Лик, давай ты. Скажи ему что-нибудь. У вас, у девчонок это как - то проще получается - посочувствовать. А то я подойду, спрошу: "Чего ревешь?" он и стушуется. Вроде я смеюсь.

Ладно. - Лика одернула футболку, поправила задники у домашних тапочек с меховыми собачьими мордочками и потрусила к пригорку на котором сидел человек лет двенадцати - тринадцати, слегка рыжеватый, как потом оказалось голубоглазый и остроносый, в общем симпатичный, и всхлипывал. Он растирал слезы грязными кулаками, пытаясь прекратить их поток, но тщетно!.

Братья последовали за ней на расстоянии достаточном, но все же не слишком большом, преодолимым в три прыжка, на случай если сестре потребуется помощь. Кто их знает, этих мальчиков начала семнадцатого века, как они с девочками обращаются.

Тебе помочь? Может ты ушибся? - Лика подошла сзади и тронула незнакомца за плечо.

Нет! - Он вскочил и отпрянул. На нем была просторная шелковая рубашка с широким воротом, без пуговиц, и короткие, похожие на шорты, штаны из плотного серого сукна. Икры обтягивали белые гольфы с бантиками у колен, кожанные туфли украшали металлические пряжки. Вид у мальчика был прямо скажем не бедный, но заплаканное лицо, которое он поспешно тер грязными руками говорило о том, что беда притаилась поблизости

- Что случилось? - Снизу вверх Лика заглянула в глаза мальчика, он был несколько выше неё ростом, пожалуй вровень с Сашей

Кто ты? - В свою очередь спросил незнакомец.

Меня Леокадия зовут. Можно Лика. А вон мои братья. Александр и Базель. (в самом деле, какие там Саша и Вася).

Я Михель. Я живу здесь, но никогда вас не видел. И ещё Леокадия женское имя, а почему ты в клюлотах?

В чем? - не поняла Лика.

На тебе, как и на мне французские штаны до колен, клюлоты. Их девочки не носят. И волосы короткие. А, я понял, ты парень с женским именем.

Нет, она стриженная девочка в мальчишечьих штанах, - внес ясность подошедший Васька. Саша замешкался, так как зацепился шлепанцами за корягу и чуть не упал. Обувь у него, в отличии от брата, обутого в ликины старые кроссовки, была неподходящая для путешествий.

Ты, это, того, лучше сядь, Михель, мы тебе сейчас все объясним, а уж ты решишь общаться с нами или нет, - Сашка доковылял до компании.

Ты только не пугайся и слушай внимательно, - попросила Лика.

Михель сел, остальные тоже. Сашка, перебиваемый переодически влезавшим в разговор Васькой-Базелем, вкратце рассказал историю человечества за последние триста девяносто девять лет, особо остановившись на морозном дне января 2000 года.

Михель спокойно все выслушал и, вдруг, к удивлению гостей,, перекрестившись на небо, тихо сказал:

Спасибо тебе, Господи! Я не зря молился. Ты послал мне помощь. Теперь мы справимся.

Так что стряслось-то? - Сашка нырнул в канаву за свалившейся тапочкой.

"Плохо, что мы с Сашкой в домашних тапочках, ходить неудобно, но хорошо, что в квартире было натоплено и мы все в шортах. В джинсах контакт устанавливать было бы трудней. А тут все просто - посланцы Господа в клюлотах. Правда у Сашкины клюлоты все равно джинсы, только обрезанные, но сойдет. Главное фасончик." - подумала Лика.

Михель рассказывает.

Оказалось, что Васька при желании может молчать. Пока Михель рассказывал он не проронил ни слова, не отнимая таким образом драгоценное время.

В результате очень быстро выяснилось, что Михель и его шестнадцатилетняя сестра Мария, дети глинниковского ювелира, остались без матери десять лет назад. С тех пор заботы о них взяла на себя младшая сестра отца, тетушка Анна, бывшая в то время семнадцатилетней девушкой на выданьи, но так и не вышедшая замуж из-за любви к сиротам.

В этом месте рассказ прервался коротким замечанием сердобольной Лики.

Ну, что за годы - двадцать семь, ещё устроится!

По нашим временам она практически не имеет шансов, на таких старых у нас почти никогда не женятся. Разве, что женщина вдова. А Анна не была замужем, - Михель виновато вздохнул и продолжил.

