Таковы различные второстепенные принципы. Постоянство и более или менее резкое впечатление, производимое неизменными отношениями на внутреннее и внешнее наблюдение, определяют познание их единообразия, а так как эта частая повторяемость и эта живость впечатления зависят от условий, указанных выше, то из этого выходит, что порядок, в котором группируются и обобщаются факты, должен зависеть от более или менее полного осуществления сказанных условий. Посмотрим, насколько факты оправдывают это заключение; для этого мы исследуем сперва немногие из них, которые выясняют общий принцип, а затем и те, которые уясняют и вытекающие из него частные принципы.
Отношения, первые признаваемые как единообразные суть отношения, существующие между общими свойствами материи: осязаемость, видимость, сцепление, тяжесть и т. д. Мы не думаем, чтобы было когда-либо время, когда на сопротивление, оказываемое предметом, смотрели как на исходящее из воли этого предмета, или чтобы было время, когда давление тела на руку приписывалось бы действию живого существа. Эти отношения суть те, с которыми мы чаще всего сталкиваемся; они заметны, просты, конкретны, действуют на нас непосредственно, а потому и первые понимаются и сознаются.
То же самое можно сказать и относительно обыкновенных явлений движения. Падение какого-нибудь тела, как только оно будет лишено подставки, есть факт, поражающий нас непосредственно, факт очевидный, простой, конкретный и повторяющийся очень часто. Поэтому-то этот факт и был признан законом прежде всякого предания. Мы не знаем, было ли такое время, когда движения, производимые земным притяжением, приписывались какой-либо воле. Если иногда и прибегали к посредничеству какого-либо свободного деятеля, то лишь в том случае, когда дело шло о каком-нибудь неясном отношении или о каком-нибудь факте, причина которого оставалась неизвестной, как-то падение аэролита. С другой стороны, движения одного и того же рода, как и движения падающего камня, а именно движения небесных тел, оставались долгое время необобщенными и считались действиями какой-то свободной воли, до тех пор пока не было установлено их единообразие. Это различие не зависит, очевидно, от степени сложности или абстрактности, потому что эллиптическое движение планеты есть явление столь же простое и конкретное, как и движение стрелы, описывающей параболу. Но предшествующие явления не были подмечены, а последующие данные длятся долго и повторяются не часто. Вот поэтому-то и запоздали свести эти явления к законам; это доказывается тем, что они были последовательно обобщены по степени их повторяемости и очевидности: сначала месячный цикл Луны; затем годичное движение Солнца; затем периоды планет внутренних и, наконец, периоды планет внешних.
В то время когда астрономические явления еще приписывались какой-то воле, некоторые земные явления другого порядка, но равной простоты истолковывались точно таким же образом. Замерзание воды при низкой температуре есть факт простой, конкретный и близкий нам; но он не так часто встречается, как явления, какие мы только что рассмотрели, и не так легко доступен пониманию в своей причине. Хотя все климаты, за исключением тропиков, довольно правильно являют нам зимой то отношение, какое существует между холодом и замерзанием, однако весной и осенью случайные утренние заморозки не имеют очевидного соотношения со степенью температуры. Так как ощущение не является мерилом верным, то для дикаря невозможно понять точного отношения, существующего между температурой в 32o по Фаренгейту и замерзанием воды. Вот почему так долго приписывали это явление личной олицетворенной причине. То же самое случилось и с ветром, на тех же, только еще больших основаниях. Неправильность и непонятность ветра допускали долгое время его мифологическое объяснение.
