- Ну, дай вам бог! Сегодня же я передам вашу записку в совет и предпишу немедленно рассмотреть. Завтра приезжайте к нам, и я обещаю вам, что дело будет за вами... Выгоды слишком очевидны.

Борский весело откланялся генералу, зашел оттуда в канцелярию, пошептался с некоторыми чиновниками и из министерства поехал прямо к Наталье Кириловне. Он застал ее одну. Поцеловав ее руку, Борский положил перед ней депешу.

- Что делать? - спросила она, забавляясь маленькой обезьяной.

- Подписать, Наталья Кириловна. Только подписать!

- Вы меня не обидите, Борский? - проговорила она, вдруг пугаясь. Она пробежала телеграмму и боязливо взглядывала своими большими глазами на Борского.

- Наталья Кириловна! Ведь, кажется, мы испытанные друзья?

- То-то, смотрите... Уж я на вас полагаюсь, голубчик! - заметила она, с нерешительностью человека, боящегося быть обманутым. - Я женщина, в делах совсем неопытная...

Борский хорошо знал ее манеру. Он заметил ее колебание выговорить цифру, чтобы не продешевить, и поспешил ее успокоить, показав ей вексель с такою кругленькою суммой, что Наталья Кириловна не могла скрыть радости, быстро подписала свою фамилию, потом крепко пожала руку Василия Александровича и проговорила:

- Спасибо вам, дорогой мой!

"Дура еще ты!.." - промелькнуло у Борского.

Через неделю дело Борского было окончательно устроено. Оставалось только подписать контракт и внести пятьсот тысяч рублей залогов. В биржевом мире все уже знали, что Борский получает громадное дело, и маклера забегали к нему с предложением услуг по приисканию залогов.

У Борского не было ни гроша денег, когда он брал на себя громадный подряд. Ему недостаточно было достать залоги, ему нужны были, во-первых, средства, для того чтобы начать дело, а во-вторых - чтобы заплатить срочные долги. И он решился на следующее: под видом залога он, при помощи маклеров, набрал у разных лиц до трех миллионов в различных бумагах; из них пятьсот тысяч внес в интендантство, а остальные бумаги заложил в разных банках, и таким образом в один день у Борского явились громадные средства... Разумеется, никто и не подозревал, что залоги лежат не в интендантстве, а в банках.

И тотчас же закипела деятельность. Дом Борского оживился. Внизу была нанята квартира, где поместилась главная контора, в которой ежедневно работало тридцать человек с управляющим конторой во главе. Мистер Джеферс получил задаток на постройку завода. Во все концы России командированы были агенты для закупки хлеба и доставки его на завод. Надо было дорожить каждой минутой, и нельзя было особенно разбирать людей. Кабинет Борского кипел посетителями. То и дело являлись разные личности с предложением услуг... Словно почуяв запах денег, неизвестно откуда собирался весь этот люд, чтоб урвать кусочек из той громадной добычи, которая досталась счастливому человеку. Перед Борским кланялись, клялись, льстили и смотрели ему в глаза. Он точно вырос с тех пор как получил громадное дело. В его кабинете целый день толкался народ: одни за делом, другие просто для того, чтобы посидеть, позавтракать и пообедать... Неизвестно откуда явился отставной генерал, оказавшийся дальним родственником Борского, который рассказывал анекдоты и был постоянным посетителем. Знакомые Борского стали чаще забегать к нему, и тут, между разговором о деле, рассказывались военные новости, анекдоты и лилось шампанское. И странное дело: Борский не гнал всей этой сволочи, вдруг наполнившей его кабинет. Напротив, ему было не по себе, когда не было этой вечной суматохи, этих льстивых лиц, смотревших ему в глаза, подававших непрошеные советы, рекомендовавших своих родственников и перехватывающих на короткие сроки деньги. Ему словно необходим был этот антураж*, явившийся как-то незаметно.

_______________

* Окружение, среда (от франц. entourage).