Он рассказал о том, что у Марии до позавчерашнего дня был жених по имени Юрген. Юргена ювелир взял четырнадцатилетним подростком из монастырского приюта - монахи говорили, что мальчик способный. И оказались правы. Очень скоро Юрген стал настоящим мастером. А тут как раз подросла Мария, они полюбили друг друга и осенью двадцатилетний Юрген и шестнадцатилетняя сестра Михеля должны были отправиться под венец.

Но вдруг на Глинники посыпалась череда бед. Собственно все началось ещё одиннадцать месяцев назад, когда неожиданно скончался сорокапятилетний бургомистр городка. Уважаемый господин Ганс Миллер оставил красавицу дочь и безутешную вдову на попечение своего сорокалетнего холостого брата Бруно Миллера.

Ему же отошла и должность. Однако многие в городе были недовольны. Справедливый и приветливый Ганс выгодно отличался от злобного, нелюдимого Бруно, но по закону города на год власть перешла именно к нему. Горожане всерьез готовились к сентябрьским перевыборам бургомистра, до них оставался всего месяц и тут снова посыпались несчастья.

Сначала сгорела ратуша. Нет, каменные стены остались, а вот деревянные перекрытия и все городские документы превратились в пепел, а секретная металическая шкатулка с особо ценными бумагами исчезла. Исчез и мешочек с бриллиантами. Дело в том, что городской денежный запас был вложен в драгоценные камни, бархатный мешочек с ними хранился в специальной железной шкатулке. Так вот эта шкатулка не сгорела, её после пожара нашли, но пустую.

Однако это были общегородские несчастья. А два дня назад судьба начала обрушивать свои беды на семью Михеля Шварца. Корни некоторых из них тянулись с весны.

В апреле, когда вопрос о браке Марии и Юргена уже был решен, но ещё не объявлен для города, к ювелиру как-то заглянул сорокалетний бургомистр и предложил породниться. Он хотел выдать замуж за Юргена свою племянницу красавицу Бригитту, а себя, плешивого, покрытого бородавками, в каком-то страшном сне увидел мужем другой красавицы - Марии.

Как потом точно выяснил Михель, бывавший в доме вдовы с поручениями от отца и друживший с Бригиттой, она вовсе и не знала о предложении дядюшки и, хорошо относясь к Юргену, совершенно не собиралась за него замуж.

Она вообще замуж не собиралась, а имела иные жизненные планы, о которых, правда Михелю известно не было и о которых несколько позже предстояло узнать кое - кому из путешественников.

Но это случилось потом, а пока Михель продолжал свой печальный рассказ.

Отец вежливо отказал престарелому жениху и тот, тоже вежливо откланявшись, удалился. Отношения между ними внешне не испортились и пару раз бургомистр заходил к ювелиру с мелкими просьбами - то камень в перстне укрепить, то припаять колечко к серебренной табакерки с музыкальной крышкой. Ее вместе с другими

диковинками Бруно привез из Венеции незадолго до кончины брата.

Тогда же появился у него и блестящий кинжал в черненных ножнах, с ключиком на конце, украшенный драгоценными камнями. В Глинниках было не принято считать деньги в чужом кармане, но тем не менее горожане недоумевали откуда небогатый Бруно взял деньги на покупку такой шикарной вещи. Бургомистр никогда не расставался с кинжалом и было известно, что он переделал под ключик замок в фамильной усыпальнице. Там стояли мраморные гробы его отца и матери.

Ганс перед смертью успел попросить, чтобы его похоронили в земле на кладбище. Так что в фамильную усыпальницу кроме Бруно никто не входил, только по церковным праздникам Бригитта носила к порогу цветы в память о бабушке и дедушке. Зато сам Бруно удалялся туда каждый вечер. Горожане говорили, что он молится перед родительскими гробами. За такую преданную сыновью любовь ему даже прощали некоторые ошибки в управлении городом.

Два дня назад, в понедельник, бургомистр собрался по делам в Берлин, где намеривался переночевать и возвратиться к вечеру вторника. Перед отъездом он зашел в мастерскую к ювелиру. Тот вместе с Юргеном заканчивал браслет для Бригитты. Вдова заказала браслет ко дню рождения дочери Бригитте в среду исполнялось восемнадцать. Мастера старались - ювелир дружил с покойным бургомистром и чем мог помогал его семье. Они не нуждались в деньгах, но дружеское участие было