В то время когда единообразие многих совершенно простых неорганических отношений еще не было признано, некоторые органические, очень сложные и совершенно специальные отношения были уже обращены в законы. Постоянная связь перьев и клюва, четырех лап и внутренней костной системы была таким фактом, с которым все дикари всегда были близко знакомы. Если бы какой-либо дикарь нашел птицу с зубами или млекопитающего, покрытого перьями, он был бы так же удивлен, как и самый ученый натуралист. А эти органические явления, единообразие которых так рано было признано, безусловно той же природы, как и те более многочисленные явления, постоянство которых было признано впоследствии биологией. Постоянная связь молочных желез с двумя затылочными отростками позвонков с зубами, сидящими в ячейках рогов со жвачкой, - вот чисто эмпирические обобщения, известные с незапамятных времен первобытному охотнику. Ботаник не может понять таинственного соотношения существующего между мотыльковыми цветами и семенами, заключенными в плоский стручок: он знает эти и другие подобные соотношения как простые факты, точно так же как дикарь знает соотношения, существующие между определенными отдельными листьями и определенными отдельными родами деревьев. Если большое число этих однообразных отношений, совокупность которых и составляет по большей части органические науки, были известны очень рано, то это объясняется живым впечатлением и частой повторяемостью, с какой они доступны для сознания. Хотя очень трудно открыть соотношение между особым криком какой-либо птицы и мясом, годным для пищи, однако оба эти члена соотношения поразительно часто являются наблюдению, а знание объединяющей их связи непосредственно заинтересовывает наше личное благосостояние. С другой стороны, бесчисленные отношения того же рода, даже еще чаще представляющиеся нам в растениях и в животных, остаются неизвестными в течение веков, если только они малопоразительны и значение их неясно.
Если, переходя от этого первобытного состояния к состоянию более развитому, мы доберемся до времени открытия тех менее известных законов, которые составляют главным образом то, что называется наукой, то мы найдем, что порядок их открытия обусловлен теми же причинами. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть отдельно влияние каждого из второстепенных принципов, указанных выше.
Что законы, имеющие непосредственное отношение к сохранению жизни, были открыты, при равенстве прочих условий, раньше законов, заинтересовывающих нас лишь косвенно, - это факт, засвидетельствованный историей науки. Привычки еще диких племен, устанавливающих время по фазам Луны и дающих при обмене определенное число вещей за равное число других вещей, доказывают, что понятия равенства и числа, давшие начало науке математике, развились под влиянием личных потребностей; и несомненно, что эти общие отношения чисел между собой, составляющие часть правил арифметики, были открыты в первый раз умом в практике торгового обмена. То же самое можно сказать и о геометрии. Этимология этого слова показывает нам, что наука эта состояла вначале из определенного числа правил, необходимых для дележа земель и для постройки жилищ. Свойства весов и рычага, составляющие первое основание механики, рано были обобщены под давлением потребностей торговли и архитектуры. Необходимость прочного установления времени религиозных праздников и земледельческих работ понудили людей к изобретению самых простых астрономических периодов. Первые познания по химии, в том виде, как они находятся в древней металлургии, конечно, возникли из исследований, какие должен был делать человек для улучшения орудий и инструментов. Алхимия последующих времен показывает нам, что значило для открытия определенного числа законов горячее желание доставить себе личные выгоды. Даже наш век не лишен примеров такого рода. "Здесь, - говорит Гумбольдт о Гвиане, по которой он путешествовал, - здесь, как и во многих странах Европы, науки считаются достойными занятиями для ума, лишь поскольку они могут непосредственно способствовать благосостоянию общества." "Как поверить, - говорил ему один миссионер, - что вы покинули вашу страну, чтобы приехать на берега этой реки, где вы рискуете быть съеденным москитами, чтобы измерять земли, вам не принадлежащие?" Подобные примеры можно встретить и в нашей стороне. Натуралистам известно, с каким презрением смотрят рыбаки на собираемые ими коллекции по берегу моря для микроскопа или аквариума. Их недоверие к ценности таких коллекций таково, что только большим вознаграждением, и то не всегда, можно соблазнить их сохранить остатки, остающиеся в их сетях. Но к чему искать далеко доказательств, когда мы можем их иметь довольно и из ежедневных разговоров с теми, с кем мы живем. Желание обладать "практической наукой", которая могла бы служить потребностям жизни, таково, что увлечение научными исследованиями, не имеющими непосредственного применения, кажется смешным; этого вполне достаточно, чтобы показать, что порядок открытия законов зависит по большей части от более или менее непосредственного влияния их на наше благосостояние.