Квартира Борского преобразилась. Сразу чувствовалось, что в ней ворочаются громадные куши, что здесь чуется громадная добыча. Среди громадных расходов ничтожными казались нескончаемые подачки, дорогие обеды, и каждый словно считал недостойным не урвать чего-нибудь. Кто занимал деньги, рассчитывая, конечно, не отдать какие-нибудь триста пятьсот рублей. Стоит ли отдавать "этому подлецу", который огребает миллионы. Кто просто хотел вкусно позавтракать и даром напиться. Александра Матвеевна ездила каждый день, перехватывала деньги и восхищалась "гениальным" зятем.

Среди этого вечного гама в кабинете у Борского большинство посетителей на все лады толковало о величии момента, о будущности России, о заре на Востоке и в конце концов о нашем добром солдате.

И в то время, как солдат умирал, здесь в кабинете кишела целая стая патриотов, жаждущих только случая ограбить этого самого "бедного" солдата.

С каким-то недоумевающим страхом взирала Елена на эту перемену в образе жизни ее мужа. Ей непонятна была вся эта сутолока, превратившая их тихий дом в какой-то трактир с постоянными гостями и разливным морем. Она редко показывалась в кабинете, но в столовой ей поневоле приходилось встречаться с разными новыми лицами, которые говорили ей комплименты, похваливали блюда и вина и сообщали разные слухи с театра военных действий. Начало кампании обещало такой же блестящий конец, и все нетерпеливо ждали новых победных телеграмм.

Елена рассеянно слушала все эти разговоры и радовалась, когда кончался обед и гости уходили в кабинет.

Борский в последнее время баловал ее сюрпризами. То приносил ей какие-нибудь дорогие серьги, то дарил роскошные материи. За неделю до отъезда на дачу он купил ей пару прелестнейших пони и объявил Елене, что рядом с их дачей он нанял дачу для Чепелевых.

- Ты будешь меньше скучать! - заметил при этом Борский. - Мне придется бывать часто по делам в городе, а вы с отцом будете кончать кампанию.

Елена благодарила мужа за его внимание, благодарила за подарки, но они не занимали ее. К чему ей все это?.. Она трепетно ждала весточки с театра войны, со страхом читала известия об убитых и раненых и каждый день заезжала к отцу узнать, не получено ли письма.

Старик неизменно покачивал головою и при этом замечал:

- Ему, брат, не до писем теперь. Какие письма!.. Он, разумеется, жив и здоров... Теперь, слава богу, мы все знаем... Газеты все сообщают!

Невеселая уезжала она домой и проходила к себе в комнаты. Среди домашнего шума она чувствовала себя одинокой. Она садилась за книгу, но книга вываливалась у нее из рук, и она думала о Венецком. Прочитывая скорбные списки, она нередко задумывалась, и слезы катились из ее глаз. Ей тяжело было оставаться здесь. Ее манило туда, где гибли люди, ей хотелось помочь им, заглушить свою тоску в море чужих страданий. Она намекнула как-то об этом Борскому, но он странно усмехнулся и заметил, что и без нее много сестер милосердия.

За несколько дней до переезда на дачу Борский давал парадный обед. Приглашены были избранные знакомые, два отставных министра с женами, один влиятельный генерал, финансовый туз и известный петербургский оратор, любивший говорить за обедами экспромты. Обед был заказан тонкий, и Борский сам хлопотал, чтобы все было хорошо.

К шести часам начали съезжаться гости. В гостиной весело болтали о войне. Только что была получена телеграмма о блестящем забалканском походе кавалерии и о взятии Елены*... Никто из присутствующих еще не знал о Плевне.

_______________

* Город в Болгарии.

Обед прошел превосходно. С бокалом шампанского в руке поднялся с места господин в военной форме, провел рукой по лысому лбу и просил позволения сказать слово. Все, конечно, изъявили живейшую радость, и оратор произнес один из тех своих экспромтов, которые, как говорили злые языки, сочинялись им заблаговременно и выучивались наизусть. Он начал о величин патриотического подъема, вспомнил двенадцатый год, вспомнил крымскую кампанию, не упустил из виду доблестного русского народа и кончил знаменательным указанием, что скромное пиршество происходит у русского человека ("старинного моего добродея и приятеля"), который в годину трудных испытаний пришел на помощь государству, "бросил к его ногам" свое "чисто русское" изобретение и дал казне миллионные сбережения...