Изменить стиль страницы
  • Глава 14. Золотые омуты

    Не надо лишних слов

    Я все уже простила

    SilverCast,

    «Стеклянные цветы»



    Дни Радосветы под Златоградом потекли своим чередом. Ее утро начиналось с обезболивающих снадобий, принесенных Ведагором. Приступы больше не повторялись, да и кашель поутих, но боль в груди была еще ощутимой, забыть о себе не давала. Радосвета все еще быстрее обычного утомлялась, ощущала в теле слабость после упорных трудов, но Всемила ее жалела, и часто напоминала, чтобы девица не усердствовала сверх своих сил.

    Каждый день находилась работа, и молодая ведунья не чуралась ее. Так ей хотелось отблагодарить волхва и его сестру за доброту и заботу, за то, что не прогнали ее – незнакомую пришелицу, а дали кров и приют. Она охотно бралась за дело, стараясь выполнить его на совесть. Радосвета хлопотала в стряпной избе, и даже научилась за два дня растапливать печь, собирала с Всемилой и двумя ее ученицами целебные травы, доила коз, ловила рыбу, шила одежу и вышивала на ней обережные узоры. Они были ей ведомы давно, но девица продолжала скрывать свое ведовство, и делала вид, что обережные знаки видит впервые. Всемила, завидев как живо из-под иглы иномирянки выходят знаки обережной вышивки, подивилась умениям Радоветы, да ловким ее пальцам, что мастерски управлялись с иглой.

    Своим появлением Радосвета вызвала небывалое волнение в народе и неуемный интерес к себе. Каждый день находился кто-нибудь из горожан, кому хотелось обмолвиться словечком с иномирянкой, да разузнать, как смогла она согласное колечко заполучить от великого князя. Не желала девица рассказывать историю своего необычного сватовства, и от разговоров об этом уходила.

    Чаще всех захаживал к ней Божедар. Его приходы не по нраву были Всемиле с Ведагором. Ничего они не высказывали, но на молодца смотрели всегда с неодобрением.

    Так и пролетело время в трудах, заботах, людях. Иногда она еще тайком хаживала к тому заливу, где повстречала русалок и водяного. И к дубу ходить продолжала. В одну из ночей ей в избе явился домовой. И оказался им тот самый маленький человек из ее сна. Выходит, что ведунье это не снилось. Домовой сник, как только разведал, что Радосвета здесь ненадолго. Уж больно она пришлась ему по нраву, а потому, был он добр к ней с самой первой ее ночи в избе, и здесь не так быстро оседали пыль и грязь, и было тихо, да спокойно, все вещи на своих местах лежали.

    Радосвета и сама ловила себя на мысли, что здесь ей ощущалось ладно и спокойно, будто вернулась она в места родные, где долго не была, и понимала девица, что после возвращения на Землю будет скучать по денькам златославским, да по людям, что каждый день ее окружали. И все же, ей надлежало вернуться в свой мир, к своей семье. Но маленькую часть себя, она точно знала, что оставит здесь, и на всю оставшуюся жизнь запомнит это дивное путешествие на иную сторону Аркаима.

    Того дня, когда должен был вернуться из похода великий князь, Радосвета ждала и боялась. И этот день настал. Еще с вечера Ведагор пожаловал с вестью от Драгомира – его отряд уже на подходе к Златограду. Сердце Радосветы сошло с ума в заполошном своем беге, и кругом пошла голова. Всемила наказала Радосвете в этот день с утра ничем не заниматься, одеться понарядней, да в косу ленту заплести, и даже принесла прелестный головной обруч с крупными височными кольцами. Девица же отвергла украшения, надела повседневную рубаху с поневой и передником, подпоялась обычным кушаком, волосы на лбу держала простая девичья повязка-очелье, и отправилась в лес за грибами. В стряпной уже ждала ее готовая опара.

    Всемила на упрямство Радосветы покачала головой, да разумела, что бесполезно спорить с этой девицей, а потом и вовсе решила, что так даже лучше – пусть узреет князь, какая невеста ему досталась трудолюбивая и умелая. В душе старой женщины тлела надежда, что все же оставит князь у себя Радосвету. Не дело это – от такой невесты пригожей отказываться.

    Встретил Златоград торжественно великого князя, что пришел с победой. Вскоре по этому случаю ожидалось празднество, да широкий пир с самыми лучшими яствами. Уладив неотложные дела, Драгомир поспешил к дому волхва. Его ждала встреча с невестой.

    Неспокойно было на душе у князя. Томление не давало забыться, все стучалось в его сердце и стучалось. Великий князь не в силах был даже самому себе предельно честно ответить на вопрос – что собирается он делать с нежданной невестой? В душу его закралось смятение, и какое-то смутное тревожное предчувствие велело не спешить с решением.

    На подходе ко двору Драгомира радостно встретил волхв, да все ему подробно поведал о той ночи, когда девица иномирная явилась, да о самой невесте словом обмолвился добрым.

    – Говоришь, нет в ней ни следа ведовства? – переспросил Драгомир.

    Волхв развел руками.

    – Ни единого, князь. Сколько ни смотрел я. Так и не понял никто, как же она песнь твою услышала. Но недаром твоя мать ее еще до рождения тебе сосватала. Видела Василинушка, какая девица народится славная. Хороша девица князь, ой, как хороша! Лицом красива, телом ладна, характером пригожа! Все в руках ее умелых спорится. А уж ум какой острый!

