А он стал меня уговаривать, дескать, не шуми, не вызывай осложнений. Дело должно выясниться. Просто они нас не за тех приняли. Но если мы проявим несдержанность, мы можем таких дров наломать...

Ну и я его послушался.

Сидим в кутузке.

Жрать два раза в день приносят.

Холодец какой-то сладкий и больше ничего.

Даже кусочка хлеба не дают. И такая это, скажу вам, гадость, этот холодец, хоть голодовку объявляй.

Сижу я и думаю: "И на кой черт мы сели на эту проклятую планету. Мало того, что ободрались, да еще в такую историю втрескались. Хуже ничего и придумать нельзя".

И такая меня тоска взяла. В самом деле, сидим в тюряжке, как граф Монте-Кристо.

Сидел я, сидел да запел песню: "По диким степям Забайкалья".

И так мне себя стало жалко, прямо слезы закапали с глаз.

Думаю себе: "Ах маманя-маманя, да зачем ты меня на белый свет народила, чтобы я тут, невесть где сгинул ни за что".

Только недолго я кручинился. Меня тоска очень-то не берет, Я сам на кого угодно тоску нагоню.

Вот так мы и отсидели два дня.

На третий день вызывают нас к следователю.

Сидит боров мордастый, своими длинными ушами водит.

Смотрит он на нас и ехидно эдак улыбается.

"Как дела, товарищи-браконьеры?" - спрашивает.

А мы ему: "Да помилуй бог, очнись-перекрестись. Сколько раз про это дело говорить можно. С какой стати браконьеры? Мы посланцы из Солнечной системы. Вы нас должны с хлебом-солью встречать. А вы нас в кутузку.

У нас мотор отказал, вот потому-то и сели мы к вам. А зайцев убили потому, что помирали с голодухи - три дня летели, не жрали - в пыльную бурю попали".

А он нам ехидненько: "Вы нам уши не стригите. Мы тоже не лыком шитые. Нас так это просто разными сказочками не проведешь. Только вот за незаконную охоту будете отвечать по закону".

"Во - баран! - говорю я Юрке. - Хоть ты объясни ему. Ты как-никак в институте обучался".

"Правда, - говорит Юрка, - мы посланцы из Солнечной системы".

"А меня это не интересует, - отвечает он. - Меня интересует лишь то, что вы нарушили закон, занимаясь незаконным отстрелом очень редких и очень дорогих зверей в государственном заповеднике. А сказки можете мне яе рассказывать. Я давно уже вышел из детского возраста, и сказки меня мало интересуют. Если же говорить о ваших противозаконных действиях, то согласно уголовного кодекса вам грозит заключение сроком от 5 до 10 дет".

- Правда, что ли?

- Да, так нам и говорит, зверь.

Сказал нам так, а я прямо тут же и взбесился, кричу: яет, мол, дорогой товарищ-гражданин, ты наш разлюбезный следователь, что-что, а вот срок ты нам не пришьешь.

Ты не думай, что мы такие лопоухие, что нас можно так просто на испуг взять. Мы объявляем вам голодовку и отказываемся отвечать на все ваши вопросы.

Вот так и сказал.

А он смеется.

Да какой к черту смех? Какой может смех?

- Это он точно вас на испуг брал!

- И я про то же говорю. Прилетели, так будьте любезны встретить со цветами, с хлебом-солью. Как-никак, контакт миров.

Смеется, гад, и хоть бы что.

Тут я снова вскакиваю и говорю: "Я требую прекратить это безобразие, мы вам не клоуны. Нечего смеяться и строить эти гадские ухмылочки. Я требую, чтобы о нашем аресте сообщили нашему посольству".

"Да какое же тут может быть наше посольство? - шепчет Юрка. - Тут такого и близко нет".

"Ну а раз нашего нет, так какое-нибудь другое поблизости есть. Ты ж кино "ЧП" смотрел? Смотрел. Что, на них, что ли, власти здесь никакой нет? Что хотят, выходит, то и делают?"

"Да нет тут поблизости ничего похожего".

"Тогда пусть сообщат своему правительству. И не маринуют пускай здесь нас".

И уже следователю заявляю: "Сообщите своему правительству о том, что мы заявляем протест".

"Да уж кое-куда сообщим", - ухмыляется.

