Старк Ричард (Уэстлейк Дональд)

Утонувшие надежды

Дональд Уэстлейк

Утонувшие надежды

Роман

Перевод с английского Р. Волошина, 1996.

Кругленькая сумма - семьсот тысяч долларов. Наличными! Но осуществить золотую надежду не так-то просто. Денежки захоронены в... гробу, гроб зарыт в тайнике, а тайник, увы, на дне водохранилища. Тяжело приходится в охоте за "дорогим утопленником" неудачливому грабителю Джону Дортмундеру и его бывшему сокамернику. А тут еще выясняется, что не только этим "ловцам удачи" известно о сокровище...

ОБЛОМ ПЕРВЫЙ

1

Над городом уже занимался серый рассвет, когда Дортмундер отправился домой и застал Мэй на ногах, в зеленых брюках из шотландки и мешковатом свитере. Услышав, как Дортмундер открывает дверь, она вышла из гостиной в прихожую, но вместо своего обычного "Ну, как?" произнесла голосом, в котором слышались одновременно и беспокойство, и облегчение:

- Ты вернулся.

Уставший и расстроенный, Дортмундер не обратил на ее слова внимания и ответил на совсем другой, привычный вопрос:

- Да неважно...

Открыв дверцу стенного шкафа, он принялся неторопливо извлекать из многочисленных внутренних и наружных карманов своей черной куртки инструменты и с глухим лязгом рассовывать их по полкам.

- Ювелир переехал в Ринбек, теперь на месте его магазина итальянская пиццерия. Антиквар забросил свои древности и начал торговать куклами из диснеевских мультиков. А в чековой кассе завели собаку. - Сняв куртку, Дортмундер поднес ее к глазам, рассматривая свежую прореху на спине. Проклятая подлая псина, - пробормотал он.

- Джон... - произнесла Мэй, в ее голосе слышалось напряжение. Пальцы левой руки сложились так, будто Мэй держала сигарету, сбрасывая воображаемый пепел на пол. Такого не бывало с тех пор, как она бросила курить.

Но у Дортмундера было полно своих забот. Повесив на крючок рваную куртку, он сказал:

- Самое время подумать, не начать ли мне честную трудовую жизнь. Впрочем, я успел прихватить малость, когда вышвырнул пса на улицу и он убежал. - Дортмундер извлек из-за пазухи комок банкнот и положил их на столик в прихожей.

- Джон, - сказала Мэй. Глаза ее округлились и побелели. - Тут какой-то человек.

Дортмундер замер, рука его зависла над деньгами.

- Что такое?

- Он говорит, - Мэй опасливо и подозрительно оглянулась на дверь гостиной, - что он - твой старый приятель.

- Кто говорит?

- Этот человек.

- Эл?.. - раздался хриплый надтреснутый голос, в котором тем не менее сквозили самоуверенные нотки. - Эл, это ты?

На лице Дортмундера появилось озадаченное выражение, сменившееся испугом.

- Нет, я не Эл, - ответил он.

В дверях гостиной появился мужчина - серый и холодный, словно рассвет за окном, сухой и жилистый старик чуть выше шести футов ростом, в серой ветровке, накинутой поверх мятой синей рабочей рубахи, в мешковатых штанах и черных стоптанных ботинках. Его шишковатая квадратная голова прочно сидела на каменных плечах, словно кишащий древоточцами чурбан. Глаза у него были тусклые, щеки заскорузлые, брови кустистые, а жиденькие седые прямые волосы лежали на больших отвислых ушах.

- Привет, Эл, - сказал старик. Губы его при этом оставались неподвижными. Но какому чревовещателю придет в голову использовать такое создание в качестве своего второго "я"? - Как поживаешь, Эл? - Хриплый бесцветный голос прямо протискивался сквозь эти окаменевшие губы. - Давно не виделись.

- Будь я проклят, - ответил Дортмундер. - Значит, тебя выпустили.

2

Старик издал звук, который можно было принять за смешок.

- Удивлен, а? - спросил он. - Я и сам удивляюсь.

- Стало быть, ты с ним знаком, - сказала Мэй так, словно не знала, хорошо это или плохо.

- Мы с Томом вместе сидели, - неохотно объяснил Дортмундер. - В одну пору даже были сокамерниками.

Угловатый, жилистый старик, чей облик так не вязался с домашним и милым именем Том, вновь издал этот свой смешок и добавил:

- Сокамерники. Кореша. Верно, Эл? Сведенные вместе причудой судьбы так, что ли?

- Да, верно, - отозвался Дортмундер.

- Почему бы нам не посидеть в гостиной? - предложил Том и сжал губы в тонкую прямую линию. - У меня там кофе стынет.

- Да, конечно, - согласился Дортмундер.

Том повернулся и направился в гостиную, шагая так, будто бы его скелет разобрали на части, да так и не сумели толком собрать, явно переборщив с "безумным клеем". Мэй яростно жестикулировала за его сутулой спиной, выражая бровями, плечами и пальцами безмолвное негодование: кто это такой? Как он оказался в моем доме? Когда все это кончится? Дортмундер в ответ подмигивал и кривил рот: понятия не имею, то ли у нас неприятности, то ли нет, поживем - увидим. Они вошли следом за Томом в гостиную.

Том выбрал себе лучшее кресло и уселся, свесив руку до пола. Дортмундер и Мэй заняли места на диванчике напротив. Они выглядели точь-в-точь как супружеская пара, которой только что предложили всерьез задуматься о страховании жизни. Том сдвинулся на край кресла, подался вперед и, взяв со столика чашку, стал с видимым удовольствием потягивать кофе. В нем было что-то от второстепенного персонажа из фильма о Великой депрессии - этакий старикашка, греющийся у маленького костра в обществе бродяг. Дортмундер и Мэй опасливо наблюдали за ним; наконец Том поставил чашку на стол, откинулся на спинку кресла и, слегка вздохнув, заявил:

- А я теперь спиртного - ни-ни. Отучился в тюрьме.

- Сколько же ты просидел, Том? - спросил Дортмундер. - Сколько же ты просидел за всю свою жизнь?

- За всю жизнь? - Том вновь издал свой смешок. - Всю свою жизнь просидел - вот сколько. В последний раз - двадцать три года. А должны были продержать до самой смерти. Тюрьма стала мне домом родным.

- Да, я помню, - отозвался Дортмундер.

- Дело в том, - продолжал старик, - что, пока я жрал казенные харчи, работал на правительство и спокойно спал в камере, мир стал куда хуже, чем в былые времена. Наверно, теперь меня не считают опасным для общества.

- С чего ты это взял, Том?

- Знаешь, почему меня выпустили? - ответил тот. - Все дело в инфляции, урезанном бюджете и переполненности тюрем. Общество взрастило - заметь, самостоятельно, без нашей помощи - целое поколение преступников, мелких воришек, которые и в подметки не годятся таким волкам, как мы с тобой, Эл.