Я начинал сходить с ума. Адольф Эйхман! Попробуй-ка, скажи ей, что она раздувает из мухи слона.

- Послушай, - сказал я, - говорить об...

- Довольно с меня разговоров, - заявила Хло и опять повернулась ко мне спиной. Бултых! Ее руки погрузились в воду.

- Не пора ли тебе в путь? - спросила Хло, не прерывая мытья. - Ты должен найти своего дружка Махоуни, не забыл?

Я искоса посмотрел на её спину.

- Ты со мной не пойдешь?

- У меня - своя жизнь, - сказала Хло мойке. - Сегодня я должна ехать к моей Линде. Кроме того, надо заглянуть домой, узнать, нет ли почты.

- Стало быть, - молвил я, - ты со мной не идешь.

- Нет. Я с тобой не иду.

- Ну что ж, - пробормотал я, - в таком случае, никуда ты со мной не пойдешь.

Она не ответила. Сочтя молчание Хло верным признаком того, что она никуда со мной не пойдет, я пошел в спальню, чтобы забрать свою рубаху, у которой был такой вид, будто её выстирали в чернилах фирмы "Брэндэкс".

Нет. Просто она была слишком грязная. Я покопался и откопал чистую белую сорочку Арти. Она оказалась вопиюще мала мне, но я не стал застегивать ворот, а рукава закатал до локтей, чем придал себе весьма приличный вид. Кроме рубашки, в платяном шкафу нашелся черный плащ, который, наверно, был велик Арти, потому что на мне сидел как влитой. Я заметил, что поначалу плащ был снабжен подкладкой на застежкам, которую впоследствии сняли, так что, возможно, именно поэтому плащ и пришелся мне впору: с теплой подкладкой он был бы впору не мне, а своему владельцу. Особенно, если владелец надел бы под плащ ещё и костюм или куртку.

Маленький пистолетик я запихнул в карман плаща, а большой решил оставить. Собравшись, вернулся в гостиную. Теперь Хло стояла у окна, курила очередную сигарету и угрюмо смотрела на улицу.

- Ну, я пошел, - сказал я.

- Прощай.

Вот как? Да чего же ей от меня надо? Я уже раз извинился, хватит. Да и обида из-за Эйхмана ещё не улеглась.

- Прощай, - ответил я.

Я был уже в дверях, когда она сказала:

- Глупец.

Я остановился.

- Что?

- Ты даже не знаешь, наблюдают они за квартирой или нет. Ты даже не потрудился сперва выглянуть в окно.

Она была права, я совсем позабыл о Траске или Слейде. Но я лишь сказал:

- Если они ещё там, я вернусь.

Хло покачала головой.

- Их там нет, - проговорила она деланно-утомленным голосом, словно давая понять, что больше не в силах выносить мое присутствие.

Что ж, взаимно.

- Большущее спасибо, - сказал я. - До свидания.

Я вышел и прикрыл за собой дверь.

Да, верно, Траск или Слейд убрался. Стоя перед домом, я видел пожарный гидрант на той стороне улицы. Он блестел в лучах полуденного солнца. Я спустился с крыльца и, повернув налево, зашагал к Западной четвертой улице. Я не стал поднимать голову, чтобы посмотреть, стоит ли Хло у окна гостиной.

Я был один.

Вы можете подумать, что ресторан на Центральном вокзале очень хорош. Достаточно посмотреть, сколько поездов собралось перед входом. Но собрались они напрасно.

А может, это я, а не ресторан, был повинен в том, что любая пища, которую я брал в рот, имела вкус песка. Понимаю, что я был вконец измотан, а голова, которая не варит, - главная причина несварения желудка.

Разброд в моих мыслях был связан с двумя совершенно разными людьми Хло Шапиро и Патриком Махоуни. Я по-прежнему безумно злился на Хло, но в то же время меня никак не оставляло вчерашнее желание, да и от перспективы продолжать свою одиссею без неё становилось не по себе. Но прежде всего этот налет неопределенности. Я до сих пор не совсем понимал, что же было у Хло на уме. Что касается Махоуни, то я жаждал встречи с ним приблизительно в той же мере, в какой хотел бы избежать её. Если вы помните старого безумного марсианина Вольто, который правой рукой подтаскивал к себе людей, а левой отпихивал их прочь, вам станет понятно, как я воспринимал Патрика Махоуни, помощника старшего инспектора.

