Исключая из своей философии свобода достигнет наивозможной идею и сознание причины, широты; в котором человеческая обнаруживающейся нам во всех природа будет путем социальной явлениях, но, однако, признавая дисциплины так приспособлена к необходимость религии со гражданской жизни, что всякое свойственным ей объектом, Конт внешнее давление будет бесполезно и принимает за тот объект человечество каждый будет господином сам себе, в Эта коллективная жизнь (общества) в котором гражданин не будет допускать системе Конта есть "Высшее Существо" никакого посягательства на свою (E'tre Supreme) единственное, свободу, кроме разве того доступное нашему познанию и, посягательства, которое необходимо следовательно, единственное, для обеспечения равной свободы и для подлежащее нашему обоготворению. других; в котором самопроизвольная

кооперация, развившая нашу

промышленную систему и продолжающая

развивать ее с быстротой все более

возрастающей, поведет к упразднению

почти всех социальных функций и

оставит в качестве цели

правительственной деятельности

былого времени только обязанность

блюсти за свободой и обеспечивать

эту самопроизвольную кооперацию; в

котором развитие индивидуальной

жизни не будет ведать себе иных

пределов, кроме наложенных на него

социальной жизнью, и в котором

социальная жизнь будет преследовать

только одну цель - обеспечение

свободного развития индивидуальной

жизни.

Я же, напротив, полагаю, что

объектом религиозного чувства всегда

останется то, что было им всегда и

раньше, а именно неизвестный

источник бытия. Тогда как формы, под

которыми люди сознают неизвестную

причину вещей, меняют и исчезают,

сущность, заключающаяся в этом

явлении сознания, всегда остается

одна и та же. Начав с понятия

причинных деятелей не вполне

известных, перейдя потом к понятию

деятелей менее известных и менее

доступных познанию и дойдя, наконец,

до понятия всеобщей причины,

признанной за абсолютно

непознаваемую, - религиозное чувство

достигло объекта, от которого оно

никогда не должно отказываться.

Придя, после целого ряда эволюции, к

принятию Бесконечного Непознаваемого

за объект созерцания, религиозное

чувство не может более (если только

не пойдет вспять) снова принять за

объект созерцания конечное

познаваемое, каким является

человечество.

Вот еще несколько пунктов, и весьма важных, причем два последних даже чрезвычайно важны, относительно которых мои идеи диаметрально противоположны идеям Конта; если бы позволяло место, к этим пунктам разногласия я мог бы прибавить много других. Таким образом, расходясь с Контом решительно во всем, что есть существенного в его философии, и заявляя постоянно свое разногласие печатно и в частных беседах с самого того времени, когда я впервые познакомился с его сочинениями, я был крайне удивлен, когда увидал себя причисленным к его ученикам. Я понимаю, что те, которые читали только Основные начала, могли еще быть введены в заблуждение указанным выше образом вследствие двусмысленности термина "позитивная философия". Но чтобы тот, кто знает мои предшествующие сочинения, мог предположить, что между учением Конта и моим есть какое-либо общее сходство, кроме разве того сходства, которое вытекает из предпочтения, оказываемого доказанным фактом перед простыми предрассудками и суевериями, этого я никогда не мог предполагать.

