: Дарья на бегу ритмично, в такт подпевающей ей аудитории хлопающая поднятыми над головой ладонями. Песня "Все путем".

— Черт, как похожа на настоящую! — не выдержал Сырцов. А Ксения, не отрывая глаз от экрана, спросила у Тэда:

— А крупные планы у вас есть?

— Сейчас будут, — пообещал Тэд.

Вот он, первый поясной. Похожа на настоящую, очень похожа, гримом, прической, жестами, но не до полной тождественности.

Совсем крупно. Лже-Дарья благодарно улыбается зрителям.

— Она, — твердо решила Ксения.

— Она, — согласился Сырцов.

— Кто она? — поинтересовался Тэд.

— Это что — ваша пыточная камера? — весело спросил гражданин нестарых лет в красной каскетке с малопонятной надписью «Стейт». И безбоязненно улыбнулся. — Заранее предупреждаю: меня пытать не надо. Я и так все скажу.

— Тогда говори, — предложил Андрей Альбертович, сидевший на любимой свой дряхлой табуретке у стены.

— Но я толком и не знаю, что вам от меня надо. В данном случае получается популярная игра "Спрашивайте — отвечаем". Прошу вас задавать вопросы, мои дорогие друзья.

— А ты вроде и не боишься нас, паразит, — подал голос атлет Виталий, стоявший посреди безоконного помещения, угрожающе широко расставив ноги. Могучие руки его пока бездействовали.

— Собственно, почему я должен вас бояться? Изобьете меня? Для чего? Я и так готов сделать для вас все, что вы хотите. Убьете? Тоже вряд ли: зачем-то я вам нужен. В ментовку сдадите? Но за что?

— Во брехло! — восторженно удивился Виталий.

— А что же мне делать, если вы вопросов не задаете?

— Помолчи, а? — болезненно морщась, попросил Андрей Альбертович.

— Молчу, шеф, молчу.

Андрей Альбертович думал думу недолго. Вздохнув, задал первый вопрос:

— Ты Маркса знаешь?

— Изучал, но не знаю, — не задумываясь, ответил гражданин в каскетке.

— Маркса Федоровича, — уточнил Андрей Альбертович.

— А что — есть и такой? — по-детски удивился человек в каскетке.

— Вопросы задаю я. А теперь скажи-ка нам, ведь конверт, который ты должен был передать лабуху, — от Маркса Федоровича. Как ты это нам объяснишь?

— Соколы вы мои ясноглазые! Меня же использовали втемную!

— Конкретизируй, — предложил Андрей Альбертович. — Что и как, с самого начала.

— Месяца два тому назад я обнаружил в почтовом ящике пакет, в котором было двести баксов и записка.

— Что в записке? — поторопил Андрей Альбертович.

— А в записке предложение сотрудничать с анонимом. Исполнять одноразовые поручения сугубо передаточного характера. Так сказать, дипкурьерская служба.

— Почему именно тебе это предложили?

— Я ж давно такими делами занимаюсь. И вроде успешно.

— Судя по тому, что еще живой, действительно успешно. Как это все осуществлялось?

— Я получал два конверта. Вернее, конверт в конверте.

— Все так же, в твой почтовый ящик?

— Все так же. В свой почтовый ящик. Первый конверт предназначался мне. В нем гонорар и краткое послание — где, когда и кому передать второй конверт без адреса.

— Места встречи, время передачи, адресаты. Обо всем этом подробнее.

— Место встречи я определил сам в первом же ответе заказчику.

— По какому адресу ты ему отвечал?

— Адрес — резиновый половичок у входа в мою квартиру. Ответ — их всего было два, по их предложению, — под половичок.

— Во дают! — не выдержал, подал голос увлеченный рассказом Виталий. Андрей Альбертович в строгом недоумении глянул на него и продолжил:

— И сколько у тебя таких мест?

— Два, всего два. Бильярдная, как вам известно, ЦСКА и казино на улице Правды. Там у меня администрация тоже схвачена.

— Оба места поблизости друг от друга. Почему?

— Потому что и я поблизости от них. Я на Красноармейской живу. Не надо из конца в конец по Москве кататься.

— Ты же, естественно, и время определил?

— Ну уж нет! Во втором послании заказчик сам расписал точный график.

— Каждый вторник в десять вечера — бильярдная. А казино когда?

— По субботам. В одиннадцать. В двадцать три ноль-ноль.

— Сколько раз ты выходил на встречи?

— Дайте подумать. — Человек в каскетке посмотрел на грязный потолок и будто прочитал там: — Тринадцать. Точно, тринадцать. — И вдруг огорченно удивился: — Выходит, я на чертовой дюжине погорел!