"Вот, вот, сообщите, сообщите!" "Да уж будьте спокойны. И первым делом сообщим в ваше Барбарисовское посольство. Пусть порадуются, как мы тут вас застукали. Нам-то что - это вы свою страну позорите. Только повторяю, от ответственности вам не уйти и судить вас будут у нас и по нашим законам. Что же касается всяких там ваших угроз, то предупреждаю вас в последний раз: хулиганства не потерплю. Будете булгачить, только вам хуже будет".

И все это так ласково говорит, будто кусок вареньем намазывает, а сам недобрыми глазами зыркает.

Тут мы ему ничего больше говорить не стали и потому, что дали зарок не отвечать ему, да и потому, что видим; говорить с ним совершенно бесполезно.

Сидим и молчим. Делать нам больше нечего, как сидеть да ждать, куда судьба нас вынесет.

Только трах-бах, в ту же ночь, в третьем часу будят, Мы прямо перепугались - что еще за фокусы? Глаза продрали, видим, охрана так мило улыбается, что подумали мы, уж не хотят ли они нам сюрприз какой преподнести.

А оно и точно так оказалось.

Сюрприз нас ждал.

"Выходите", - ласково говорят они.

Прямо так это ласково, что дальше-то и некуда.

"Гляди-ка, - говорю я Юрке, - такими кавалерами стали, а вчера еще взашей тыкали. Только я их что-то совсем не пойму, что у них на уме. Или правда, что другая цивилизация, так все шиворот-навыворот.

И повели они нас длинным коридором.

Заводят в огромный зал, а там народу ихнего видимоневидимо. Все на нас смотрят, глаза горят, между собой что-то перешептываются. Ну чисто в зоопарке.

И вдруг все, раз, и стихло, и выходит к наги из этой толпы важный такой генерал, не генерал, а прямо целый туз. К нам подходит, свою сивую голову низко перед нами склоняет да и говорит нам провинившимся голосом: "Извините нас, ребятки, очень уж извините. Ошибка у нас произошла. Мы вас по недоразумению за соседских браконьеров приняли. А вы-то в самом деле оказались посланцами из другой цивилизации. Тысячи извинений, тысячи извинений".

Ну мы люди не гордые, видим такое дело, извинили их, ву а они тут же нас в самолет да в свою столицу.

- Ну а как с тем следователем стало дело?

- А ему после этого по шапке дали.

Так он потом за нами вдогонку: простите, братцы, то да се. Чуть ли не на коленях полозит перед нами - хочет нас разжалобить.

Да только нам не до него. Мы на него даже и не; поглядели.

Привезли нас в столицу, в распрекрасный город. Поселили в самом центре в роскошном дворце.

Тут у нас голова прямо кругом пошла. Что ни день, то приемы, встречи, званые обеды, улыбки, цветы, рукопожатия, пресс-конференции.

Про фотографии в журналах и газетах я молчу. Их столько, хоть три комнаты обклеивай.

А какие нам богатые подарки дарят. Прямо складывать не знаем куда.

Вот как жизнь наша переменилась.

Президент ихний, такой щупленький старичок, тоже в честь нас прием устроил: подвезли его к нам на колясочке, он нам руки пожал, пару приветственных слов прошепелявил.

А его секретарь здесь же нам вот эти медали повесил.

Вот эти самые.

И все бы ничего. Да надо же случиться такой беде - не беда, прямо целый пожар: втюрилась в меня внучка этого самого президента. Люблю и все. И больше нет у нее никаких слов.

Конечно, удивительного тут я ничего не вижу - парень я видный - не одна девчонка по мне засохла в свое время.

Да и сейчас.

И звать эту президентову внучку Люсей. Так ничего себе, все у ней на месте. Не то что иная там мордоворот или стиральная доска. Такая же длинноногая, как и все.

А я в длинноногих толк знаю.

Ну я парень не промах - любит, это хорошо.

А Юрка меня одергивать стал: как, мол, у тебя все это быстро. Раз, и в сани. Смотри, как бы чего не вышло.

А я ему отвечаю: "А чего смотреть-то? Сам-то ты что говорил, вспомни. Мне, мол, с другой цивилизации надо. Вот она и цивилизация другая. Или, может, не такая, какую хотел. Ну смотри, твое дело".