Правда, расходясь с Контом во всех его основных принципах, характеризующих его систему, я приближаюсь к нему во многих вопросах второстепенной важности. Так, я ссылаюсь на Конта в своей попытке подтвердить новыми доказательствами учение о том, что воспитание отдельной личности должно согласоваться как в своей цели, так и в направлении с воспитанием человечества, рассматриваемого исторически. Я вполне разделяю мнение Конта относительно необходимости в новом классе ученых, на обязанности которых лежало бы сведение воедино результатов, добытых другими. Конту же я обязан и своим понятием социального consensus; и когда настанет время рассмотреть это понятие, я засвидетельствую ему мою признательность. Я принимаю также изобретенное им слово социология. Кроме того, в тех его сочинения, которые я читал, я находил немало побочных наблюдений, весьма верных и глубоких, и я не сомневаюсь, что еще большее количество таких истин скрыто и в других его трудах, которые я не читал { Я прочел "exposition" Конта в подлиннике в 1853 г.; впоследствии мне также приходилось справляться с оригиналом, чтобы сверить его точные выражения. Неорганическую физику и первую главу из Биологии я прочел в сокращенном переводе мисс Мартино, как только он появился. Остальные взгляды Конта известны мне только из сочинений м-ра Льюиса и из сведений, усвоенных мною из различных мест.}. Весьма также возможно (так как в этом меня уверяют), что я сказал несколько таких вещей, которые были сказаны Контом раньше меня. Было бы трудно, я думаю, найти двух людей, у которых не оказалось бы некоторых одинаковых мнений. Тем более было бы странно, если бы два человека, исходя из одних и тех же общих доктрин, установленных современной наукой, могли идти по одному пути исследований, никогда не сталкиваясь друг с другом. Но какое значение может иметь наше единомыслие относительно второстепенных пунктов, если мы расходимся в основных принципах? Если выключить те общие истины, которыми мы владеем сообща со всеми учеными и мыслителями нашего времени, различия между нами оказываются весьма существенными, тогда как сходство весьма несущественно. А я беру на себя смелость думать, что родство должно основываться на признаках существенных, а не на побочных обстоятельствах { Литтре, в своем недавно изданном труде Огюст Конт и позитивная философия, защищая Контову классификацию наук против критических замечаний, сделанных мною в "Генезисе науки", обращается со мною вполне как с противником. В начале главы, посвященной им возражению, он ставит меня в оппозицию к английским ученикам Конта, каковы Милль и Бокль.}.

Кроме двусмысленного значения выражения "позитивная философия", имевшего своим следствием то, что к числу учеников Конта были причислены многие мыслители, или отчасти, или вовсе не признававшие его принципов, есть еще одно особое обстоятельство, которое еще более способствовало причислению меня к той же категории. Предположение о некотором соотношении между Контом и мною неизбежно должно было вытекать из заглавия, данного моему первому труду: Социальная статика. Когда эта книга печаталась, я не знал, что заглавие это было уже раньше употреблено; если б я знал, я дал бы своему труду иное название, которое имелось у меня в виду { Я думал в то время, да и теперь продолжаю также думать, что выбор этого заглавия имел совершенно особый смысл, чем какой давал ему Конт. В то время как я писал эти строки, я напал на некоторые причины, заставившие меня предположить противное. Перечитывая Социальную статику, чтобы припомнить свои взгляды на социальную эволюцию в 1850 г., когда о Конте я знал только понаслышке, я нашел следующую фразу. "Социальная философия весьма удобно (подобно Политической экономии) может быть разделена на две части: статику и динамику". Я вспомнил, что это была ссылка на деление, которое я прочитал в Политической экономии Д. С. Милля. Но почему я не сослался тогда на Милля? Перечитывая первое издание его сочинения, я нашел в начале IV книги следующую фразу: "Три предшествующие части заключают в себе настолько подробное, насколько это позволяют пределы этого сочинения, обозрение того, что, по удачному обобщению математической формулы, было названо статикой этого предмета". Это помогло мне решить вопрос. Разделение это было сделано не Миллем, но, по моему предположению, каким-нибудь другим писателем по политической экономии, которого он не назвал, а сам я не знал. Тем не менее теперь достаточно ясно, что, рассчитывая дать более обширный смысл этому делению, я пользовался им только в том узком смысле, какой придал ему Милль. Другое обстоятельство, по-моему, также ясно: так как я очевидно хотел указать на мое заимствование у неизвестного мне экономиста, разделение которого я постарался расширить, то я конечно назвал бы его по имени, если бы знал. И в этом случае я не стал бы считать расширения этого разделения за нечто новое.}. Однако если вместо одного заглавия обратиться к самому сочинению, то станет очевидно, что оно не имеет никакого отношения к философии Конта. Относительно этого имеется решительное свидетельство. В "North British Review" за август 1851 г. в рецензии о Социальной статике говорится следующее: