Но это позже, не сейчас. Мария-Елена и Фрэнк еще не хотели спать. Оба они, каждый по своей причине, испытывали возбуждение и нуждались в успокоении. Они ушли на кухню и, закрыв за собой дверь, принялись наводить порядок. Мария-Елена рассказала Фрэнку о своей прошлой жизни в Бразилии, а тот немногословно поведал ей о бесконечных перипетиях своей бесцельной жизни и подробно рассказал о происшествии в Сент-Луисе, ставшем поворотным пунктом в его судьбе.
- Теперь я не могу допустить, чтобы меня поймали. Никаких больше мелких краж, никакого риска. На сей раз тремя-пятью годами не отделаться. Если меня схватят, мне конец.
- Значит, вам придется перестроиться, - шутливо заметила Мария-Елена. Она не могла понять, отчего излияния Фрэнка не вызвали у нее неприятия. Ей почему-то казалось, что Фрэнк - скорее хороший человек, вынужденный творить зло, нежели законченный мерзавец. Во всяком случае, он за всю свою жизнь не отравил ни одного ребенка.
Казалось, Фрэнк и сам удивлялся тому, что он столь откровенен с незнакомой женщиной.
- Я никогда еще не болтал так много, - признался он наконец. - Что со мной случилось? Я вверяю вам свою жизнь, хотя вовсе вас не знаю. Стоит вам позвонить в полицию, и меня как не бывало.
- Зачем мне это делать?
- Не знаю. Зачем люди делают гадости?
Уборка уже была закончена. Мария-Елена стояла спиной к раковине, скрестив руки. Фрэнк прислонился к холодильнику.
- Я не намерена устраивать вам неприятности, Фрэнк, - сказала она.
Фрэнк пожал плечами и натянуто улыбнулся.
- Остается только надеяться.
Мария-Елена развела руками.
- Вы первый человек, который разговаривает со мной за последние пять лет, - сказала она.
Его улыбка стала еще шире.
- Мне пришлось ждать меньше. Может, потанцуем?
- Здесь нет ни радио, ни магнитофона, - растерянно произнесла женщина.
- Неужели вы не слышите музыку?
Мария-Елена подняла голову и печально улыбнулась в ответ.
- Теперь слышу, - ответила она.
Фрэнк шагнул вперед, и Мария-Елена оказалась в его объятиях. Фрэнк не умел танцевать и знал об этом, а посему он повел женщину простым медленным шагом вокруг кухонного стола. Мария-Елена оказалась полнее и крепче, чем он думал, но это ему понравилось. В конце концов перед ним была не девчонка, а зрелая женщина. От ее волос пахло чистотой, а мягкая шея едва ощутимо благоухала духами. Ведя ее медленными шагами, напоминавшими тюремное шарканье, Фрэнк откашлялся и, набравшись храбрости, после двух неудачных попыток сумел наконец пробормотать:
- Можно мне... э-э-э...
- Да, Фрэнк. - Мария-Елена погладила его по плечу и поцеловала в шею.
32
Утром Кван проснулся, еще более слабый, чем накануне. Он отказался вставать с матраса на полу и лишь дважды приподнялся, чтобы проглотить немножко приготовленной Марией-Еленой смеси. На сей раз ему было больно глотать даже воду с медом, и большую часть дня он провел в дреме.
В недолгие периоды бодрствования Квана обуревало новое, доселе неведомое ему желание. Он сумел побороть отчаяние и окреп духом. Он по-прежнему мечтал умереть, покончить со своим бессмысленным существованием, но пропадать зря больше не хотел, а хотел он, чтобы о нем узнал мир правительства, чиновники, все те бесчувственные люди, которые довели его до нынешнего состояния.
Григорий тоже не покидал гостиную. Как только Мария-Елена отдернула занавески, он уселся на диван, на котором спал, и принялся разглядывать пустое пригородное шоссе за окном. Мария-Елена должна была увезти Григория в половине одиннадцатого, чтобы успеть в клинику к обеду, но когда она сказала ему, что пора собираться, он после недолгого колебания признался, что не хочет уезжать.
- Возвращаться в клинику бессмысленно, - шепотом сказал он, не желая будить заснувшего Квана. - Теперь там делать нечего. Я хотел бы провести оставшееся время в... Мария-Елена, можно мне остаться?
- Боюсь, врач будет против, - осторожно заметила Мария-Елена, усевшись рядом с ним на диван.
- Конечно, если я вам мешаю...
- Вы мне не мешаете, Григорий.
- Хотя бы на несколько дней.
Не желая терять достоинство, Григорий старался избегать просительного тона. Заметив это, Мария-Елена ответила:
- Надо позвонить врачу, спросить разрешения...
- Нет, - отозвался Григорий. На его лице появилось несвойственное ему лукавое выражение. - Они не знают вашего адреса, не знают даже, в каком штате вы живете.
- Но если вы исчезнете, они поднимут на ноги полицию, будут беспокоиться...
- Тогда я позвоню сам.
- Что ж, неплохая мысль, - отозвалась Мария-Елена, подумав, что врачу будет проще уговорить пациента. Она ничуть не возражала против присутствия Григория в своем доме, но как же лекарства? Как же больничный режим? Сможет ли Григорий выжить без медицинской помощи, сколько он протянет, предоставленный самому себе?
- Позвольте мне поговорить с врачом наедине, - попросил Григорий. - У вас на кухне есть телефон?
- Да.
Григорий вышел на кухню, поддерживаемый Марией-Еленой, которая усадила его на табурет у аппарата и, убедившись в том, что здесь с ним ничего не случится, покинула кухню, плотно притворив за собой дверь.
В прихожей стояли Фрэнк и Пэми, готовые выйти на улицу. У Марии-Елены мелькнула мысль, что они собираются уехать навсегда. Женщину обуял страх, от которого затряслись руки, а в голосе послышалась дрожь.
- Уже уезжаете? - спросила она.
- От меня не так-то легко отделаться, - ответил, улыбаясь, Фрэнк. - Мы с Пэми решили прокатиться по магазинам. Похоже, после вчерашней пирушки ваши запасы изрядно оскудели.
Он был прав. После неожиданного появления еще троих гостей, кроме Григория, в доме почти не осталось съестного.
- Да-да, поезжайте, - ответила Мария-Елена, ощутив внезапный прилив облегчения и понимая, что после всего, что было вчера, Фрэнк не смог бы уехать - по крайней мере сразу, сейчас. - Я запишу, что нужно купить, предложила она. - Я бы отправилась с вами, но Григорий...
- Ничего, мы сами справимся, - сказал Фрэнк. - Давайте список и рассказывайте, как проехать к магазину.
Мария-Елена сделала все, что нужно, и Фрэнк на прощание чмокнул ее в щеку, нимало не стесняясь Пэми. Мария-Елена вышла в гостиную и, остановившись подле спящего Квана, выглянула в окно, наблюдая за Фрэнком и Пэми, которые сели в "тойоту" и отъехали.