Глава 10

Месяц назад

— Вот документы для Адама, — Парвиз положил на стол толстенькую папку.

Соня, в этот момент заканчивающая последнюю в Фонде трапезу, промокнула салфеткой губы и заглянула в неё. Свидетельство о рождении, паспорт, загранпаспорт, аттестат о среднем общем образовании…

Соня хмыкнула, достав вкладыш.

— Тройка по географии? Какая прелесть… И он действительно сможет пользоваться этими… бумажками?

— Конечно! Все документы действительны. Выданы на имя Адама Александровича Ра́ева 1995 года рождения. Адам Ра́ев, конечно, звучит почти юмористически, но такова воля… Творца.

Он с улыбкой поглядел на Соню, которая копалась в документах и не заметила его иронии. Там были СНИЛС, страховой полис, военный билет, водительские права и даже трудовая книжка!

Она ошалело заглянула в неё и увидела одну единственную запись — подсобный рабочий БФ «Творец». Дата приема — почти пять лет назад, дата увольнения — сегодняшняя.

— Подсобный рабочий?

— Что могли…, - Парвиз пожал плечами, — С таким статусом из этих стен выходят все… Парень смышлёный, так что при небольшой поддержке с вашей стороны, он освоит любую профессию. А может… будет творить, как и вы…

Соня отмахнулась. Карьера Адама интересовала её в последнюю очередь.

— Наблюдайте за ним. Если что-то — хоть что-то! — вас насторожит, тут же свяжитесь с нами. Не пытайтесь самостоятельно его изолировать или нейтрализовать. Старайтесь вообще сделать это в тайне и ждите подмогу… Все необходимые контакты я вам дал.

— Что может меня насторожить?

— Все изложено в памятке, — он порылся среди документов и достал небольшую, отпечатанную мелким шрифтом брошюрку. Таким мелким, что без лупы и не прочитать. Она бы не удивилась, если бы эта бумажка была озаглавлена «Руководство по эксплуатации», но заголовок — спасибо за малые радости — отсутствовал вовсе.

Она повертела бумажку в руках и скептически глянула на Парвиза. Тот вздохнул:

— Ну, хорошо… Первый звоночек — изменения пищевого поведения. Здесь им дают только растительную пищу и молочные продукты. Многолетние исследования показывают, что другое им и не требуется.

— Почему, интересно?

— Есть предположение… впрочем, оно основано разве что на ветхозаветных текстах…

— Ясно. Адам и Ева были травоядными, — Соня скривилась.

Парвиз спокойно посмотрел ей в глаза, и девушка стушевалась. Она по-прежнему вела себя так, словно оказалась в логове пережравших библии фанатиков. И это не смотря на то, что самая нелепая и неправдоподобная легенда о том, что Господь, дескать, слепил Адама из «того, что было», прежде говорящая ей лишь об ущербности человеческого воображения, оказалась… правдой. Что ещё из тех бредней — правда? Она мысленно завязала узелок, что надо бы на досуге почитать эту чушь, но чувствовала, что вряд ли в ближайшее время у неё появится на это и время, и желание.

— А ещё? — спросила она.

— Во-вторых, это желание прикрыть наготу.

— Это произойдет, если…? То есть… когда? — Соня умолкла, с удивлением отметив, что заливается стыдливым румянцем.

— О, нет… Это произойдет только в случае грехопадения…

— Разве…?

— Секс не является грехопадением. Грехопадением является нарушение Божьих законов.

— То есть, вы хотите сказать, что если грехопадения не произойдет, он продолжит разгуливать с голой задницей? Нет уж! Ему придется прикрыть наготу, независимо от того, нарушил он что-то или нет.

Парвиз рассмеялся.

— Речь не идет о том, чтобы вовсе не одеваться, а о том, что в какой-то момент он может почувствовать дискомфорт, стеснение от собственной наготы, а одевание будет продиктовано не внешней необходимостью или правилами приличия, а внутренней, бессознательной потребностью.

Парвиз умолк, наблюдая за Софьей, видел, что брови её непроизвольно подёргиваются, словно она отчаянно старается их не нахмурить в раздумье. Он улыбнулся.

— Если однажды среди ночи он начнет искать трусы, чтобы сходить в туалет…

— А… поняла…

— Это два основных признака, говорящие, что что-то не в порядке. Остальные подробно описаны тут. Но в каждом отдельном случае всё индивидуально, поэтому только вы можете увидеть какие-то… сбои… А теперь мне только остается пожелать вам доброго пути…

Через час Соня, снова налегке, но на сей раз в компании, поднялась по трапу самолета. Торжественное и тёплое прощание с Фондом омрачило разве что явление Раушании. Та стояла в сторонке, внимательно наблюдая за тем, как немногочисленный персонал бункера жмёт руки Соне и Адаму. И взгляд её был недобр. Соня заторопилась. Ей вдруг пришло в голову, что эта мерзкая баба может прямо сейчас все испортить. В последний момент выступить с заявлением, что после выявленных сбоев в финальном тестировании Совет директоров решил перестраховаться и ликвидировать сомнительное Творение.

