- Готовы ли вы к испытанию? - спросил Цезарь Львович и сделал паузу. Окинув строй внимательным, изучающим взглядом, он продолжил:

Может быть, кто-либо не решается пойти на задание? Говорите, стесняться нечего. Возможно, кто-то себя плохо чувствует? Скажите. Не приказываю, а прошу этих товарищей выйти из строя.

Никто не шелохнулся.

Тогда Куников обратился к начальнику штаба капитану Катанову и приказал распустить бойцов на перекур, после чего построить их снова.

- Товарищи, кто постеснялся выйти сейчас, снова в строй может не становиться.

Командиры и политработники отошли в сторону.

- Неужели в строю не окажется двухсот семидесяти трех человек? - ни к кому не обращаясь, спросил начальник штаба.

- Пожалуй, на этот вопрос может ответить только Старшинов, - выразительно взглянул на меня Цезарь Львович. - Он тут старожил.

Я молчал. В памяти с молниеносной быстротой замелькали знакомые лица старшин и краснофлотцев. Их-то я знаю. Хорошие, крепкие парни!

- Разведчики окажутся в строю все, - наконец, твердо ответил я. - За них головой ручаюсь!

- Если кто побоится, то пусть лучше сейчас, пока не поздно, уйдет из наших рядов, - проговорил Куников.

Прошло десять напряженных минут. Начальник штаба снова построил отряд. Люди рассчитались по порядку номеров. В строю стояло двести семьдесят два человека.

Не ослышался ли я? Должно быть двести семьдесят три. Нет. Начальник штаба повторил цифру:

- Двести семьдесят два.

Значит, один все же не решился... Кто он? , Мою нервозность заметил наблюдательный командир отряда. Он ободряюще взглянул на меня и, словно ничего особенного не случилось, громко, чтобы слышали все, сказал начальнику штаба:

- Прекрасно! Ведите личный состав на корабли.

Мы с Цезарем Львовичем пошли в некотором - отдалении. Нас догнал старшина отряда Николай Иванович Алешичев и доложил, что в строю не оказалось недавно прибывшего с пополнением краснофлотца Капустина.

- Он вполне здоров? - поинтересовался командир.

- Абсолютно.

- Ясно, - Куников зачем-то поправил ремень. - В таком случае передайте начальнику снабжения, что краснофлотец Капустин останется в его распоряжении.

Около полуночи весь личный состав прибыл к месту посадки на корабли. Нас встретили старые друзья из 4-го дивизиона "морских охотников" - Николай Сипягин, Николай Щекочихин, Иван Леднев и другие командиры кораблей, которые не раз высаживали разведчиков во вражеский тыл.

Посадка прошла быстро и организованно.

Дивизион "морских охотников" вышел в море.

Между тем второй эшелон десанта готовился последовать за своими товарищами.

Подразделение старшего лейтенанта Ивана Васильевича Жернового было полностью подготовлено к погрузке на корабли. Личный состав с нескрываемым нетерпением ждал своей очереди.

- Товарищи! - обратился командир подразделения к бойцам, собравшимся на митинг. - Вы все уже знаете, какую задачу поставило перед нами командование. Мы идем не просто уничтожать врага, а открывать новую страницу великой битвы. Успех операции решит исход борьбы с немецко-фашистскими захватчиками на побережье Кавказа, будет способствовать дальнейшему наступлению наших войск, освобождению от гитлеровских захватчиков городов и сел нашей Родины, советских людей, томящихся в фашистской неволе.

- У многих из нас на временно оккупированной территории остались родные и близкие, - сказала медицинская сестра Надежда Лихацкая. - Они не простят промедления. Каждый день, каждый час, каждая минута нахождения в рабстве - это трагедия. Мы должны, мы не можем поступить иначе, чем идти вперед, драться с фрицами, гнать и гнать их с родимой земли.

Последние слова Нади Лихацкой потонули в буре негодующих возгласов:

- Смерть немецким оккупантам!

- Вперед, на врага!

Надя выждала, пока не установилась относительная тишина, и закончила:

- Я, конечно, не нахожусь в строю непосредственных бойцов. Но, знайте, друзья, медицинский персонал нашего подразделения будет всегда с вами, в самых опасных схватках, в огне. Мы поможем тем, кого настигнет вражеская пуля. А если потребуется, будем драться с гитлеровцами рядом с вами, в первых цепях атакующих.