    – Как она себя чувствует? Сильно хворает?

    – А ты знаешь, ей получше с той поры, как у нас она очутилась. В первые дни еще тяжко ей было, все жаловалась, что болит нестерпимо в груди и голове, лежала больше. Я ее снадобьями своими отпаивал, а потом потихоньку-потихоньку, день за днем она на поправку пошла. Того гляди, отпустит ее недуг. Может и не стоит ее отправлять обратно-то? Сгинет ведь девица почем зря. Жалко ее.

    Ты только того, поласковей с ней. Хорошая она, и ни в чем ведь не виновна перед тобой.

    – Разберемся, – ответил Драгомир, и направился во двор.

    Сердце ускорило свой бег, и грудь налилась странным томлением. И в голове пусто – ни одной мысли не осталось.

    Он застал ее около стряпной. Она срывала с грядки зеленые перья лука, что-то промолвила с улыбкой рядом стоящей девице, засмеялась. Ее звонкий смех зацепил нутро князя, будто кошка лапой, задел играючись. Она услышала шаги и тут же обернулась. Улыбка покинула ее лицо. Девица замерла, встала как вкопанная, кажется – вздохнуть боится. Их глаза встретились. И в груди великого князя будто лопнула струна. На краткий миг он позабыл обо всем, что их окружает, позабыл о людях, что стояли рядом.

    С тех пор, как он видел ее в последний раз, Радосвета и впрямь выглядела лучше – подобрела18 телом и лицом, отчего не выглядела нынче усталой, исчезли тени под глазами. Ее взгляд стал ясным, лучистым, лишенным нездорового блеска. Пребывание в Златославии явно пошло этой девице на пользу. Она и раньше будила у князя ненужные ему чувства, а теперь, одетая как девица златославских земель, и подавно. Это Драгомиру было совсем не по нраву.

    – Потолковать нам нужно. Иди за мной в горницу, – молвил Драгомир Радосвете и направился в избу волхва.

    Она молча пошла за ним. Оказавшись в горнице, девица сразу встала у окна.

    – Ежели на лавку сесть желаешь, не стесняйся, – предложил князь.

    Радосвета в ответ качнула головой, и гордо расправив плечи, осталась стоять у окна.

    – Почему ты позвал меня в ту ночь? – спросила она, и воззрилась на него без тени страха иль смущения.

    Князь и при первом ее взгляде там во дворе с изумлением отметил, что иномирная невеста не выглядела испуганной. Неужто не страшит ее, девицу с Земли его жуткая змеиная личина?

    Драгомир приблизился к ней. Но она не отступила, и все так же глядела на него. Только вот понять ее чувства по выражению глаз князь оказался не в силах. Больно много было в ее глазах необъяснимого.

    – Это вышло неосмысленно, – ответил он. – Я сам не мог осмыслить то, что совершил. Это древнее колдовство, и нам его разуметь подчас невозможно. Зовущая песнь звучит только для сильных ведуний. Но ты… – он подошел еще ближе, почти вплотную, так, что без труда можно было узреть серебристые крапинки в ее малахитовых глазах, дивную чистоту белой кожи, учуять запах, что источали ее волосы – теперь к малине и вереску добавился запах сытного пирога, который она, видимо, сейчас пекла к обеденной трапезе. На щеке, подернутой нежным румянцем, остался белый след от муки. Убрать его что ли…

    – Я не ведунья, – ее голос вырвал князя из хоровода ненужных дум. Порочных, манящих. Оттого и лишних.

    – Тогда странно, как смогла ты песнь мою услышать. И как она могла для тебя звучать, коли ты не ведунья, – отозвался Драгомир, наклонился к ней, пристально разглядывая на диво благолепное девичье лицо. – И я не чую в тебе этой силы. Но отчего же все это свершилось? Почему моя матушка вдруг решила сосватать тебя?

    – Мне это неведомо, князь, – ответила девица.

    Дивный ее голос. Такой дивный и чистый, что весенний ручей…

    Они молча смотрели друг на друга. Что-то дрожало меж ними – невысказанное, томительное, необъяснимое. Драгомир не видел в ней даже искры колдовской, и можно было бы ее отправить восвояси завтра же, но… Что-то тоскливо тянуло под сердцем, бередило душевный покой, и он не мог об этом не мыслить.

    – Ты вернешь меня домой? – спросила она, все так же глядя на него.

    – Междумирный переход пока закрыт. Откроется через пять дней. Тогда и отправлю тебя на Землю. Если уж так хочется.

    – Там моя семья, – ответила она и опустила глаза. – Я по ним тоскую.

    – Как твой недуг? Отпускает?

    – Вроде легче. А как оно на деле, здесь, в твоем мире трудно понять. Мой недуг и в моем-то мире не сразу у меня нашли.

    Мысль о том, что девица может исцелиться, покуда в его мире находится, не давала теперь Драгомиру покоя. Ведь если исцеляет ее здешняя земля, значит она все-таки ведунья. Только вот князь так и не узрел в ней и не почуял колдовскую силу. Что же это творится?

    Драгомир опустил взгляд на ее руки, что сжимали фартук со следами муки. Нежная кожа, тонкие пальцы. Вновь воззрился на ее лицо – ни следа загара, белое, холеное. Явно не крестьянскую дочь заманил.