Ей представилось, как в ту же секунду появляются те самые вооруженные охранники из «пыточной», тыкают её Адама электрошокерами, а потом уволакивают в неизвестном направлении, пока ее, Соню, беспардонно вышвыривают за дверь.

Но вместо этого Раушания с не вполне понятным Соне злорадством кивнула и скрылась. Путь был свободен.

— Мы едем домой, — мягко произнесла она Адаму, когда самолетная дверь опустилась, отсекая от них ангар, — Самое время для шампанского!

Адам поцеловал её руку и разлил по сияющим фужерам пенистый, сладкий напиток. Молча выпили. Соня с трепетом и каким-то давно забытым, подростковым смущением разглядывала своего нового мужчину. Он выглядел удивительно нелепо в белом хлопковом костюме с юбочкой, как у арабов, к тому же до неприличия ему малом, и она решила, что сразу по возвращении домой, выбросит его.

Он отхлебнул из своего фужера и поморщился. Соня звонко рассмеялась.

— Я тоже не люблю шампанское, но оно так забавно пьянит, — произнесла она, — Дома мы будем пить вино. Много вина! И ходить голыми! И есть всё, что захотим!

— Дом…, - с мечтательной задумчивостью повторил Адам. Голос его был совсем другим, чем у Жени — более низким и с хрипотцой — но Соню это совершенно не волновало, — Я помню наш дом… И тебя в нём помню. Ты была совсем другой… И, если начистоту, я сейчас с трудом тебя узнаю…

— Правда? И в чем же отличия? — девушка с интересом глядела на Адама, ожидая продолжения, но он отвернулся и с отстраненной задумчивостью уставился в чёрный иллюминатор на свое расплывчатое отражение. Соня, каким-то непостижимым прежде чутьём, уловила, что он не настроен к разговорам и, не желая ему докучать, подлила себе еще немного шампанского, откинулась на спинку белого кожаного сидения и прикрыла глаза в неземном, ангельском покое.

На задворках сознания промелькнул призрак Раушании, и Соне неожиданно пришло в голову, что «сбой» был делом её рук. Что это именно её заботами Адик сейчас сидит напротив. Но мотивы этого ей были совершенно не понятны, ведь очевидно, что её неприязнь к Раушании взаимна. Что она активно препятствовала включению Сониной кандидатуры в «программу»… Впрочем, быть может, Соня тут и не при чём, и та помогала другому скульптору. Каким образом? Ну, например, разбавляла его безнадёжные результаты отличными показателями Адама.

Почувствовав движение машины, Соня выбросила Раушанию из головы. Плевать! Главное — они выбрались.

Месяц благословенного заточения подошел к концу. Совсем скоро им придётся окунуться в мышиную возню городишки, где на каждом шагу кому-то что-то от тебя непременно нужно. Но внутри её ничего не зазвенело и не взбунтовалось. Что-то подсказывало ей, что с грозовым вихрем, наконец, покончено, и навеки настанет штиль. Да, совсем скоро надо будет заняться продажей дома и переездом, ибо жить в жить в одном городе с Женей глупо. На каждом шагу можно столкнуться с ним или его свиносемейкой. Но пока её это не волновало. Всё, чего хотелось — добраться до дома, закрыться на все замки и выдернуть пробку из бутылки «Шардоне»…

По возвращении, неотрывно наблюдая за Адамом, Соня все больше убеждалась, что он гораздо больше похож на неё саму, нежели на свой прототип — Женю. От Жени в нем были разве что внешность, от неё же — всё остальное, и это её более, чем устраивало.

Он был столь же немногословен, как она. Так же любил уединение и тишину. Любил те же блюда, что и она (никакой ливерной колбасы и майонеза!), и так же, как она, чутко улавливал личные границы. Ей не пришлось учить его, как в своё время Женю, что нельзя заходить в мастерскую, когда она там. Работает она или просто ест мороженое в своем любимом кресле — не важно! Без приглашения туда хода нет! Он сам это как-то осознал в тот самый миг, как увидел заветную дверь. Того же правила придерживалась и она, хотя и позволяла себе, на правах хозяйки, иногда подсматривать за своим Творением.

Границы стирались только в постели. Соня, готовящаяся к своей «первой брачной ночи», страшно нервничала, но была и воодушевлена, представляя, как будет «учить» этого необъезженного жеребца всем необходимым для неё приемам. Тем, которыми всегда пренебрегал Женя, считая их не имеющими значения закидонами. И каково же было её ликование, когда он мгновенно и безошибочно, словно телепатически подключившись к её женскому естеству, уловил и претворил в жизнь каждое ее малейшее желание…

Он был неопытен, но ей ни разу не пришло в голову сравнить его с чистым листом бумаги. Это не был младенец в теле мужчины, это была уже состоявшаяся личность, имеющая собственную точку зрения, пристрастия и убеждения.

Не имел Адам разве что памяти, ибо помнить ему было в сущности нечего. Когда они вернулись, и она пропустила его вперёд, как кошку, в дом, он застыл, оглядываясь, и в глазах его промелькнуло отчетливое разочарование.

Соня смутилась, ожидая совсем иной реакции на свой великолепный домик, и робко взяла его под руку.