Девушка умолкла, не зная, что бы такое еще сказать. Она просто не находила нужных слов для выражения чувства ненависти к врагу, своей верности матери-Родине.

Вслед за Надеждой Лихацкой слово взял начальник штаба подразделения лейтенант Алексей Рыбнев.

- На войне не бывает без жертв, - сказал он. - Но если кому-либо из нас суждено умереть, то умрем, как и подобает советским воинам.

Один за другим выступали бойцы и командиры, каждый хотел произнести самые заветные слова, поделиться своими мыслями.

- Что это вы, товарищ лейтенант, вроде бы о смерти говорили, - тихо шепнула Надя Лихацкая Рыбневу. - Можно подумать, что и впрямь на тот свет собрались.

- Я? - открыто улыбнулся тот. - Черта с два! Пусть фрицы умирают... Правда, случиться может всякое. Если смерти бояться, о победе думать нечего.

- И все-таки не умирайте, - покраснела девушка.

- Постараюсь, - отшутился лейтенант.

Он больше чем хорошо знал эту застенчивую и вместе с тем чрезвычайно решительную девушку. Рука об руку они дрались под Ростовом-на-Дону с гитлеровцами. Надя находилась в передних цепях, стреляла в немцев, подносила патроны к "музейному экспонату" Павла Потери.

- Тебе следовало парнем родиться, - шутили бойцы.

И никто, даже сам лейтенант Алексей Рыбнев, не знал, что в глубине души она тщательно скрывает ото всех нечто присущее только ей, девушке.

Надя с благоговением смотрела на молодого лейтенанта. Они вместе участвовали в художественной самодеятельности, вместе били врага. И только одно было врозь - тихая, безответная любовь.

Лихацкая знала, что Алексей женат. Знала и боялась выдать ему свои чувства. Подруги порой подшучивали, дескать, подойди и скажи. Подумаешь, у него в тылу жена. Фронтовая любовь крепче. Только Надя никак не реагировала на их реплики. Поплачет и смолчит. Лишь однажды открылась мне.- Вот вы, товарищ комиссар, понимаете человека, - начала она издалека. - А как, скажите, быть, если любишь?

С моих уст готова была сорваться трафаретная фраза о высоком чувстве, но я вовремя догадался, что она бессильна.

- У него есть другая, - вздохнула Надя, - жена... Она поведала мне о своем горе.

- Нет, нет, только прошу вас, ничего не говорите, - закончила девушка свою исповедь. - Мне не нужны советы. Их и так больше чем достаточно... Не нужны утешения. Просто захотелось поделиться с кем-то своей бедой. Я ведь Никогда-никогда так откровенно о себе никому не говорила... А Рыбнев хороший, добрый. Он очень чистый и правдивый. Ему не следует ни о чем знать.

"Чистый и правдивый"... Сколько раз вспоминал я эти слова, думал о потаенных чувствах русской девушки-бойца. На фронте, на самом переднем его крае, где, казалось, смерть смешивает все обычные понятия, сохранялось в девственной неприкосновенности высокое чувство, которым отмечены люди, мечтающие о мире, люди, для которых война - злейшее из зол.

И этим людям предстояло идти в огонь, драться с врагом, убивать и умирать в бою. Наблюдая за Надей Лихацкой, Алексеем Рыбневым и другими им подобными, я все больше утверждался в мысли, что таких людей не одолеть, не сломить. Высокие душевные качества делают их стойкими и решительными в минуты грозной опасности. Они раз и навсегда выработали свою линию поведения, изменить которую ничто не властно.

Вот такие простые, пусть даже немного сентиментальные люди и шли в десант. Шли, чтобы проявить совсем другие стороны своего характера.

Но об этом речь впереди.

В огне

Над морем нависла непроглядная пелена мрака. Под его плотным покровом корабли с первым эшелоном десантных войск приблизились к берегу и стали разворачиваться для нанесения артиллерийского удара. "Морские охотники", тряско подрагивая на волнах, ожидали сигнала к высадке десанта.