Как и в случае с зубным врачом, лучшее, что можно было сделать, - это поскорее сходить к Патрику Махоуни. Я расплатился за свой песок, покинул ресторан и вошел в здание вокзала, где под щитовой рекламой "Кодак", такой же замысловатой и трудноусвояемой, как стриптиз Салли Рэлед, стояло скопление телефонных будок, похожее на пчелиный улей. На задней стене этого улья висели справочники, ради которых я пришел на Центральный вокзал.

Значит, так. Первым делом я прошерстил книги в поисках Патриков Махоуни и П. Махоуни вообще. Четырех я нашел в Куинсе, в Бруклине - ещё семерых, в Манхэттене - трех и в Бронксе - пятерых. Затем, вооружившись пригоршней десятицентовых монет, наменянных в ресторане, я вошел в одну из будок и принялся накручивать диск. Всякий раз, когда мне отвечал мужской голос, я спрашивал: "Старший инспектор Махоуни?", а если отвечала женщина, то осведомлялся "Инспектор Махоуни в управлении?" Получив несколько разнообразных ответов - все отрицательные с точки зрения моей задачи, а некоторые - юморные сами по себе, - я, наконец, услышал от одной женщины: "Да, он там и пробудет весь день".

Ага! Но куда я попал? Домой к Патрику Махоуни или просто к какой-нибудь родственнице, случайно знавшей, где он, мой Махоуни? Дабы выяснить это, я спросил:

- Вернется ли он домой к шести часам?

- Сомневаюсь, - был ответ. - Почему бы вам не поискать его в управлении?

- Хорошо, поищу, - пообещал я.

- Что передать... - начала она, и я повесил трубку.

Видите? Все очень просто. Теперь я знал, где его искать - нужного мне представителя сословия Патриков Махоуни. Если верить телефонной компании, его адрес был 169-88, 83-я авеню, Куинс.

Успех моего блистательного стратегического замысла придал мне уверенности и частично вернул надежду на успех, которая за последнее время серьезно пошатнулась. Воспользовавшись нахлынувшим воодушевлением, я бросился вперед.

В уголке, где едва слышался вокзальный галдеж, стоял книжный ларек, в котором я купил план района Куинс. Сверяясь с ним, обнаружил, что угол 169-й улицы и 83-й авеню находится в квартале под названием "Ямайка", всего в нескольких кварталах от станции метро на Независимой линии. Стало быть, пришло время возвращаться в подземку. Ощутимое унижение после вчерашних прогулок в роскошном мягком "паккарде", пусть и похожем на машину преступников.

Я с грохотом влетел в Куинс по Маячной линии и перешел на Независимую, которая и привела меня к Хиллсайд-авеню и 169-й улице "Ямайки". Я поднялся наверх, к веселому солнечному свету, взобрался на холм по 169-й улице и свернул направо на 83-ю авеню.

Район был жилой, тихий и приятный, для людей среднего достатка. Большинство домов построили ещё до Второй Мировой войны. Почти все они были особняками и стояли на просторных земельных участках. Дом 169-88 был похож на соседние - широкий двухэтажный особняк из строевого леса с пристроенным сбоку гаражом. Не очень хорошо ухоженный кустарник тянулся вдоль фасада, лужайка малость высохла, но недавно была выкошена, и посреди неё торчал щит с надписью светоотражающими буквами. "МАХОУНИ".

Тот ли это Махоуни? Брать взятки от мафии и жить в такой дыре?

Ну, а где ему ещё жить? Наверное, до сих пор я по-настоящему не задумывался о том, где должен обретаться продажный мздоимец из полиции. Похоже, я считал, что он проживает не иначе как в ночном клубе и держит на одном колене Мерри Андерс, а на другом - Барбару Николз. За спиной расфранченные кавалеры, все смеются, и шампанское льется рекой.

Но он проживал тут, в довольно чистеньком особняке строевого леса, на тихой боковой улочке, в квартале "Ямайка", район Куинс. И это немного пугало.

Проходя мимо дома Махоуни, я замедлил шаг, но не остановился. Было только три часа, а инспектора ждут домой в начале седьмого. Поэтому я добрел до следующего угла и свернул направо, обратно к Хиллсайд-авеню, чтобы предпринять прогулку по ней.

Чем дальше по Хиллсайд-авеню, тем более жалко она выглядела. Первые два квартала занимали банки и ресторанчики для гурманов, но потом пошли целые кварталы контор по торговле недвижимостью, стоявших вплотную друг к дружке тесными рядами. Маленькие, безвкусно-цветистые, не вызывающие доверия. На некоторых из них, чтобы вы знали, висели объявления типа: "Продаем старые дома".